Гризельда, отчаявшаяся жертва
Больно. Хотя, нет. Это ещё не больно. Больно будет потом. Но всё равно – больно. Вишу на заведённых за спину, вывернутых руках. К ступням привязано ведро, которое постепенно наполнялось водой. Теперь оно до краёв уже, теперь больнее не будет... если господин Ульбрих не привяжет ещё одно. А он может. Он и не то может, вон как Магдалу обрабатывает. Так что будет больнее. Гораздо, гораздо больнее. Самое обидное, что я даже передохнуть не могу. Только-только осознаешь себя, только-только восстановишь воспоминания о своих жизнях, как господин Ульбрих уже зовёт меня на жертвенный стол. Так было и в прошлой жизни, и в позапрошлой, и в поза-позапрошлой... а может, и раньше. Не помню. Наверное, предпочла забыть. Господин Ульбрих любит повторять, что это «расплата за оскорбление». Не знаю. Наверное, это так, раз сам господин Ульбрих об этом говорит. Что это было за оскорбление, он не уточняет. Возможно, я забыла назвать господина Ульбриха «господином»? Я помню, в прошлой жизни одна девочка совершила подобное преступление, её сразу на жертвенник отправили. Вообще, у господина Ульбриха немало таких любимых жертв, которых он раз за разом мучает, Магдала – одна из них. Он очень обидчивый, господин Ульбрих, и очень любит наказывать преступниц. Это понятно, правильно и справедливо, но сколько раз подряд-то?! Тихонько стону, стараясь не привлекать излишнего внимания и отсрочить неизбежное. Столько раз, сколько сочтёт нужным господин Ульбрих. Нет, нет! Кажется, я застонала слишком громко, или господин Ульбрих решил ненадолго отвлечься, но он идёт ко мне. Нет... – Тебе неудобно, Гризельда? – улыбка. Ласковая, участливая. – Ты только скажи об этом, и я тебя и вниз спущу, и от жертвоприношения в этой жизни избавлю. Обещаю это, ты только попроси. Словами, словами попроси! – улыбка превращается в весёлый оскал. Мычу. Отчаянно. Мычу и лихорадочно мотаю головой: ещё до того, как подвесить меня, господин Ульбрих вырвал мой язык раскалёнными щипцами. – Молчишь? – пытаюсь сказать хоть что-то, тщетно. – Ну, раз молчишь, значит, и повисеть согласна, и на жертвенный стол пойти. Хорошая девочка, хорошая, – господин Ульбрих нежно гладит мои волосы. – Может, поцелуешь меня, а? Всего один маленький поцелуй... Тянусь, тянусь головой изо всех сил и всё-таки достаю до его мягких губ. Расчёсанные усы щекочут нос. Странно, это не больно, совсем не больно, поцелуй не сравнится ни с вывернутыми руками, ни с тем, что ждёт дальше. Почему же тогда так муторно? – Хорошая девочка, – довольно шепчет господин Ульбрих, оторвавшись от губ и поцеловав меня в щёчку. – Хорошая. Думал тебе глазки толчёным стеклом натереть, но так и быть, не стану. И вообще прощу за нанесённое оскорбление. Освобожу ото всей этой канители, дам вырасти, детей завести, на некроконструкт пойти, – довольная, радостная улыбка. – Жизни через две-три, не раньше. Моих две-три жизни, моих, не твоих! Господину Ульбриху около семидесяти. Долго. Мне ещё долго придётся расплачиваться за свои прегрешения... Господин Ульбрих в своём праве. Он маг. Ему никто не указ, кроме богов, а боги не снисходят до нужд пейзан. Я ничего не могу сделать. Ничего. Ничего. Только терпеть и наде... Нет. Не на что надеяться. Только терпеть... Господин Ульбрих сдержал слово и не стал втирать мне в глаза толчёное стекло. Вместо этого он аккуратно отрезал мне веки и зажёг перед лицом яркого светляка. Это лучше. Наверное, это лучше. По крайней мере, пока что светляк не мерцает. И вообще, он не привязан к движениям моей головы и глаз, так что я отворачиваюсь и смотрю, как господин Ульбрих осторожно втирает