Когда звёзды падают

      Ночь как мгновение.       Как Вечность.       Бесконечность.       Взрыв…       Вспышка…       Безумие…       Иван выныривает из густого тумана бессознательности, куда упал так внезапно, что не успел ощутить ту тонкую грань между удовольствием и забвением.       Сквозь плотно задёрнутые шторы еле-еле пробивается тонкий лучик восходящего солнца, а рядом глубоко дышит Ян, посапывает во сне, подёргивает губами, будто разговаривает с кем-то.       Иван приподнимается на одном локте и рассматривает спящего парня — спокойно, не торопясь — раньше такой возможности не было. Всегда было быстро, резко, без тормозов, с напрочь сорванным дыханием.       Ян… расслабленный, тёплый Ян… так рядом. Иван смотрит на него, любуется им. И пусть по лицу Яна размазана вчерашняя косметика, превратившаяся сейчас в одно сплошное разноцветное пятно с чёрными разводами туши. Пусть одежда на нём сбита сплошным комком — с плеча свисает почти оторванный рукав, да и всё остальное в очень печальном и плачевном виде — Иван вспоминает, как рвал ночью эти тряпки во все стороны, зло, отчаянно, с рычанием. Пусть волосы на голове спутаны, а белые чулки держатся только на щиколотках, да и сам Ян похож больше на привокзальную, много раз побывавшую в деле, проститутку. Пусть.       И всё равно он красив.       Иван мысленно оглаживает лежащего рядом с ним парня, прикасается только взглядом, ведёт от макушки до кончиков пальцев на ногах и обратно. Вслед за взглядом к телу тянутся руки… чуть касаясь, почти невесомо гладят голую кожу. От колена и вверх по бедру. Пальцы натыкаются на неровность, Иван хмурится, приподнимается… по передней стороне ноги от колена и выше несколько рядов белых полосок — некоторые совсем белёсые, почти незаметные, некоторые выпирают тоненькими рубчиками.       Волошин отодвигает ткань юбки с другой ноги — такая же картина. Переводит взгляд на лицо Яна… зачем ты это делал? Смутная догадка в голове… руки. Гладит ладонью по почти прозрачной коже, с бьющимися под ней венами… да, точно… одна полоска, вторая, третья… да что ж такое…       «Что с тобой?»       Незаданный вопрос повисает в воздухе, а Ивана накрывает волной безграничной нежности к спящему и такому беззащитному сейчас под его взглядом парню. Он осторожно касается подушечками пальцев плеча, совсем легко, невесомо, пальцы дрожат — ведёт ими плавно, скользя по коже вверх к шее до самых волос и обратно. Плотно прижимает ладонь к спине и вниз вдоль позвоночника… тепло, согревается.       Ян тихо стонет во сне, инстинктивно поворачивается еще больше на бок, почти на живот и со вздохом прогибается в пояснице. Рука Ивана перебирается под скомканные юбки на живот, прижимает уверенно, но не сильно. Дыхание тяжелеет, хочется ворваться в податливое тело на полном ходу, но Волошин медлит, гладит, выцеловывает шею Яна, всё ещё боясь его разбудить, контролирует свои движения.       Дыхание тяжелеет ещё больше, стон рвётся от нарастающего желания. Иван прикусывает губы, пытаясь заглушить его, оставить там, где он зарождается — в самом горле, чтобы только воздух вышел сквозь стиснутые зубы. Тело сводит от нетерпения, а Ян вздыхает во сне… не подозревая, что сейчас творится в реальности.       «Ты только спи, ты спи… не просыпайся…»       И между ягодиц… твёрдым, настойчивым… плотно, впритирку. Дыхание готово сорваться с обрыва в пропасть. В голове муть, перед глазами яркое марево.       Ян… тё-ё-ёплый, расслабленный, податливый.       «Мой», — хрипит кто-то незнакомый внутри черепной коробки.       «Мой», — утверждающий, удовлетворённый выдох.       Горячий. Сейчас. В это мгновение он принадлежит ему, только ему. Полностью. Без остатка. Поэтому пусть он спит, пусть он спит, как можно дольше, чтобы не пропала эта иллюзия принадлежности.       Одно желание в голове — подтвердить своё право собственности, присвоить, заклеймить. Хочется стиснуть зубы, прикусывая до крови, чтобы все видели, чтобы сам он не забыл. Пульс рвётся. Желание захлёстывает непреодолимо и неизбежно, вне контроля… уносит в запредельную зону бесконечного кайфа. Белые вспышки перед глазами… как же хочется. Мучительно-сладкая дрожь по телу, судорогой насквозь.       Остатки самообладания ещё тут, Иван держится на них, медленно потираясь ноющим от возбуждения членом между ягодицами Яна.       Невыносимо. Мутная волна водоворота поднимается откуда-то из глубин сознания, утаскивает за собой, вкручиваясь в виски:       «Возьми, возьми, возьми»…       Память подсказывает, что ночью было всё мыслимое и немыслимое, что можно не осторожничать, но Иван всё равно шарит рукой по кровати в поисках туба со смазкой… Должен быть, должен… да-а-а, есть.       Быстро на пальцы и мокрыми, дрожащими от нетерпения, толкается вовнутрь, в жаркую и тесную глубину. Нет, нельзя было с ходу, проснулся бы, разбудил бы… сделал больно… Нет, не так, не с ним.       