Анэстель

      Две недели протекли в том же ключе. Большую часть времени Анэстель проводил в саду под сенью деревьев, наслаждаясь пением птиц. Иногда к нему присоединялся Глорфиндел. К его удивлению, мужчина приходил вовсе не за тем, чтобы истребовать с него плату за своё покровительство и защиту. Напротив, воин пел ему, а иногда рассказывал истории из своего прошлого.       Порой ему казалось, что Глорфиндел пытается завоевать его доверие, правда, на что тому сдалось доверие шлюшки Синда, он понятия не имел. А иногда, когда Глорфиндел сжимал его в объятиях и мурлыкал ему что-то на ушко, Анэстель был почти уверен, что это он стал причиной внезапной вспышки ярости мужчины. Он так преуспел в этом, что смог убедить себя, что это он сделал что-то не так, и это что-то вывело его господина из себя. Анэстель всё время прокручивал ту ситуацию в голове, пытаясь понять, в чём именно он перед ним провинился. Но вопрос так и остался без ответа.       С каждым днём, с каждым часом, с каждой минутой, что они проводили вместе, он всё отчётливее понимал, что в этом высоком и красивом мужчине каким-то необъяснимым образом уживались сразу две личности. Одна получала удовольствие унижая, мучая и причиняя ему боль, — эта часть воспринимала его как свою собственность. Вторая же, напротив, заботилась о нём, просила спеть, цитировала стихи забытых поэтов и гладила по волосам. Анэстель чувствовал, что может и хочет любить второго Глорфиндела, в то время как первый вселял в него почти первобытный ужас. Он не понимал, что было причиной столь резких перемен в настроении мужчины. Анэстель наивно полагал, что если это его ошибки выводили лорда из себя, он постарается не повторять их впредь. Вот только Глорфиндел по-прежнему оставался для него загадкой, и Анэстель не позволял себе расслабиться ни на минуту, всё время ожидая, когда его лорд снова выйдет из себя, ударит или унизит его. Даже когда прекрасный воин сжимал его в объятиях, он остро ощущал, что это всё не по-настоящему, что эта нежность и подобие любви — всего лишь подделка, и однажды всё развеется как пыль на ветру.       И всё же он ждал этих встреч с нетерпением. Эти моменты нежности были единственным лучиком в царстве мрака и отчаяния, и потому Анэстель отчаянно цеплялся за них, хоть и презирал себя за эту слабость. Несмотря на тяжёлый нрав, Глорфиндел был обаятелен, красив и мужественен. Он был легендарным воином древности, о чьих подвигах слагали легенды, чью храбрость восхваляли в балладах, его имя было известно всему Средиземью. Он был живым воплощением мечты каждой девушки и юноши в Арде — храбрый воин с идеальным телом, сильный, статный, с копной развевавшихся на ветру золотых волос, обрамлявших волевое лицо словно львиная грива. Когда Глорфиндел был рядом, когда он сжимал его в своих объятиях, Анэстель чувствовал себя, если не счастливым, то, по крайней мере, в безопасности. В такие моменты его не одолевали мысли о прошлом, об отце, о брате, о маме, об Эрин Гален…       Когда он был с Глорфинделом, всё было просто. Анэстель подчинялся своему господину, а тот его трахал, холил и лелеял, методично скармливал ему сладкие фрукты, заботился о нём. Анэстель прекрасно понимал, что тот обращается с ним как с забавным домашним зверьком, но с другой стороны, он мог бы обращаться с ним как с заключённым.

***

      Анэстель провёл в саду почти весь день. Он дремал под деревом, размышлял и ждал. Он знал, что ждёт совершенно напрасно — Глорфиндел сегодня был занят. Из Гондора прибыла делегация, и его лорд просматривал пыльные, толстые, старые тома, выискивая информацию, представлявшую интерес для Владыки и послов.       Больше всего Анэстель ненавидел оставаться в одиночестве. Да, сад Элронда был очень красив, ему нравилось сидеть под старым раскидистым тополем, наслаждаясь весёлым щебетом птиц и шелестом травы, вот только… Вот только когда он оставался один, горестные мысли возвращались, и это было хуже самой ужасной пытки, которой Нолдор могли бы его подвергнуть.

***

      Глорфиндел с головой погрузился в работу, изредка поглядывая на юношу, дремавшего под деревом. Каждый раз, когда он отрывался от пыльных томов, ему казалось, что тот стал ещё прекраснее и соблазнительнее, чем час тому назад. Но единственное, что он мог сделать, — это работать не покладая рук, чтобы поскорее выполнить поручение Элронда и овладеть этим восхитительно прекрасным телом, почувствовать, как оно будет извиваться под ним, как эти сладкие губы будут выстанывать его имя. Но, увы, работы было ещё очень… очень много.