соль с перцем в освежёванный торс Магдалы. Смотрю и жду своей очере... – А что это вы здесь делаете, а? Девочка. Чуть старше меня, лет восьми, наверное. Самая обычная девочка, голубоглазая, веснушчатая, с каштановыми волосами, заплетёнными в две задорные косички. В лёгком летнем платьице, расшитым цветами и бабочками. Босоногая. Между её босыми ступнями и каменными ступнями пола – зазор по меньшей мере в ладонь. Сама же она окутана в свет, тёплый и мягкий свет, который как дым развеивает светлячка господина Ульбриха. Мортис, защитница наша и утешительница. Защитница наша. И утешительница. Мортис. Богиня смерти. Во плоти. Прямо здесь, в одной комнате со мной. Как?! – Мортис? Чем обязан такой чести?.. – господин Ульбрих явно в растерянности, но о вежливости не забывает, кланяется в пояс. Мортис молча склоняет голову набок, смотрит так несколько мгновений, потом вновь выпрямляет шею. – Что же до вашего вопроса, – распрямившись, продолжает господин Ульбрих, – то это стандартная процедура жертвоприношения... – Объяснение, – какой же у неё мелодичный голосок! – признано неудовлетворительным. Что?.. Холод. Резкий, внезапный, как при заклинаниях. Господина Ульбриха окутывает кокон серого праха, что-то мелькает в воздухе – что происходит?! Прах. Это было копьё праха. Господин Ульбрих запустил его в Мортис, и оно рассыпалось. Оно рассыпалось, не успев даже коснуться богини. Она... защищает нас от господ магов? Нас, пейзанок?! Кокон праха тоже рассыпается. Господин Ульбрих стонет, хватается обеими руками за грудь, оседает на пол. Мортис неспешно подходит к нему, ненадолго замирает, потом наклоняется и закрывает глаза испустившему последний вздох мужчине. – Приоритет реинкарнации: понижен. Мортис защитила меня от господина мага. Нет, не меня. Магдалу. Я знала, что к Мортис обращаются как «защитница наша и утешительница», но не думала об этом, вообще Мортис не молилась, ведь она не отвечает на молитвы, она сдерживает демонов, что ей до участи пейзанок... Ответила. Явилась во плоти. Убила... как странно об этом думать, не получается даже осознать... убила господина Ульбриха. Защитница и утешительница... Мортис распрямляется и подходит к Магдале. Та не может увидеть богиню, ведь кислота выела ей глаза, и говорить тоже не может, но слышит и, кажется, понимает, что происходит. Мортис кладёт свою ладошку ей на лоб. – Спи, девочка. Ты это заслужила. Спи и ни о чём не беспокойся. Приоритет реинкарнации: повышен. Постояв над затихшей Магдалой несколько мгновений, Мортис исчезает. Чуть позже гаснет и окружавший её свет. Эй, а меня добить?.. Давлю острое, но совершенно неуместное ощущение несправедливости. Это к Магдале приходила Мортис, не ко мне. Это Магдале было плохо, у меня-то всего-навсего языка с веками нет да суставы в плечах отказали. Мелочи, не заслуживающие внимания богини. Она и так совершила большее, чем я когда-либо могла представить. Она явилась сюда, во плоти. Она освободила от мучений Магдалу и убила... убила господина Ульбриха. Это настолько... странно, странно и хорошо, что у меня не получается уложить это в голове. Дверь распахивается, и в пыточную врывается госпожа Анджела. – Ульбрих! Нет! – подбегает к трупу, склоняется над ним, кладёт руки на грудь. – Тварь! Демонетка, тварь, какая же Мортис тварь! Госпожа Анджела... богохульствует? Госпожа Анджела не согласна с волей богини смерти? Точно, и господин Ульбрих ей противился, защититься пытался, только ему это не помогло! Совсем, ни чуточки, и Мортис сильнее, и Мортис спасает пейзанок, даруя им лёгкую смерть и карая господ магов! Внезапно мне стало невыносимо, до одури