***
Воскресенье пролетает незаметно — и вот уже обещанное утро понедельника, солнце настойчиво стучит лучиками в окно, дрянной порошок Нескафе привычно болтается в кружке. Чероки зевает, заняв место в углу узкого кухонного стола и, кажется, почти сливается с бледно-зелёными обоями цветом лица. Воскресенье выдалось пиздецки забитым: показаться Пимпу, обсудить убийство его девочек, чуть не схлопотать пулю в лоб... Понаприезжают же сумасшедшие из своего Майями, а ты потом объясняйся, раздраженно думает Чертков, помешивая кофе. Спасибо, что Сутенер без Большого Босса пришёл, у того методы были пусть и мягче, но пафосные речи длиннее. Эл на этот цирк не пошёл: разбирался в своей «паутине», пытаясь вычислить крота, и попутно почти трогательно помогал младшему брату выбрать будущую профессию. Это было забавно, потому что Узенюк всячески старался отдалить мелкого от криминала, любовными пинками направляя того «в более серьёзное русло». Чероки, будучи единственным ребёнком в семье, такого рвения не понимал, но помалкивал, предпочитая вместо лишних слов просто держать оружие всегда смазанным, а разрешение на его ношение — в бардачке тачки. Кстати, о тачке. — Поедем на моей? — Полувопрошает майор у вошедшего на кухню Эла. Тот с крайне скептичным выражением лица заглядывает в холодильник, недоверчиво крутит в руках очередной контейнер, оставленный Мэй. Готовить ему откровенно лень, и надо бы что-то придумать, чтобы не умереть от голода раньше, чем от чужой пули в висок. Ироничная была бы смерть. — Да, на твоей, — кивает Лёша, отставив всякие попытки позавтракать и заваривая себе чай. — Я думаю, твои номера уже успели вбить в систему, так что посветим ими ещё раз. Потом снимешь их. — Понял, не дурак, — хмыкает бывший майор. — Кстати, что там с соулом? Нашёл, кто это? — Пятьдесят на пятьдесят, — честно отвечает Элджей, приземляясь на стул напротив и щедро высыпая в кружку сахар. Чероки морщится от такого количества сладкого и неосознанно придвигает к себе своей чернейший кофе. — Либо это криминалист Инсаров, либо судмед-ноунейм. Пока склоняюсь к Инсарову, если он, конечно, меня не наебал и это не ловушка. — Ему не за чем тебя ловить, — пожимает плечами Серый и макает печеньку в кофе. Завтрак чемпионов же, ну, и брутальных военных. — Следы я подчистил, а ты можешь быть просто очередным мажором, прожигателем жизни: кого будет интересовать, а не ведёшь ли ты подпольный бизнес? Плюс, у нас с тобой и с налоговой все чисто: не придраться и даже ораву мертвых шлюх и кокос можно объяснить. Типа, откуда деньги. — Помню, — кивает Лёха и морщится недовольно, обжигаясь чаем. — Предчувствие пиздеца все равно остаётся. Я, кстати, нормально выгляжу? Похож на чтящего закон гражданина? — Что-то отдаленное есть, — ухмыляется Серёжа, оглядывая друга снова: без линз и в чёрной рубашке, расстёгнутой на две верхние пуговицы, Сайонара бой выглядит почти обывателем. Имидж простого парня портит только татуировка, плотным ошейником забитая на шее, и маленький чернильный рисунок на лице, под глазом. Видимо, Лёха с утра пытался привести волосы в относительно божеский вид, но бывшему военному от прилизанной гелем укладки хочется несолидно хихикать. — Ты можешь не сдерживать свои рофлы, — фыркает Лёша куда-то в чай, — я вообще-то, фрилансер-консультант по медицинскому и лабораторному оборудованию, так-то. — Звучит пиздец, — честно комментирует военный. — Напомни, почему ты выбрал это алиби? — Потому что это то, чем я чуть не стал. Скажи спасибо, что не рэпер. Лёша резко поднимается из-за стола: но Чероки привык к резким переменам настроения и тоже косится на часы. По утренним пробкам получается не так много, но перестраховаться все же стоит. Больше пустых разговоров они не ведут — а в салоне машины Серый включает какую-то радиоволну, и из динамиков завывают про «да-да-да, ты красивая». Эл демонстративно отворачивает к окну.***
