Quell'estate

Я смотрел на Эрмаля, сидящего передо мной с телефоном в руке и сосредоточенно фотографирующего свою тарелку с карбонарой, в то время, как один из его непослушных кудрей спадал ему на лицо, частично закрывая глаз. Делая вид, что убираю этот локон, я не смог удержаться от того, чтобы еще раз дотронуться до его мягких волос. Чтобы погладить их, снова почувствовать их густоту. Когда он заметил этот нежный жест, он притянул мою руку к своей голове, прежде, чем я успел убрать ее, возможно понимая, что это одно из последних проявлений нашей привязанности. Я привел его в один из ресторанов в Трастевере (район Рима), потому что в эти дни, между одной историей и другой, среди всех этих неожиданных событий, мне так и не удалось накормить его настоящей римской кухней. И я поступил правильно. Он был так впечатлен, что проводил все время за столом, фотографируя каждую самую незначительную мелочь. — Лучше ешь, а не думай о том, чтобы все это фотографировать! Ты как…как…ну как там называют тех, кто выкладывает в интернет фотографии еды? — Ахаха куда тебе до нынешних технологий, старичок? — Кудряш, можешь смеяться сколько хочешь, поговорим об этом через 6 лет, когда тебе будет столько же, сколько мне и ты будешь смотреть на молодежь 19 лет, разбирающуюся в этих телефонах намного лучше, чем ты. — Не беспокойся, ты тогда будешь еще старше, помни об этом. Ты всегда будешь старше меня и меньше разбираться в технологиях. А хотя, знаешь что? Сейчас я сфотографирую и тебя, замри, Фабри. — Нет, я не хочу, чтобы меня фотографировали. — противился я, пряча лицо руками, хотя на самом деле очень хотел сделать фото. Я просто стеснялся признавать, что с ним я хотел увековечить каждый счастливый момент, проведенный вместе. Хотел фотографию каждого поцелуя, каждой прогулки рука об руку, каждой улыбки, каждого раза, когда мы занимаемся любовью, чтобы пересматривать их, когда мы будем далеко и хоть как-то уменьшать свою тоску по нему. Но вместо этого у нас была только одна совместная фотография, с того заката, проведенного на пляже в Бари. Когда вы слишком заняты тем, чтобы быть счастливыми, у вас нет времени на фотографии. — Давай, улыбнись, ты прекрасен как солнце, а у меня лишь одна твоя фотография! Я смущался как девятнадцатилетняя девочка перед первым сексом, мои щеки буквально горели, я начал смеяться от стеснения, но я не смог отказать ему в одной фотографии, видя, как это важно для него. Поэтому, несмотря на смущение, я постарался принять нормальную позу, расправил плечи, привел в порядок волосы и, чтобы выглядеть милым, стал посылать в камеру воздушные поцелуи. — Хватит с этими поцелуйчиками! — воскликнул Эрмаль. Вместо ответа я стал посылать ему еще поцелуи, сто, тысячу, миллион, просто чтобы побесить его. — Ты меня провоцируешь или что? — спросил он неожиданно низким и чувственным голосом. Не дожидаясь моего ответа, он швырнул телефон на стол, встал со стула и, подойдя ко мне, наклонился к моему лицу, чтобы прильнуть своими губами к моим в практически целомудренном поцелуе, учитывая в каком людном месте мы находились, но этого оказалось достаточно, чтобы возбудить меня. — Эрмаль, он встал. — прошептал я, уткнувшись лицом в его грудь, чтобы скрыть смущение, вызванное этой неожиданностью. — Значит, теперь мы в расчете. — ответил он, поглаживая меня через джинсы так, чтобы этого не было видно из-за соседних столиков. Он еще раз поцеловал меня, после чего мы вернулись к еде, делая вид, что этот момент между нами будет бесконечным, игнорируя осознание того, что в багажнике моей машины лежит уже собранный чемодан, а время мчится к неминуемому взлету его самолета. Мы знали, что все это скоро закончится, мы должны будем расстаться и ждать еще целую неделю, прежде чем увидеться, что это ожидание будет камнем лежать на нашем сердце, травить душу. Мы были вынуждены смириться с тем, что пока мы не начнем жить вместе, каждый раз мы будем разлетаться, а дни, разделяющие нас, будут бесконечными, чтобы заставить нас ценить те немногие часы любви. Но если этого будет достаточно, чтобы сделать нас счастливыми, то так оно и будет. Мы переживем все это, чтобы спасти нашу любовь. В этот момент я слишком часто представлял нашу совместную жизнь. Что я буду чувствовать, просыпаясь рядом с ним каждое утро, буду ощущать его аромат, как первый запах этого дня, делить завтраки и ужины, каждое Рождество и другие праздники, больше не чувствовать, как тоска по нему не дает мне даже дышать. Я просто представлял, что буду испытывать, когда он станет моей повседневностью, удастся ли нам не дать умереть нашей любви? И