Магнолия.

Мавис внимательно смотрела, как напротив армии всех светлых волшебников гильдий, которые еще остались в относительной целости и сохранности после начала войны, медленно появляются Демоны Тартароса. Конечно, это было естественно, что их было уже не так много, как раньше — подавляющее большинство уже валялось безвозвратно мертвыми усилиями всех волшебников, но все равно даже на нее эти создания навевали тоску вперемешку с меланхолией, не говоря уже об остальных магах, которые подобной гибкой психикой явно не обладали. Впереди всех светлых, как и положено главному герою этого дня, стоял никто иной, как Нацу, рычащий на этих тварей почти постоянно, временами порывающийся набить морду хоть кому-то. Взъерошенного после битвы, злого, как тысяча чертей, Драгнила сдерживали пока что только усилиями Эрзы и Макарова, которые с достоинством встречали то, что должно произойти в ближайшем будущем. Вермилион неслышно хмыкнула, переводя взгляд на их соперников. Точнее, поверх их голов. Что ж, этого и стоило ожидать, ибо пафос и изрядная доля патетики была присуща ему ещё в те времена, когда он был в относительном адеквате. Над армией демонов на золотом троне парил никто иной, как Зереф Драгнил собственной персоной. Черные всклоченные волосы, темная закрытая одежда. И яростный, больной алый взгляд, прожигающий насквозь. Помнится, у их Зерефа глаза были чернильно-черные, словно ночь, завараживающие своей глубиной. А этот Зереф был чужд ей точно также, как и его магия: черная, прогнившая насквозь мерзкими поступками — абсолютно точно не родная. Кто бы знал, как самой Мавис хотелось шарахнуть его каким-нибудь заклинанием, чтоб мозги встали на свое законное место, чтоб внутренний прячущийся максималист сдох в муках совести. Но, увы и ах, даже Вермилион тут не потянет. Тут помогут только воспитательные пиздюли от Люси-сан, но вот ее-то как раз Мавис уже давным-давно не видела. Она подняла взгляд и снова всмотрелась в черты лица Зерефа. Было видно, что он нервничает. Волнуется, что ли? Или просто насмехается? — Какая приятная встреча, Мавис, — сладким голосом произнес Драгнил, вальяжно сидя на своем троне. После его слов демоны оскалились, заставляя светлых магов скрипеть зубами от бессилия, но перебивать своего господина этериасы не осмелились. — Сколько лет прошло с нашей последней встречи? Восемь, милая? Или больше? — Намекаешь на произошедшее на Тенрю? — прохладным тоном осведомилась девочка. — Ох, ну что ты, Мавис! — притворно всплеснул руками маг. — Когда это я имел право говорить что-то о твоих неудачах? Вермилион отчётливо скрипнула зубами. — Я смотрю, ты совсем потерял страх. — Первая, да давайте уже ему вмажем! — рявкнул доведенный Нацу, разминая кулаки, но его сдержали в очередной раз. Мавис коротко глянула сначала на него, а потом и на подавшегося на пару сантиметров вперед Зерефа, наблюдающего за ним голодными глазами. Что ж, к брату он все же хоть что-то, но еще чувствовал. — Не смей перебивать Первую, придурок! Старший из братьев Драгнил коротко усмехнулся, наблюдая весь этот переполох. Как же долго он ждал этого момента! Момента, когда младший брат наконец-то станет настолько сильным, что сможет его, Зерефа, убить и прекратить существование самого могущественного чёрного мага Фиора, стереть в порошок того, кто сам же и вырыл себе могилу. Единственное, что где-то в душе, куда не смогло попасть чертово проклятие, до сих пор таилась надежда на встречу с единственным важным для него человеком. Глупая, наивная надежда, которая никогда не исполнится. Он усмехнулся, и глаза привычно вспыхнули кроваво-красным цветом. Нельзя надеяться. Нельзя заставлять себя верить в ту, что уже не существует. В ту, что уже никогда не сможет предстать перед ним, как это было раньше. Люси… Его боль, его сердце, его существование, его молитва, навсегда изчезнувшая в пылу войны государств. Он никогда и никому не признается — даже себе, — что он помнит каждую секунду, проведенную рядом с ней бок о бок. Что каждый вечер, стоя перед зеркалом, ему чудится, как за его плечом стоит её хрупкий силуэт, с горящими яркими глазами и любимой светлой улыбкой. Наваждение кладёт руку на его плечо и так смотрит, что колени подкашиваются от осознания всего ужаса, что он натворил — в такие моменты Зереф готов на все, лишь бы искупить свои грехи, лишь бы наконец-то встретить его Люси — пусть и на том, ином, Свете. А потом сознание поглощает проклятие Акселам, и Зереф Драгнил изчезает во мраке ярости и боли, вновь погружаясь в отчаяние. Он помнит, что сам виноват в получении этого мерзкого приговора судьбы, прекрасно знает, что Люси пыталась его отговорить, но… Он всегда слишком сильно впадал в отчаяние, забывая здравый смысл и логику — тогда это был единственный путь по воскрешению Нацу. Возможно ли было тогда найти иной выход, который не привёл бы к таким последствиям? Тогда не было бы ужасного чёрного мага с не менее чёрным