Все утро место, где раньше была метка соула, раздражающе чешется, и к 9.30 утра Федя почти звереет. Приближается квартальная отчётность и благо, у него все давно готов заранее, но мельтешащие в ужасе коллеги все равно отвлекают. Федук и сам не понимает причин своего раздражения — после вечера субботы, протрезвев и здраво взвесив все «за» и «против», он перечитал переписку со своим соулом и пришёл к выводу, что мистические объяснения кажутся интересными. Напрягает теперь только одно: зачем Лёха связался с ним, если тоже скептично относится к концепции родственных душ? А ещё, это очень глупо, но Инсаров очень надеялся, что обойдётся без отказа* — он видел последствия, и это, как минимум, больно физически и потом уже — морально. Пожалуй, это была самая дурацкая грань концепта соулмейтов: в редких случаях можно было отвергнуть своего соулмейта, как бы перерезав связывающую вас нить. Казалось бы, идеальное решение для их пары скептиков, только вот на это нехитрое действо уходила куча сил и иногда это имело не лучшие последствия: Федя своими глазами видел, как у одного из «отвергших» отнялись ноги. Сомнительный выход из ситуации. Оставалось надеяться, что Лёха не идиот. Мобильник коротко оповестил о новом входящем сообщении. Кстати о птичках. «Мы у участка. Заходим внутрь?» «Минуту, там дверь с домофоном, позвоните» Федук откладывает телефон в сторону и медленно вздыхает-выдыхает: от собственной нервозности становится даже забавно, и он улыбается. Успокоив внутреннее волнение и прихватив со стола рабочие папки и бутылку воды, криминалист выходит из своего кабинета, направляясь в сторону допросной. — Здравствуйте. Первое, что он делает, зайдя в комнату, — здоровается. Кивком с сослуживцами и вежливой улыбкой со свидетелями: тех уже усадили за специальный стол, оставив напротив свободное место для Инсарова. По левую руку от него сидит Оля с толстой папкой следствия, и Федук тоже присаживается, максимально стараясь не нагнетать обстановку. Их задача — найти убийцу, ничего более, напоминает он себе. Ничего личного, это в них ещё вбивали ещё в академии. Но против воли он все равно залипает на своего соулмейта: Лёша не выглядит, как в ту пятницу, когда его нашли в клубе — у него больше нет дурацких белых линз, и Федук неосознанно жадно прослеживает движение карих глаз, анализирует. Лёха не смотрит прямо перед собой, но и глазами не бегает — слегка напряжен, но мастерски это скрывает. Ноги на ширине плеч — чувствует себя свободным, но готов в случае чего оказать сопротивление... чему? Или наоборот — готов наброситься? С соулмейтом становится все интереснее и интереснее: Федя уже не отрицает своей тяги, но сейчас он обьясняет это тем, что Узенюк просто ведёт себя неоднозначно, и у криминалисты есть подозрения и вопросы, которые он хотел бы задать лично. — Спасибо, что пришли, — не отвлекаясь от своего анализа и стараясь сильно не палить на соула, начинает Федук. — Я рад, Алексей, что с Вами все в порядке после того случая. Что говорят врачи? — Больной скорее жив, чем мертв, — вежливо отбривает Узенюк. Оля не менее вежливо улыбается, у неё под пальцами шуршат бумаги следствия, и веселье только начинается...***
Лёша думает, что смерть в допросной — дело неблагородное. Особенно для человека его профессии. Но все равно, очень хочется притвориться мертвым, чтобы криминалисты отстали. У женщины рядом с Инсаровым куча вопросов, но у него и Чероки, благо, уже заранее заготовлена история: напрягает только то, что их разделяют и допрашивают поодиночке. Вначале Оля уводит в специальную комнатку Чероки, и они с Федуком остаются тет-а-тет, под наблюдением ещё одного сотрудника правопорядка, что, видимо, следит, чтобы не было применения силы. Другого объяснения, зачем эта гора мышцы здесь, Элджей не видит. Они сидят друг напротив друга за столом, и Лёхе очень трудно не признать, что его соул — красивый. На фотках это не передать, но вживую это очевидно: у Феди строгие глаза и тёплая улыбка, тёмный ёжик волос и маленькая родинка под глазом. Низкий бархатный голос и явная увлеченность своим делом. Элу очень хочется пошутить с отсылкой на клип Saxobeat: почему бы и да, там тоже был полицейский участок. Ему кажется, что Инсаров оценит шутку — с его-то чувством юмора. Только вот наличие лишней пары ушей в комнате