Растягивает, разминает, расслабляет… прислушиваясь к размеренному дыханию рядом.       «Спи, моя звезда», — а у самого звёздная пыль перед глазами, в носу, горле, лёгких, отравляющая, не дающая возможности спокойно вдохнуть.       Ян снова стонет, тело само откликается на проникновение. Не в силах больше сдерживаться, Иван прижимается членом к сфинктеру, обхватывает руками под животом Яна, придерживает и… толчок… да-а-а-а. Гладко, плотно, влажно… Плавно вперёд, глубже… ещё глубже. Дыхание срывается, падает на скалы, разбиваясь хриплым стоном.       Толчок.       Медленно, Тягуче. До предела.       Руками упор в постель, чтобы не придавить.       Назад… И снова вперёд — резко. Сразу до основания.       Назад… Почти выходит, и снова в жаркую глубину, чувствуя ответную пульсацию внутри.       Замереть.       Накрывает. Сразу. Почти сразу.       Быстрее, ускорение на максимум.       Дыхание в сбой, отрывистое, жёсткими выдохами.       Ещё-ё-ё-ё-ё-ё.       В ритме с пульсом.       В ритме с желанием.       В темпе кайфа.       Сильнее. Резче. Не жалея. Уже не жалея. На финишной прямой, на взлётной полосе, над ядерной кнопкой в секунде от нажатия…       Мир сжимается до пульсирующей вспышками точки. Точки абсолютного кайфа.       Нарастает. Несётся навстречу со сверхзвуковой скоростью и с таким же гулом грохочет кровь в венах. Столкновение. Удар. Взрыв…       Где-то на инстинктах.       Блядь.       Бля-я-ядь       И восхитительное оглушение.       Мерцающие синевой звёзды.       Летающие обрывки мишуры.       Всемирный потоп и ядерная зима.       Никого из живых.       Только они.       И пустота.       Ахуенная, пропитанная тягучим кайфом пустота.       Это как пролететь через все галактики.       Это… Это просто… Навзничь, насквозь, навылет. Навсегда.       Иван обнимает Яна, прижимает к себе, переводит дыхание, сердце постепенно успокаивается, улыбается, целует в открытую и беззащитную шею.       Ян вздыхает, стонет под ним:       — Ты меня чуть не задушил.       Иван улыбается:       — Ты не спишь?       — Удивительно, правда? — Ян тихо смеётся. — И чего это мне не спится? Не знаешь?       — Понятия не имею, — Иван утыкается носом во влажные волосы Яна.       — М-м-м, пусти, мне надо встать, — Ян пытается выскользнуть из сжавших его объятий, но Волошин только усиливает хватку.       — Не надо тебе встать.       — Мне надо, — упрямо настаивает Ян. — Подо мной мокро, и мне некомфортно.       — Ты что…? — Иван недоверчиво поднимает голову и смотрит в лицо лежащего рядом с ним парня.       — Да тут и мёртвый бы кончил, — фыркает тот и снова ёрзает. — Ты ебался, как в последний раз.       — Никогда не знаешь, какой раз станет последним, — глубокомысленно замечает Волошин.       — Это ты верно сказал, — тихо отвечает Ян и просит. — Отпусти меня. Я чувствую себя бывшим в употреблении. Мне надо в душ.       — Потом, — Иван удивляется, откуда в нём сейчас такая уверенность в себе, почему он, как раньше это было, не подчиняется решению Яна.       И как ни странно, в этот раз именно Ян почему-то подчиняется, покорно расслабляется рядом, поворачиваясь лицом к нему.       Волошин улыбается, прикасается пальцами к такому близкому лицу, обводит контур, кладёт ладонь на затылок и притягивает Яна к себе, целуя его сразу, глубоко, жарко и настойчиво. Ян стонет ему в рот. Иван ловит себя на мысли, что это первый раз, когда они вместе, рядом, не по пьяни, а в трезвом сознании, и Ян не растворяется в утренней дымке, не исчезает призрачным миражом. Что звёзды могут светить и днём, если бережно держать их в ладонях.       — Мне хорошо с тобой, — шепчет он в губы Яну, тот грустно улыбается.       — Хорошо долго не бывает.       — Почему?       — Не знаю, человек рождён не для того, чтобы быть счастливым.       — Кто это сказал?       — Кто-то умный…       — Кто-то умный был слишком несчастлив. Счастье в руках человека, мы сами кузнецы своего счастья, — Иван уверен в своей правоте.       — Некоторые куют какую-то хуйню вместо счастья, не находишь?       — Согласен. Но есть исключения.       — Есть. Редко. Почти никогда.       — Один случай на никогда?       — Один случай на никогда.       — Дай мне возможность попробовать, — просит Иван, сейчас нужный момент, сейчас всё может сложиться.       Ян тянется рукой к его волосам, проводит сверху вниз.       — Со мной трудно.       — Я заметил.       — Я невыносим.       — Я в курсе.       — Тебя надолго не хватит.       — Откуда такая уверенность?       — Ты не знаешь меня.       — Я хочу узнать тебя.       — Тебе не понравится.       Иван приподнимается на локте и, нависая над Яном, говорит, глядя ему в глаза:       — Ян, мне уже нравится. И с этим уже ничего не поделаешь.