Хрип отголосков

Каждый раз Хэ Тянь уверен, что уже готов ко всему. И каждый раз это все равно ощущается, как удар под дых, точечным хуком в солнышко. Дело в том, что Хэ Тянь эгоист и это не новость; не для него самого точно. Он привык в первую очередь всегда думать о себе, потому что кроме него о нем больше никто не подумает. Аксиома жизни – всем на всех посрать, и это нормально. Хэ Тянь ничего от мира не ждет, но при этом и мир не имеет никакого гребаного права ждать чего-то от него. Поэтому, заваливаясь на работу к Рыжему, Хэ Тянь думает только о том, чего хочет сам. Думает о Рыжем в своей квартире, о том, как он разгонит своим теплом ее тоскливое одиночество, так основательно впитавшееся в стены; разгонит демонов Хэ Тяня, прячущихся в каждом темном углу. Ему хочется просто сгрести Рыжего в охапку – и потащить его за собой. Но он знает, что это не сработает так, как нужно и как нуждается. Что он в очередной раз отбросит этим их на десяток шагов назад – а им двоим и без того каждый шаг навстречу дается с боем, чтобы так глупо и бездумно откатывать их обратно к начальной точке. Так что Хэ Тянь сдерживается, Хэ Тянь пытается поступить правильно, правда пытается, но, конечно же, по итогу в очередной раз проебывается. Эгоист потому что, мать его. Потому что даже когда пытается – все равно о других забывает. Забывает, что для Рыжего это важно. Забывает, что Рыжему нужны деньги, потому что сам Хэ Тянь никогда в деньгах не нуждался. Забывает, что Рыжий так сильно дорожит своей свободой и независимостью, что он никогда и ни за что не примет чужие деньги – деньги Хэ Тяня – просто так, ни за что. Поэтому, когда Хэ Тянь берет нож и манго, в несколько движений срезая сразу половину, он делает это бездумно, желая только сэкономить время и поскорее Рыжего отсюда вытащить. Даже не сразу понимает, что именно сделал не так. Это его вина. Целиком и полностью. Хэ Тянь, может быть, и мудак, но это он осознает. И стоит появиться хозяйке – Хэ Тянь ждет, что именно это Рыжий и скажет, готовясь в ответ включить все свое обаяние, чтобы Рыжему точно не влетело. В конце концов, это едва ли потребует от него больших усилий, но Рыжий все равно стоит того, чтобы их приложить. Он уже собирается открыть рот... но в этот же миг все идет не по плану. Потому что с Рыжим ничего и никогда не идет по плану. Потому что Рыжий, это всегда – удар под дых, и тут же, следом – второе дыхание. Когда Рыжий выхватывает из его руки манго, разворачивается на сто восемьдесят и задвигает его себе за спину – Хэ Тянь чувствует, как дыхание стопорится на вдохе. Моргает удивленно, в первую секунду еще не понимая, что происходит. – Это еще что такое? Кто его чистил? – слышит он возмущенный женский голос, но никак не может заставить себя поднять взгляд, не может заставить себя оторваться от разглядывания пламенеющего перед глазами затылка. Ждет только, что вот сейчас Рыжий отступит в сторону, сейчас укажет пальцем на него, сейчас. Это было бы правильным поступком. Рациональным. Именно это сделало бы большинство людей – и никто бы не стал их винить. Но… – Я… Я случайно… – выпаливает вместо этого Рыжий. Запинаясь – но не сомневаясь. Выдерживая чужой строгий взгляд – но не говоря правду. Не сдвигаясь ни на шаг. Продолжая прикрывать Хэ Тяня собой. Сердце делает что-то странное в груди. Оно ухает в пропасть – чтобы тут же взмыть ввысь, окрыленное, жадно захлебывающееся собственным стуком и удивительно живое. Делающее самого Хэ Тяня таким живым, каким он не ощущал себя уже давно. Может быть, никогда. Хэ Тянь не помнит, когда в последний раз кто-то жертвовал чем-то ради него, пусть это и всего лишь половина дневной выручки. Не помнит, когда в последний раз кто-то думал о нем больше, чем о себе. И тут же понимает, что это ложь. Потому что в последний раз это тоже делал Рыжий. Когда примчался к нему из-за тупой фотографии с кетчупом. Когда готовил ему, даже если после демонстративно требовал за это плату. Когда не дал ему остаться один на один с разъяренной толпой, игнорируя то, что Хэ Тянь просил убираться оттуда поскорее. Когда, когда, когда… Когда именно этих «когда» стало так много? Взгляд окончательно прикипает к затылку Рыжего, в глотке пересыхает и слова застревают, стираются в пыль о наждачную бумагу, которая выстилается вдоль изнанки. Рыжий прикрывает его собой, и это так глупо, вообще-то, потому что Хэ Тянь хитрее, у Хэ Тяня подвешен язык, Хэ Тянь сильнее физически, у Хэ Тяня деньги, власть… Но Рыжий прикрывает его собой, монолитный, нерушимый, готовый принять на себя любой удар – и впервые за долгие-долгие годы, с тех пор, как был ребенком и еще умел верить в людей, Хэ Тянь чувствует себя таким защищенным. Понимает вдруг, что это ощущается охрененно. Потому что Хэ Тянь знает – Рыжий не отступит, неважно, кто будет стоять перед ним: разозленная хозяйка или охотник с винтовкой, готовый пристрелить его преданную бешеную псину. Потому что Хэ Тянь верит Рыжему больше, чем самому себе. Когда хозяйка, наконец, уходит и они остаются одни – Рыжий выдыхает, кажется, впервые с того момента, как она появилась. А Хэ Тянь, все так же стоящий за его спиной, подходит ближе. Шепчет на выдохе: – Прости. Он не уверен, за что именно извиняется. Может, за манго, может, за то, что продолжает мерять Рыжего по себе, хотя знает уже, что он настолько лучше, во многие разы лучше, светлее, чище. А может, за все сразу, за все эти недели, за всю ебанину, которую в жизнь Рыжего привнес, ворвавшись в нее без предупреждения и разрешения. Хэ Тянь не умеет извиняться, даже вспомнить не может, когда в последний раз извинялся перед кем-нибудь. До сегодняшнего дня. У него вообще плохо со словами тогда, когда это действительно важные слова. Поэтому вместо того, чтобы говорить что-нибудь еще, он склоняет голову чуть ниже и трется виском о висок Рыжего, как верный пес, который провинился и теперь пытается вымолить у хозяина прощение. В этот раз взвившийся, разразившийся ответной руганью Рыжий оказывается вполне предсказуем. Хэ Тянь несет какую-то чушь и тихо улыбается в себя. Думает о том, что его место действительно за спиной Рыжего. Чтобы эту спину, доверчиво ему открытую, всегда прикрывать.