жаль своего языка. Если бы я только могла, то обязательно сказала бы госпо... гос... госпоже Андже... Сказала бы Анджеле какую-нибудь гадость. Всё равно мне нечего терять. Госпожа Анджела не менее сурова, чем господин Ульбрих, и обязательно доведёт его дело до конца. Но теперь это меня не угнетает, наоборот – даёт весёлую и мрачную надежду. Да, будет больно. Но я – пейзанка. Я выдержу. И теперь, когда я буду корчиться на жертвенном столе, когда моё тело начнёт безумно и бездумно выть от боли, когда госпожа Анджела станет аккуратно трудиться, чтобы причинить как можно больше страданий, я не буду бессильно мечтать о смерти. О нет, я начну молиться, молиться Мортис, истово, искренне, исступлённо, отчаянно! Скорее всего, это не поможет. Чудо на то и чудо, чтобы не повторяться. Но если, если вдруг, пусть не в этот раз, пусть в следующей или послеследующей жизни богиня смерти откликнется на мои молитвы... Хуже уже не будет. Хуже уже некуда. Теперь станет только лучше! Громко и насмешливо мычу, пытаясь посильнее уязвить госпожу Анджелу. Она замечает меня – и вдруг, после мимолётной заминки, опрометью бросается к выходу. Странно. И совсем непохоже на госпожу Анджелу. Ладно, ещё повишу, деваться-то некуда. Господин Ульбрих наверняка отпустил бы по этому поводу изящную шутку – но где он теперь, господин Ульбрих? А? Негромко постанывая от непрекращающейся боли, всё равно кривлю губы в улыбке. Что это было? Взрывы? И довольно громкие, раз даже в подвале слышно. Или показалось? Нет, точно, вот и ещё, и сильнее даже, не показалось! Ой. Ойй. Ведь Шварцштадт, по слухам, не так далеко от Черты Мортис находится. В прошлой жизни я слышала байку, что якобы полвека назад демоны соседнее поселение вырезали или даже похитили. Правда, господин Ульбрих сплетницу быстро на жертвенный стол отправил, но... А что, если это и вправду демоны? А что, если Мортис, отвлёкшись на спасение Магдалы, не смогла удержать демонов? Что, если теперь они захватят наши тела и уничтожат наши души? Жду. Жду. Ничего не происходит. Жду. Новых взрывов больше нет, и земля не трясётся. Жду. В раскрытую дверь врывается какой-то некроконструкт. Прямоходящий, но покрытый шерстью и с козлиными рогами и бородой. Да это же не... Тьма.***
Свет. Где... Вспоминаю. Господин Ульбрих. Мортис. Резко сорвавшаяся с места госпожа Анджела. Отголоски взрывов. Демон, которого я в первый миг приняла за некроконструкта. Ой. Валяюсь в клетке. Век и языка, разумеется, всё так же нет. Руки не связаны, но ноют и не слушаются. Клетка находится на открытом воздухе, она висит, поддерживаемая магией, над озером с лавой. Сбоку, спереди, снизу в воздухе висят такие же клетки с пейзанками Шварцштадта всех возрастов... хотя не, младенцев тут нет, и пейзан тоже. С трёх сторон озеро лавы окружают высокие, тёмные, практически отвесные скалы. Спереди – огромная мощёная площадка, которая заканчивается обрывом. Что дальше, не видно: слишком много в воздухе пепла. Ряды клеток ступеньками спускаются к этой площадке, подобно какому-то исполинскому залу собраний. Жар от лавы не ощущается – видимо, демоны позаботились об этом своей магией. И о тишине – тоже: некоторые пейзанки орут, рыдают, причитают, но их не слышно. Обречённые жертвы окутаны в тишину. Ой. Всё. Это всё, конец. Скоро демоны убьют мою душу, и меня не станет. Нигде и никогда. Никаких перерождений, никаких новых тел, ничего. Вообще ничего. Навсегда. Страшно. Безумно, до одури страшно, и хочется бежать, орать, умолять, но это не поможет, никто и никогда не мог помочь тем, кто попал демонам в плен, даже боги не помогали, и я обречена, я исчезну, прекращусь, никто