прошлым. Тогда он был бы счастлив с его Люси, смог бы добиться всего того, о чем мечтал. Слишком поздно он понял и осознал грехи, чтобы попытаться это исправить. Его приговор — смерть. И он исполнит его. — Одумайся! — Мавис, милая наивная Мавис, ты не поймёшь, как ему на самом деле мерзко понимать, что причина ваших смертей — он. Даже сквозь проклятие он помнит всю боль, что принесла твоя смерть ему и другим. — Зереф, черт тебя подери! — Не смей так обращаться к Господину! — взвился один из тех тварей, что он создал, порываясь вперёд и останавливая себя в самый последний момент. Однако Вермилион даже не подумала оставливаться. — Ты понимаешь, что это не выход? — она вдруг резко выдохнула. — Что бы сказала она? И Зереф замирает. Лицо его становится непроницаемой маской. Одно дело вспоминать в одиночку, молча лелея в голове любимый образ. Другое дело слышать от человека, который разделяет всю его боль от потери любимой наставницы и просто невероятной женщины, которая была рядом несмотря ни на что. — Мне плевать, — онемевшими губами шепчет уже не он — за него отвечает Анкселам. — Не ври хотя бы себе, — цедит сквозь зубы Мавис. Она стоит все так же впереди всех, закрывая остальных от взгляда мага, и Зереф вновь вспоминает, что девчонке биологически едва тринадцать. — Она мертва, — Зереф не обращает внимание на то, как шокированное переглядываются между собой светлые и шушукаются демоны. Сейчас, несмотря на происходящее, проклятие оступает под тёплыми воспоминаниями о тех днях, когда он был по-настоящему счастливым. — Она умерла по моей вине и я сделаю все, чтобы окупить свой грех. Это моё наказание за все, что я совершил. Вермилион хочет что-то сказать в ответ, но замирает, вдруг к чему-то прислушиваясь и удивлённо моргая. Она резко и глубоко выдыхает, чувствуя, как от магии накаляется воздух и становится трудно дышать. Густой и сухой, он не даёт нормально насытиться кислородом, и проклятие Анкселам вдруг взвивается вверх, боясь попасть под контроль чужой, слишком сильной магии. — Какие громкие и самоуверенные слова для человека, всю жизнь бегущего от своего наказания, — излишне громко разносится над полем битвы, и Драгнил резко вскакивает с трона, слыша такой родной голос, звучащий сейчас яростно и зло. Он звучит так, словно говорящий человек находится везде. — Только вот правды в них — ни капли. Мавис коротко бросает взгляд на ошарашенных светлых магов и молчит. — Скажешь что-то ещё? Она появляется словно из ниоткуда, сотканная из теней прямо на их глазах. Длинная коса золотых волос, знакомое им решительное выражение лица и горящие адским пламенем глаза — такие родные и любимые, забытые на долгие века. Люси ступает по земле мягко, невесомо, а вслед за ней стелятся послушными псами чёрные тени тех, кто когда-то был убит её рукой. Мавис думает, что её наставница так и не разлюбила внезапность и показуху. Зереф лишь смотрит на неё внезапно черными глазами, в которых плещится тоска и ненормально больная надежда. — Ты… — Когда мне сказали, что ты успел натворить во время моего отсутствия, — Хартфилия останавливается ровно по середине между армиями, — то я подумала, что это далёкое приувеличение. В конце концов, я считала тебя достаточно разумным, чтобы не читать лекции о здравом смысле. Однако, как оказалось, в детстве тебе все же не хватило порки. Драгнил всматривается в её лицо. — Жива, — констатирует он и вдруг громко, надрывно смеётся, закрывая лицо ладонями. Резко вскидывает голову, и на Люси смотрит уже жадный до власти маг, проклятый Анкселам. Красные глаза, раздувающиеся от ярости ноздри и тяжёлый запах смерти. Люси ухмыляется. — Да, милый мой, жива и даже здорова, — Люси усмехается и видит, что это не её мальчик. — Убью! — Попробуй. Взмах руки, который даёт понять Мавис о необходимости ставить барьер на светлых — сегодня это только её битва, только её возможность спасти Зерефа от проклятия. Небольшая нестабильность, маленькая ошибка, и все пойдёт крахом. Главное сосредоточиться, не сделать необратимого. Вермилион кивает, читает короткое заклинание и светло-голубой купол накрывает армию волшебников, не позволяя им вмешаться в бой. — Смотрите внимательно, — криво улыбается она, когда Зереф срывается с места. — Сейчас будет творится история.

***

Любовь — то, во что она не верила ровно до встречи с этим ребёнком. Наивный мальчишка с широко распахнутыми чёрными глазами, так по-детски мило и остро среагировавший на наклонности своей магии. Который так боялся стать тёмным магом, но ставший им. Люси никогда бы не призналась даже самой себе, что людей в этом мире, которые были ей по-настоящему нужны и важны можно пересчитать по пальцам одной руки, а на остальных ей, собственно, было всегда плевать. Их бы она с легкостью отправила бы на смерть, и глазом не моргнув. Ей было плевать на все, что не касалось её или её семьи. Но… Как иронично, что именно от ее любви сейчас зависит судьба всего мира.