***

      Когда Глорфиндел закончил, на Имладрис уже опустилась ночь. С тяжёлым вздохом сенешаль захлопнул последний потрёпанный том, с хрустом потянулся, а затем направился в библиотеку, чтобы вручить Элронду подготовленные им выборки.       Вернувшись к себе в покои, к своему вящему удовольствию, он обнаружил, что юный Синда безмятежно спит на его огромной кровати в позе эмбриона. Глорфиндел хищно улыбнулся. Он так долго наблюдал за этим юным красавцем и решил, что… вполне может понаблюдать за ним ещё немного.       — Сними с себя эти тряпки!       Анэстель встрепенулся, распахнул свои огромные синие глаза и непонимающе уставился на мужчину, но заметив недобрый блеск в его глазах, поспешил стянуть с себя тунику. Раздевшись, мальчишка прикрыл ладошками причинное место и покраснел до кончиков ушей, несмотря на то, что все ночи проводил в его кровати обнажённым.       — Ляг на кровать и раздвинь ноги, чтобы я мог тебя видеть. Хорошо… А теперь прикасайся к себе, pen-neth, — приказал Глорфиндел, и Анэстель содрогнулся, почувствовав в его голосе безумный голод.       Медленно проведя пальцами по груди, Анэстель спустился ниже и дотронулся до привставшего члена. С тихим стоном он обвился ладонью вокруг возбуждённой плоти и начал ласкать себя. Все мысли улетучились из юной головы, всё, о чём он мог думать сейчас — это удовольствие. Он уже почти было кончил, когда строгий голос одёрнул его, приказывая остановиться. Беспомощно застонав, Анэстель подчинился, хоть ему потребовалось собрать всю силу воли в кулак, чтобы опустить руки на кровать. Было нестерпимо больно!       — Saes, saes! — взмолился он, бессознательно подаваясь бёдрами навстречу мужчине и извиваясь всем телом. Глорфиндел, наблюдавший за этим представлением, лишь рассмеялся.       — Валар, ты такой красивый сейчас… — вздохнул он. — Ты нравишься мне таким: скользким от пота, с остекленевшими от страсти и похоти глазами. Мне нравится видеть, как твоё тело извивается, моля о прикосновении. И тебе ведь сейчас даже неважно, кто и как будет прикасаться к тебе, маленькая шлюшка. Но ты моя шлюшка, — прошептал он. — Только я могу к тебе прикасаться и дарить тебе удовольствие. Ты кончишь, когда я тебе позволю и ни секундой раньше. Ты не притронешься к себе, если только я тебе не позволю. Ты понял, roch-neth?       — Да! — простонал Анэстель, выгибаясь под ним дугой. — Saes, saes...       Глорфиндел рассмеялся и шепнул мальчишке на ухо:       — Можешь кончить. Сейчас.       Анэстель заскулил, когда удовольствие заструилось по его венам, наполнив каждую клеточку тела, оно изверглось горячей лавой, растеклось по его животу и руке его лорда. Он хватал ртом воздух, а сердце билось так быстро, что у него заложило уши. Прошло несколько бесконечно долгих минут, прежде чем он пришёл в себя и снова смог мыслить трезво. Когда он заставил себя открыть глаза, то обнаружил, что Глорфиндел сидит рядом, а на пальцах Глорфиндела остывает его сперма.       — Ты испачкал меня, поросёнок. Не хочешь убрать за собой? — усмехнулся воин Гондолина и поднёс покрытые спермой пальцы ко рту юноши. Тот отпрянул в отвращении, почувствовав, как один из безжалостных пальцев, коснулся его губ. Но Глорфиндел не дал ему шанса улизнуть и, в конце концов, ему пришлось-таки разжать губы. — Оближи, — приказал Глорфиндел, терпеливо дожидаясь, когда он поймёт, что у него нет иного выхода, кроме как подчиниться.       Синда зажмурился и, брезгливо сморщив носик, облизал палец, который мужчина бескомпромиссно засунул ему в рот. Вкус был странным… Солёным и немного горьковатым, не таким омерзительным, как он думал, но и не слишком-то приятным. Глорфиндел заставил его вылизать все пальцы, один за другим, а когда Анэстель справился с этой задачей, собрал ладонью сперму с его живота и молча поднёс к его губам. Давясь слезами, тот наклонился к жестокой руке и слизал с неё остатки своей спермы.       Он испытывал отвращение к самому себе и мог только гадать, что думает о нём этот жестокий Нолдо, но ещё больше он боялся его гнева. И потому он сделал всё, что тот от него хотел. Анэстель безропотно слизал очередную порцию спермы с другой руки мужчины, чувствуя на языке вкус спермы Глорфиндела, того самого Глорфиндела, которого он боялся до дрожи в коленках, пока нежный Глорфиндел гладил его вылизанной им несколькими минутами ранее рукой по волосам и шептал на ушко, как он обожает своего roch-neth.