Бесконечный Леденец

Прежде чем Намджун преподал Чонгуку его первое занятие по репетиторству, мальчики вытащили его в гараж. Они открыли дверь на улицу и в холодный полдень запоздалой зимы сидели в куртках, повисших на локтях или остававшихся на одном плече, как будто нужно было держать марку. Чонгук тихонько подкрался сзади них, хихикая на что-то, сказанное Чимином, и морща нос. Он поднялся на сцену и, бездельничая, наигрывал на своей бас-гитаре, привлекая внимание Намджуновых глаз. Его куртка подвязывала талию. Он выбрал майку, которая была слишком ему велика и подрезана немного глубже, чтобы рукава свисали сбоку до середины и грозились соскользнуть с его тонких плеч. Намджун подумал, что увидел блеск серебра на одной из грудных мышц, когда тот наклонился вперёд. Сокджин и Хосок с гитарами, висящими на ремнях, заняли места по обе стороны от него. Чимин в наушниках сидел на большой пластиковой коробке, окружённой барабанной установкой, палочки стучали по малому барабану в этю́де¹ к маршу для симфонического оркестра. Он смотрел на потолок, пока играл, губы двигались, когда парень пел про себя. Тэхён растянулся в старом кресле в углу со своим iPad'ом. Юнги сыграл менуэ́т² в соль-мажоре³ в какой-то странной тональности синтезатора на самой старой, самой пыльной, самой громыхавшей клавиатуре, которую когда-либо видел Намджун. — Итак, мы внесли некоторые поправки в песню, с тех пор как ты слышал её в последний раз, — сказал на расстоянии Джин гулким голосом в микрофон. — Ну, Юнги изменил второй голос⁴ и прочее. Я думаю, Чонгук добавил своеобразия к вокальной линии тут и там. Я не помню, изменил ли он текст. Чонгук поднял глаза с того места, где стоял напротив занавеса сцены, рассеянно бренча на басе, и покачал головой. — Итак, никаких изменений в тексте. Намджун кивнул. — Круто. Давайте послушаем. Когда Намджун узнал, что трое из лучших инструменталистов их школьной музыкальной программы создали группу вместе с каким-то весьма перспективным первокурсником и лучшим скрипачом в школе, коим являлся Сокджин, он честно ожидал чего-то вроде прог-рока⁵, чего-то ритмичного и драматичного, утрированного, чересчур отрепетированного. И не то, чтобы это плохо, но свои песни он создал для них с более высоким уровнем сложности, чего, возможно, заслуживала гаражная группа, чего-то с более техничной изюминкой и возможностью порисоваться. Он всё ещё не был уверен, что ожидать. При виде прикидов, в которых они репетировали, он некоторое время беспокоился, что, может быть, они думали, что они поп-панк: пирсинг и чёрные футболки музыкальной группы, крашенные волосы и ногти, слишком много серебряных украшений. Когда Чонгук, наконец, вышел к переднему краю сцены и практически упёрся ртом в микрофон, Намджун всё ещё думал о чём-то в русле кавер-группы, накладывающей более классическую музыку на народные песни. Было немного странно, что это был новенький парень, девятнадцатилетний первокурсник, наигрывающий вступление в двухударном ритме⁶. «Швейцарские Рулетики в 4 утра» нырнули в интро с расслабленной непринуждённостью, просто команда профессионалов, оперирующая пятью наборами своих конечностей. Они упростили его кусок. Некоторые из его трюков пропали без вести. Они не были ни жёсткими и тяжёлыми, ни полными шума, ни агрессивными или плаксивыми, или сумасшедшими. Это не было виртуозной демонстрацией, которой Намджун оставил дорогу. Они звучали ближе к Two Door Cinema Club, чем к кому-то другому, о ком он мог подумать, но глубже; немного похоже на Coldplay; несколько более сложных рула́д⁷ и ритмов Намджуна. Они были инди-рокерами до мозга костей, но голос Чонгука… даже с изменениями, тон более умоляющий, ничто не могло больше соответствовать замыслу Намджуна. Его голос звучал так высоко и мягко. Он выглядел ещё меньше с руками на микрофоне, сгорбленными плечами, мышцы вздулись, сдавленные друг другом, и Чонгук смотрел прямо в глаза Намджуну, когда напевал тому глухим и хриплым голосом в микрофон свою лирику: что-то обобщённое об утрате дней молодости с гораздо более аутентичной жаждой и отчаянием, чем Намджун когда-либо смог бы привнести. Намджун понял, что смотрел в упор в Чонгуковы глаза половину песни. Он отвернулся, будучи немного смущённым, оттого что один-единственный член аудитории, находящийся перед группой, потерялся в ремарках, химия, словно монолитным блоком, обволакивала сцену с Намджуном, неловко стоявшим на окраинах. Он крепко обнял себя руками и закрыл глаза на мгновение, слушая, как что-то с сюрреалистичным наклоном, что он сочинил на дешёвом композиционном онлайн-сайте, воплотилось в жизнь словно техниколором⁸ зрительного зала. Когда они закончили, Чонгук вновь погрузился в себя: уже более не харизматичный солист. Он уставился на пол и перебирал пальцами другую песню, параллельно выуживая мотив в своей голове. Остальная группа снова расслабилась у своих инструментов и выдохнула, становясь самими собой. — Вау, — выдал Намджун после того, как позволил последним нотам опасть. — Могу ли я написать вам ещё несколько песен? Вся группа тотчас же засветилась.