меня не спасёт, утыкаюсь лбом в подогнутые колени, но даже не могу обхватить их ноющими от боли руками... Руки побаливают. Не так, как в конце прошлых жизней, ведь господин Ульбрих толком и не начал со мной заниматься, но всё равно неприятно. Но ведь этой боли тоже скоро не будет, да? И худшей боли не будет, и жертвоприношений больше не будет. Долгих, по-настоящему болезненных, обязательных жертвоприношений, когда ты не только не боишься смерти, но и жаждешь её, и мечтаешь о ней. Не будет выматывающих часов ослепительной боли, не будет муторных месяцев и лет её ожидания, когда ты стараешься не попадаться на глаза господину Ульбриху, когда ты внутренне ёжишься от каждой его улыбки, в то же время понимая, что всё это – бесполезно. Может быть, с этой стороны смерть души – не такое уж и плохое дело? Всё равно мои жизни были наполнены либо мучениями, либо ожиданием этих мучений. Да, появление Мортис дало надежду на изменение распорядка вещей – но сколько жизней пришлось бы ждать, прежде чем Мортис снова сошла бы во бренный мир? Теперь-то да, моё существование прекратится. Но разве оно того стоило, а? Нет, я понимаю, я всё понимаю. Это – лишь самоуспокоение. Лишь жалкие попытки смириться с неизбежным. Но раз я оказалась в плену у демонов, то могу же я попытаться найти в происходящем хоть что-то хорошее! Могу же, да? Могу! – Приветствую. Я так погрузилась в свои переживания, что не заметила появления демона. Ой. Уже скоро. Уже совсем-совсем скоро... У этого демона тоже были козлиные рога, но в целом он выглядел гораздо... человекоподобнее. С красной кожей, правда, и копытами вместо ступней, но с лицом вместо морды и одеждой вместо шерсти. Росту он был довольно внушительного, но я бы такие подробности всё равно не разглядела, если бы в воздухе над головой демона не висела его огромная полупрозрачная иллюзия. На плече у первого сидел второй демон, маленький и совершенно не человекоподобный. Просто комок плоти с торчащими во все стороны щупальцами. – Прежде всего, сообщаю, что на этот раз никто из демонов не станет уничтожать ваши души. Те, кто отвергнут наше предложение, будут быстро убиты и отправятся на перерождение. Что?.. Как так, я не ослышалась? Что произошло с демонами? Их что, подменили? Они никогда не отпускали пленных, никогда! Попасть в их лапы означало умереть навсегда! Неужели... чувствую, как во мне загорается надежда... неужели я всё-таки перерожусь? Неужели эта жизнь не станет последней? И что вообще демоны собираются нам предложить? Подождав некоторое время, пока пейзанки не уяснят сказанное, краснокожий демон продолжил: – Отныне Совет Архидемонов намерен отойти от практики уничтожения душ, ведь у нас появилась гораздо лучшая альтернатива. Теперь каждый человек, убитый Рикой или её потомком, – рука нежно треплет демона с отростками, – через несколько часов переродится в виде щупальцевого создания. Он сохранит свою личность и память. Тела этих созданий не стареют, не нуждаются во сне и дыхании, не чувствуют боли, становятся сильнее при убийстве врагов, способны возрождаться, пока жива хотя бы одна-единственная особь. Со временем щупальцевые создания обретут способность к магии и смогут имитировать человеческие тела. И мы, демоны, не станем им мешать. Напротив, только поприветствуем новое, лучшее человечество! – Демон внимательно обводит взглядом тысячи висящих в воздухе клеток. – Есть желающие? Мычу. Мычу, киваю и пытаюсь дёргать руками. Неуже... нет, заметили. Заметили! Это шанс. Нет, не так: шанс. Что ждёт меня после перерождения? Новые господа маги? Новые жертвоприношения? Новые часы боли в отчаянном