напрягает. И их, скорее всего, прослушивают. Сказка, а не ситуация! И в этих условиях ему и надо незаметно прикоснуться к следователю. Охуеть можно от счастья. Федук в это время неспешно пролистывает досье на пару Узенюк-Чертков. Никаких намеков на правонарушения, никакого криминала, и у Феди невольно камень падает с души: его соулмейт не вовлечен ни в какое дерьмо, хотя и выглядит, как очередной клауд-рэпер. Сейчас, правда, перед криминалистом вовсе не прожигатель жизни — перед ним симпатичный молодой человек, по мере приближения к которому линия соулмейта у Феди на запястье теплеет, и противное чувство фрустрации отступает. Феде правда интересно, ощущает ли то же самое Узенюк, так что он задумчиво переводит взгляд на парня у двери, который, в общем-то, должен был обеспечивать безопасность в случае чего, и кивает: это условный знак, что криминалист проверил досье и поведенческие паттерны, и свидетели скорее всего глубоко гражданские. А значит, безопасные. Охранник кивает в ответ и выходит из комнаты, и Лёха почти сразу же хмыкает: — Вот это пантомима. Лёша впервые в участке подает голос, и Федя вначале честно подавляет табун мурашек. Отлично, теперь он хочет услышать что-нибудь еще от Сайонара боя: у его родственной души оказывается очень красивый голос — низкий и с хрипотцой. Правда, эти мысли приходится отгонять, чтобы не мешали следствию — к тому же, становится несколько тоскливо, потому что все это притяжение и «химия» между ними, скорее всего, сформировались из-за связи соулов. Именно поэтому, кстати, Федя так ценил отношения не родственных душ: в таком случае вероятность влюбиться в человека за его характер была больше, чем в случае с соулмейтом. Конечно, бывали и исключения, но Инсаров твердо решил не лезть в эти дебри: у него была любящая девушка и хорошая работа с повышением в перспективе, а его соулмейт оказался парнем. Пусть привлекательным, но Федук раннее не замечал за собой бисексуальных наклонностей, так что доля разочарования, когда он узнал, кем был его соул, наверное, присутствовала. — Работаем над техникой. — Несмотря на невеселые мысли, криминалист улыбается и откладывает бумаги в сторону. — Очень хотел задать этот вопрос: ты что-нибудь чувствовал, когда тебя убивали? Сегодня он играет доброго копа, ну, или Сайонара бой играет роль сговорчивого свидетеля. Лёха вскидывает бровь в немом удивлении, и Инсаров вздыхает: — Тут нет прослушивающих устройств, они в допросной, где сейчас твой друг. Мне же просто интересно. Никогда не сталкивался с таким... актом воскрешения. И ведьмами. На последних словах своей фразы он снова улыбается, и Лёха в который раз подмечает, что улыбка у криминалиста не соответствует его профессии: с такой улыбкой не расспрашивают про убийства и протыкания людей мечом. — Вообще, я не помню, — Лёха пожимает плечами. — Помню только, как мне куда-то на уровне солнечного сплетения, — он показывает на себе, и Федук случайно залипает на татуированные пальцы. (Господи, этот человек - одно сплошное грехопадение Фединых принципов.) — Я думал, что умру наверняка, а тут внезапно проснулся и пришлось разбираться, в чем же дело. — Мне теперь придется проверять всех подозреваемых и весь штаб на принадлежность к ведьмам. Зачем ты только мне это рассказал? — шутит Инсаров. — Их можно как-то выделить в толпе? — Неа. Я жил с ведьмой полтора года и догадки у меня появились только тогда, когда я нашел ее после своего воскрешения и она мне все рассказала. Фантастическая бессмыслица на первый взгляд, я бы на фильм с таким сюжетом не пошел. — Я бы тоже. Помолчали. Федук откинулся на спинку своего стула, тяжело вздохнул и посмотрел в карие глаза напротив. Огонь в твоих глазах — и мы всего лишь антураж. Кажется, дыхание очень романтично перехватывает: Федя думает, что пора бросать курить. Лёша думает, что это интересно. — Как логик, я очень не хочу верить вовсю эту околесицу с ведьмами. Но другого объяснения я тоже не вижу: сошлось и то, что мы с тобой оказались родственными душами, а это уже прецедент. Так что придется сохранить тайну с мистикой и обставить все, как описал