Гиперборея

Закат здесь не такой, как дома. Багровые тона — будто стекающие по небу реки вишневого сиропа, а скользящие еле-еле облака — как мягкие и нежные сливки. Их бы зачерпнуть, да попробовать на вкус, вспомнив дождливое небо из окна родительской квартиры. Небо, которое укрывало нас с тобой холодными, но для двоих — наполненными теплом — вечерами. Таких вечеров было не так уж и много, их можно пересчитать по пальцам, но я помню все. Воспоминания душной волной накатывают, заставляя вновь ощущать то безграничное счастье, радость обладания хоть на пару часов, призрачную надежду, росшую, как плющ на заброшенном дворе, а потом и всепоглощающую ярость и боль. Да, сегодня определенно тот день, когда я не могу сказать воспоминаниям нет. Для этого есть две причины. Ты и встреча с тобой, на которую я какого-то черта согласилась. Правда, теперь шансы равны. Я больше не маленькая девочка, которую можно обвести вокруг пальца, забрав необходимое, а потом выбросить, как ненужную игрушку. Да, Марина Анатольевна? Такие шутки больше не пройдут, я теперь живу не только для себя, но и для своего ребенка. Какой-то злой рок, а может, то хорошее, что еще осталось во мне к тебе, заставило меня назвать мою малышку твоим именем. Может, тяга к самоистязанию? Я не знаю, да и знать не хочу. Ничего уже не изменить. — Мам… Я оборачиваюсь, улыбаясь Марине, и момент ностальгии разбивается на крохотные осколки. Нужно уложить ее спать, а чтобы она уснула, нужно продолжить читать. Бросаю последний взгляд на окно, за которым безупречно красивый закат, и возвращаюсь к Гарри Поттеру, безостановочно отвечая на вопросы своей «любопытной Варвары». Не по возрасту, конечно, но почему бы и нет… Минут через двадцать, когда Марина наконец-то уснула, я поднялась с кровати и, глубоко вдохнув, направилась к шкафу. Надевать что-то особенное смысла не было, но и выходить в одной футболке — не комильфо. Быстро одевшись, я бросила взгляд на часы. Совсем немного, и мы вновь встретимся, и к этой встрече я буду готова на все сто процентов. Маленькие детки имеют свойство вырастать, как и маленькие акулята, превращаясь в настоящих и диких акул с несколькими рядами зубов. Это сравнение неожиданно развеселило. Давя улыбку и смех, я быстро сменила футболку, натянула джинсы и, бросив взгляд на спящую дочь, оставив на всякий случай радионяню, передающую сигнал на мобильный, вышла из номера. Когда я шла по коридору, на меня снова начало нападать раздражение. Зачем я это делаю? Почему? Что еще она может мне сказать? Что так безжалостно выбросила за борт, а теперь хочет извиниться? Извинения мне ни к чему, а сама Марина Анатольевна, вероятно, могла бы кануть в Лету, если бы не эта встреча, сковырнувшая незажившую до сих пор рану где-то внутри. Зачем я это делаю, господи? Словно возвращение к пруду, который приятно холодил кожу, но в какой-то момент дно подкинуло тебе битое стекло, распоров стопы до кровавого месива. Неужели люди, единожды ошибившись, хотят ошибаться снова? Видимо, да. Дойдя-таки до веранды, укрытой в чуть менее жарком сумраке, я увидела ее, сидящую за столиком в самом углу. Длинные ветви молодого ещё золотистого фикуса скрывали ее в тени, но… Укромный уголок, как и кабинет в универе. Повторим? — Что ты хотела от меня? — не раздумывая спрашиваю я, садясь на рядом стоящий стул, ненароком начиная любоваться тобой. А все же я забыла твои черты. Где-то холодные, может быть, даже острые и жесткие, но со мной всегда теплые. Твой взгляд прояснился, когда ты осознала, что всё-таки я пришла, и вздох облегчения прокатился по пустующей веранде. Это так… странно. Ты разуверилась во мне? Я хотела было спросить, но передумала, вовремя прикусив щеку изнутри, все еще сверля тебя взглядом. — Хотела увидеть тебя, — отвечаешь ты, немного ежась, будто бы с надеждой смотря на меня, будто бы теперь я — твоя вода, способная утолить жажду. От этого всего меня накрывает эмоциональный ураган, замешанный скорее на обиде и злости, потому что, как ты смела надеяться на что-то? Я отвожу взгляд, сжимаю руку в кулак и коротко выдыхаю. — Ну вот ты и увидела, все? — сама не знаю, что говорю, ведь я… Я ждала этой чертовой встречи столько лет! Ждала, что в твоих глазах будет та же щенячья надежда, что и в моем сердце, пока ты игралась со мной. Игралась со мной так, как никто и никогда больше. Это не смешно. Это всегда со мной, куда бы я ни шла, висит на краю сознания. Мне хватает всего лишь секунды, чтобы подумать: пан или пропал. Я резко вскидываю руку и хватаю тебя за запястье, притягивая к себе. Ты даже не успела ответить на вопрос, не ожидая его, а сейчас тебе и вовсе некогда. Ты удивлена? Ошарашена? Ждешь оскорблений обиженной девчушки, которая имела тебя в машине и не давала тебе покоя? Я улыбаюсь, сжимаю запястье крепче и наклоняюсь, чтобы поцеловать тебя. Твой стон следует мгновенно, по коже будто бежит электрический разряд, и я углубляю поцелуй, даже не думая останавливаться. Если это именно то, чего ты хочешь, ты это получишь. Свободной рукой я уже расстегиваю пуговицы на твоей рубашке, а не находя бюстик, хихикаю в поцелуй. Все такая же предусмотрительная, несмотря на прошедшие годы. Соски под пальцами твердеют, ты снова стонешь, а я отталкиваю тебя к стене вместе со стулом. Нависаю над тобой, лезу под шорты рукой, выпустив твое запястье, и провожу ладонью между ног. Шорты! Поприличнее ничего надеть не могла? Влажная, уже, сейчас, так быстро. Для меня ли? Моя ли? Или все же… Просто секс, Саша. Не думай, а делай. В ушах звучат рефреном твои слова с прошлых встреч, твои стоны, твои обещания, и я перестаю думать. Есть сейчас, «тогда» больше нет. Проникаю в тебя сразу двумя пальцами, продолжая терзать рот поцелуями, и чувствую, как ты дрожишь, не можешь и слова сказать, потому что не даю. Будь сегодня занята только мной, не болтовней о том, что было и могло бы быть. Мы всё равно разойдемся, когда всё кончится. Ни ты, ни я не сможем построить новое завтра, пусть огонек в «нашем камине» все еще горит. — Выдыхай, Марина Анатольевна, — шепчу я в губы, а ты на это стонешь еще громче, хватаясь пальцами за мои плечи. Так хорошо. Так отлично. Ощущения непривычные, но все такие же горячие. Ты моя, всегда моя, была и будешь, даже если не в настоящем. Я ускоряю темп, прикусывая мочку, опускаюсь ниже и оглаживаю языком бьющуюся венку на шее. Быстрее, Марина, быстрее. Когда тебя схватывает спазм оргазма, я готова простить тебе все, ведь ты такая же, как и прежде. Близкая, родная, любимая. Взгляд туманный, голос охрипший, пальцы сильные, оставляющие синяки. А может быть, это последний раз, Саш? Но эта Саша, взрослая Саша, а не та маленькая Саша, не знает.