ожидании вмешательства Мортис? Ну уж нет! Богиня смерти уже убила госпо... гос... Ульбриха и пропустила этих новых, правильных демонов в Шварцштадт! Дальнейший выбор за мной. Конечно, демоны могут врать. Но тогда они и в остальном могут врать, так ведь? И вообще, смерть без перерождения немногим хуже жизни в жертвоприношениях. Если они соврали, то меня больше не будет, и я ничего не почувствую. А вот если нет... уух! Рискую! И вообще, сегодняшний день показал мне, что чудеса – возможны. Клетка плывёт вперёд и плавно опускается на площадку. Дверь распахивается. Пытаюсь подняться, падаю, воздух подхватывает и плавно выносит меня вперёд, укладывая на гладкие камни площадки. Демон с щупальцами (как там его? Рика, что ли?) сползает вниз, его белесоватая плоть холодит кожу. – Тебя быстро убить? – отчаянно и одобрительно мычу. – Хорошо, как скажешь, – демон подносит своё щупальце к виску. – Бедняга... Вспышка бо... Тьма. Тёплая тьма, даже какая-то уютная, но отсюда всё равно хочется выбраться! Шевелю рукой... второй, третьей, четвёртой... кажется, вокруг меня что-то вкусненькое! С аппетитом вгрызаюсь в стенки убежища, ммм, вкуснотища какая, просто не оторваться! Кстати, а чем я ем, рукой, что ли? О, выбралась наружу! Передо мной раскрываются полотна текста. К сожалению, за время жертвоприношений я практически позабыла, как читать, да и господин Уль... да и Ульбрих не очень одобрял это дело. Приятный, но какой-то неестественный голос предлагает озвучить написанное, но я отмахиваюсь, не до того сейчас! Оглядываюсь. Подо мной лежит моё тело. Моё старое, жалкое, бессильное, немощное тело. Новое, правда, тоже пока маленькое и слабое, но это только пока. А ещё оно не чувствует боли! И сможет контролировать ману! И вообще, получилось, у меня всё-всё-всё получилось! Демоны дали мне новое тело... это даже звучит неестественно, чудовищно, неправильно, но это так: демоны даровали мне новое, идеальное тело! От этого просто захватывает дух. Кроме меня, сумасшедших оказалось немного, всего-навсего четверо пейзанок из нескольких тысяч. Я начала уговаривать остальных, доказывать, что я – это на самом деле я, при этом не отрываясь от увлекательного процесса поедания моего старого, бесполезного и ничтожного тельца. Вскоре к моим уговорам присоединились и остальные преображённые. Игнисдемоний (так, оказывается, звали того краснокожего демона) даже разрешил пейзанкам задавать вопросы. На наши уговоры поддалось ещё человек двадцать. Остальные... ну ничего. Они ещё поймут и разберутся. Рика твёрдо намерена осчастливить человечество, и я её в этом полностью поддерживаю. Но тут очень важно действовать методично и последовательно. Поспешишь – маны лишишься! – Что же, – подвёл итог Игнисдемоний, – я ожидал, что результат будет даже хуже. Видимо, Шварштадтом управлял настоящий садист. Теперь же, как и обещано, я отправляю вас на перерождение. Расскажите всем о том, что здесь произошло. Что демоны меняют, – он осекается и с огромным неудовольствием уточняет, – пытаются изменить свои подходы. Что если кто-то захочет жить без страха постоянной боли, жить свободно и вечно, ему надо будет всего-навсего обратиться к нам. Я понимаю, что люди нам не поверят, но надеюсь, что спустя несколько десятков лет демонам удастся изменить мнение о себе. Прощайте, а может, до встречи. Клетки падают в лавовое озеро. Тишину разрезает многоголосый и отчаянный, но быстро оборвавшийся крик. Всё. Смотрю на демона, на Рику, на новых подруг, на скалы и лаву, которые из пугающих до дрожи стали милыми и почти что родными... Всё только начинается! Теперь у меня впереди целая вечная жизнь.