медик, ты же в курсе? — Конечно, — кивает Эл, довольный, что Инсаров так быстро пришёл к нужным выводам: в принципе, на другое развитие событий он и не рассчитывал. — Но бывшую я сдать, боюсь, не смогу. — Благородство? — Не хочу превратиться в лягушку, — шуткой самого криминалиста отбивает Лёша, и Федя фыркает. — Плюс, ты не сможешь шантажировать меня, чтобы выбить имя. А девочка вскоре уедет из России обратно в Японию, ну чем не идеальный расклад? — А она не сможет проклясть всю страну? — Хмыкает шутливо Федук. — И почему ты думаешь, будто единственный мой рычаг давления - это шантаж? — Отвечаю последовательно: чувак, у нас алкоголь дешевле, чем учебник, куда уж дальше проклинать?* А насчет рычагов давления… — Лёша приподнимает уголки губ в улыбке. — Я в чем-то виновен, господин следователь? Окей, у Лёши и в планах не было шантажировать криминалиста или так напрямую с ним заигрывать — это получилось спонтанно. Метка соула молчала, только посылала слабые волны по всему телу, но и это почему-то успокаивало. Лёша повторил действия Инсарова, тоже откидываясь на спинку стула. Воздух между ними искрил, и напряжение, казалось, можно было потрогать осязаемо — по крайней мере, так Федуку позднее рассказала Оля, в это время вошедшая в комнату вместе с Чероки. — Фёдор Андреевич, помещение свободно. — Отлично, спасибо, Оль, — не по уставу ответил криминалист, возвращая на лицо дежурную полуулыбку и решительно вставая из-за стола. Элджей последовал его примеру, следуя за Федуком: и вскоре они оказались в узком коридоре, очевидно, ведущем в комнату для (д)опросов. Коридор, опять же, был узкий: поместиться в нем так, чтобы идти плечом к плечу было проблематично для двух мужчин, так что Лёша неотрывно шёл за Инсаровым. Внезапно тот остановился и обернулся к свидетелю. Узенюк вскинул брови в немом вопросе. — И снова, хочу задать вопрос, — почти смущённо улыбнулся следователь, и Лёха в очередной раз подумал, что с такой улыбкой и такими губами можно делать, что угодно, но никак не допрашивать людей. Вот это и есть противозаконно. — Покажи, пожалуйста, запястье. — Это не вопрос, — хмыкает Лёха, но пустое запястье, где была метка, показывает и тем самым вырывает у Феди тихое «мдааа». Криминалист чуть ослабляет рукава рубашки и демонстрирует такую же чистую кожу на руке. — Можно? Голос у него приглушённый, почти шёпот с хрипотцой, и Лёха, как зачарованный, неожиданно даже для самого себя кивает, даже не думая отвечать колкостью. Федук подносит своё пустое запястье к чужому и соприкасается о Лёшину тыльную сторону запястья своей. То ли анатомия, то ли приебнутая магия их мирской суеты, но от прикосновения прошивает разрядом тока на долю секунды: тыльная сторона нежная, незнакомая со внешним враждебным миром, и такая близость кажется почти болезненно-острой. Странно интимной. Кожа у Феди тёплая, разгоряченая, и Лёша чувствует, как это тепло пульсирует по венам теперь у него, и позволяет себе прикрыть глаза. Умиротворение. Странная все-таки дичь — соулмейтство. Когда Эл открывает глаза, то криминалист медленно отводит свою руку в сторону, и на месте свой линии Лёха видит скрипичный ключ. Переведя же взгляд на руку Инсарова, Сайонара бой лицезрит тот же рисунок, теми же синими чернилами, как от авторучки. Понимание накатывает медленно и в стиле цунами. — И что дальше? — Тупо спрашивает Лёха, растирая место новой метки и с удивлением смотря на криминалиста. Он коснулся соула, прекрасно, значит, проклятье разрушено нахрен, первый плюс в ситуации есть. Но вот ставить знак ему отнюдь не хотелось. Это все для сопливых сказок, а он на такую дичь после Мэй не подписывался. — Я думал, ты против соулмейтов. — Да, но это может снизить шанс отказа в случае чего. Мне не улыбается зависеть от случая, извини, — пожимает неопределённо плечами Инсаров, видимо, тоже слегка озадаченный собственной выходкой. Просто так получилось. Просто дурацкий Алексей Узенюк был таким, что хотелось кинуться в омут с головой. — Я и не думал об отказе, мужик, я видел, чем такие авантюры обычно заканчиваются, и перспектива мне кажется