сейчас, сидя перед тарелкой вкуснейших букатини, которые к этому моменту приняли небольшой привкус грусти, я понял как быстро пролетели эти 3 дня. Что, несмотря на вечер в баре и Франческо все между нами было идеально. Мы знали как сплести совершенство на ковре из дефектов. Мне бы хотелось подробно рассказать ему о том, что я испытал, когда в перерывах между приступами тошноты и отвращения после поцелуя Франческо, я понял, что не испытываю влечения к другим мужчинам, что представляя, как рука мужчины касается моего тела, не испытываю ничего кроме дискомфорта. Что Эрмаль — одно единственное исключение и я не понимаю, какое влияние на меня могут оказать женщины. Но я не хотел обременять наш последний час вместе слишком тяжелыми речами, не хотел упоминать Франческо и, по возможности, старался не думать о нем. Эрмаль не знал и о том, что он преследовал нас в день его приезда, что он сфотографировал нас, целующимися возле Колизея. Что было не так уж плохо, если бы не было порождено абсолютным сумасшествием. В остальном же, у нас впереди была целая жизнь, чтобы разобраться с нашей сексуальной ориентацией. — Который час, Фабри? — спросил Эрмаль, когда мы оплатили счет. — Половина четвертого. — Максимум через час я должен быть в аэропорту. Я не хочу улетать… — Ты не скучаешь по Бари? — Скучаю, конечно, но уже знаю, что когда буду там, я намного сильнее буду скучать по тебе. В следующий раз я возьму билет на самолет, улетающий в 10 вечера, чтобы побыть с тобой хоть чуть-чуть дольше. — Любимый, хватит об этом думать, пойдем со мной в туалет. Я избавлю тебя от грусти. После этого предложения его взгляд тут же переменился, а на лице заиграла хитрая улыбка. — Ты знаешь, что каждый раз, когда ты предлагаешь мне пойти вместе в туалет — это признание в любви? Я поцеловал его в лоб, взял за руку, переплетя между собой наши пальцы и повел его в туалет, игнорируя изумленные взгляды, направленные на наши руки. Какое мне было дело до мнения людей, когда рядом со мной было все, в чем я нуждался в этой жизни? Я закрыл дверь и прижал его к стене, набросившись на его нежные розовые губы. Наши языки слились друг с другом в страстном танце любви. Они переплетались, ласкали друг друга, сопровождали наши руки, проникавшие под наши футболки. Прижимая его к себе, я почувствовал, как его возбужденный член упирается мне в живот. Подгоняемый своим возбуждением, преследовавшим меня весь ужин, я расстегнул молнию его брюк и набросился на его член, полностью погрузив его в свой рот. Он получал сумасшедшее удовольствие, возможно, из-за необычного места, возможно, из-за опасения, что наши крики могут услышать, возможно, из-за осознания, что должно будет пройти еще несколько дней, прежде чем он снова сможет почувствовать мой язык на своем члене.  — Могу войти? — спросил я Эрмаля, когда почувствовал, что мое возбуждение достигло своего пика, и я решил войти в него, чтобы в последний раз объединить наши тела. Он прошептал «да» между тяжелыми прерывистыми вдохами и позволил мне сделать это, едва сдерживая крики удовольствия. Мы кончили вместе и, со все еще прерывистым после оргазма дыханием, рука об руку выбежали из ресторана и вернулись к машине. Поездка прошла очень быстро и в мгновение ока мы оказались в римском Фьюмичино. — Ну вот мы и приехали, Эрмаль. — сказал ему я, чувствуя, как мое сердце разбивается на осколки, после того, как припарковался перед входом в аэропорт. — Мне не хочется выходить. — пробормотал он, только удобнее устраиваясь на сидении. — Тогда оставайся. — Не могу, не сейчас. Мы должны уладить некоторые вопросы, прежде чем сможем начать жить вместе…должны решить кто из нас к кому переедет. — Это действительно не имеет значения, важно лишь то, чтобы мы жили в одном и том же месте. — Я знаю, но мы должны сделать все так, как будет лучше. Это очень важный шаг, я уже говорил тебе, это случится скоро, даже если для меня это не совсем удобно. — Ни для одного из нас. А теперь давай, ты пропустишь самолет. — Да, Фабри. Он взял мое лицо руками и одарил меня сладким поцелуем, нежным, бесконечным, наполненным грустью и слезами, увлажнившими наши лица. — До пятницы, Фабри. Я люблю тебя. — сказал Эрмаль, запуская руку в мои волосы и отстраняясь от меня. — Я тоже тебя люблю. Я достал чемодан из багажника и провожал его взглядом, пока он не испарился у входа в аэропорт. Я решил остаться до предполагаемого времени его отправления, сопровождаемый тоской по нему, решил подождать внутри машины, пока не увижу, что его самолет взлетит в воздух. Только тогда я смогу уехать домой. И счастье летело, Как улетает мыльный пузырь…