безрадостной. — Качает головой Эл. — Но спасибо за метку, кто-то говорил, что она придаёт моральных сил и бла-бла-бла. Надеюсь, девочек не отпугнёт. — Девочек отпугнуть может только твоя репутация тусовщика, который оставляет за собой клуб мертвых людей, — весело острит Федя и почти бережно оглаживает скрипичный ключ на своей коже. От этого касания Леше почти не по себе: ему хочется увидеть, что его соул ещё может делать с такой нежностью. И вот это уже странные мысли, пиздец, пора тормозить. — Ну, в любом случае, — перенимает инициативу Узенюк. — Рад, что у нас теперь будет моральная сила и прочие калачи. Но я надеюсь, не больше. Ничего личного, я просто не фанат соулмейтства. Федук фыркает: — Я тоже, так что расслабься. Просто было интересно, как проходит этот процесс и что чувствует «полноценный» человек, нашедший свою родственную душу. — И многое изменилось? — Подкалывает его Элджей. — Да не особо. Извини, что не спросил, я как-то увлёкся... — Расслабься, фанатик, ты хотя бы не скинул меня в психушку после рассказов про ведьм. — Оба синхронно усмехаются. — Ну так что, на допрос? — Впервые вижу человека, так ждущего допроса, — качает головой Инсаров и, надёжно спрятав метку под рубашку, расправляет плечи. — И, если что, не переживай, этот коридор не прослушивается. — Теперь я знаю слишком много тайн, — хмыкает Элджей и проходит за Федей в маленькую комнатку. Криминалист посылает ему улыбку и решительно садится напротив, в новой уже остановке. — Итак, Алексей Узенюк... Федук начинает допрос, как ни в чем не бывало, с чистого листа, и мгновенно перевоплощается из милого Феди в бесстрастного криминалиста, и эти метаморфозы Эла очень даже веселят: он тоже расправляет плечи и почти улыбается, отвечая на вопросы. Лёха продолжает внешне отвечать на вопросы и играть свою роль, но внутренне уже рассматривает ситуацию под разными углами: минусов, на удивление, оказывается не так много. "Слияние" родственных душ, как правило, происходит часто по двум причинам: либо в случае счастливой пары, либо является неплохим выходом для тех, кто не хочет строить отношения с соулом, но боится в случае его смерти или отказа получить ответочку от суки-Вселенной. Метка слияния, как правило, выступает небольшим щитом от любой дичи со стороны соула — очень забавно, если честно. К примеру, в случае, если умирает один из пары, что уже встретилась, но метку не поставила, то по выжившему это так же ударяет, и сила "отката" может доходить до абсурдного. Лёха сам был свидетелем такого — за примером далеко ходить не приходилось, Чероки, потеряв соулмейта и не поставив метку, на следующий же день был направлен в горячую точку, где повредил ахиллово сухожилие и был отставлен от горячо любимой службы. И таких примеров было великое множество — фишка в том, что с пустыми запястьями ходить отваживались не многие, проще было иметь первоначальную метку "в поиске", либо сразу метку "слияния". Маразматичная мирская суета — но Элджей успокаивает себя тем, что теперь они обезопасены на случай смерти друг друга точно. И, если честно, когда один — криминалист, а второй занимается не совсем легальными делами, вариант с такой меткой — действительно неплох, надо бы отблагодарить потом Федука. Если представится случай, конечно. В комнате нет окон, но по ощущениям сейчас светит солнце. Запястье больше не жжется, не ноет, и по венам разливается спокойствие напополам с теплотой, как в детстве, когда пробивала полночь Нового года, а под елкой обнаруживался желанный подарок — странная ассоциация, но очень точно описывающая сейчас Лёшино состояние. Даже желание затянуться никотином отступает на второй план, оставляя только необоснованное удовлетворение: Сайонара бой думает, что, знай он, какие бенефисы дает такое "слияние" соулмейтов, с первого же своего шага в участок схватил бы Инсарова за руку. Федя, словно услышав эти мысли, улыбается совсем не в такт собственному вопросу про "Были ли у Вас враги?" Просто потому что на самом деле, это ощущение тихого умиротворения взаимно. Даже несмотря на то, что после допроса они, скорее всего, более не увидятся.