***
Это действительно напрягает. Страшнее только, когда он прикрывается и его не видно. Раньше, кстати, он так не мог. Ему вообще было довольно сложно взаимодействовать с предметами, но теперь что-то начало меняться. Раньше он мог действовать либо слишком грубо, либо слишком осторожно. Он мог либо что-то сбросить, во что-то ткнуть, пнуть, швырнуть, выключить, включить… Либо наоборот: прикасался настолько осторожно, что ничего не менялось, поначалу даже я чувствовала его прикосновения едва-едва. Я так понимаю, потому что не мог рассчитать силу, а теперь он обретает мощь, учится действовать иначе. Судя по всему, в последнее время ему не даёт покоя моя задница. Например недавно я посвятила вечер написанию сего дневника. Писать пришлось на бумаге — телефон был в ремонте. К слову, когда я занята любой творческой работой, Боец моментально начинает сходить с ума: приходит, что-то рассказывает, желает заняться сексом, в общем, всячески мешает. Вот и в тот раз он подкрался, напугал, внезапно укусив меня за бок, и, получив от меня нагоняй, удалился на кухню; после чего я снова сунула в уши наушники и продолжила писать. Стоило мне на минуту зависнуть, в попытке сформулировать мысль, мне прилетел шлепок по заднице, звонкий такой и обжигающий. Ещё не обернувшись, я набрала побольше воздуха, чтобы разразиться тирадой в адрес Бойца, но… Это был не он. Никого! Вообще! Вскочив, я унеслась на кухню. Потом, правда, оказалось, что это Миха меня так подгонял. Шлёпнул — и убежал, чтобы я его не засекла. Или вот, как-то поутру он снова начал требовать заняться разбором вещей, на что я, проигнорировав его, отправилась готовить завтрак. А ему ведь и дела нет до требований человеческого организма — сам не ест и мне не даёт. Сначала он методично задирал мне рубашку. Вот стоял и приподнимал её подол, при этом оставаясь для меня невидимкой. «Да блин! — мысленно ругалась я поначалу. — Прекрати! Ну зачем ты это делаешь?!» Он помолчал, выждал пару минут, а потом стал дёргать подол. Боец даже слегка удивился, увидев, как оттягивается ткань и вновь возвращается на место сама собой. — Это что, дружбан твой что ли прикалывается? — Да он достал! — пожаловалась я, — ещё и невидимый! Господин Горшенёв баловаться изволит! Как маленький! — Я те щас как побалуюсь… — прозвучало за спиной, и после чего последовал очередной шлепок по заднице, да такой, что я даже взвизгнула. — Эй, — нахмурился Боец. — Ты вот это прекрати! Иначе… Конец фразы заглушил горшковский смех. Ну да, Боец нашёл, кому угрожать. Смешно. «Он совсем наглеет, раньше он себя так не вёл! — жаловалась я потом Пифии. — Осторожно прикасался, энергетически, если был в таком виде. Видно хозяином себя почуял!» Подруга лишь посмеялась над его выходками: «Пхааах, вот прикол!» «Очень смешно. Мне интересно, что будет дальше? Грубо загнёт меня в «догги» и на столе отдерёт?» — Не, я ж ласковый, забыла? — заржал Миха. — Я тебя очень нежно отдеру! И заржал ещё громче. Он явно тренируется контролировать силу. Он всё время пытается с чем-нибудь взаимодействовать… Недавно я, сонная, выползла на кухню, сразу открыла окно и… Бац! Меня резко обдало холодным пивом. Боец ругается, Миша ржёт, а я в шоке обтекаю. — Какого чёрта?! — возмутилась я. — Что за херня?! Отличное, блин, пробуждение! — Захотел, блять, пивца, — хохотал Горшок, — спасибо хоть попробовать успел! Оказывается, что утром, при появлении на кухне Бойца, стоявшая на столе бутылка пива вдруг принялась сильно раскачиваться. — Миха, ты? — уточнил Боец. — Пива что ли хочешь? Бутылка качнулась ещё пару раз, и остановилась. Ну, Боец и налил ему кружечку, на подоконник поставил, как обычно, а я створкой скинула. Я поражалась, какой Миша сильный стал. Прежде он почти всегда ронял всё, что пытался заставить двинуться, а теперь может осторожно покачать, сдвинуть, привлечь внимание и не уронить. Он, кстати, это комментировать не стал, только самодовольно заулыбался, а Боец ему ещё налил. А как странно он стал целоваться! Просто поразительно. Буквально на днях я в очередной раз… Накосячила. Ну прям классически, в своём стиле, как умею. Когда Мишка сказал, что Вакарчук — кто не знает, это вокалист группы «Океан Эльзы» — бандеровец, ненавидит Россию и вообще: «уррук, сссука, сам в политику влез — ладно, а он ещё и на сцену её тащил, сссобака»; я была так поражена, что… Да, я полезла в гугл. Удостоверилась, что Миша, как всегда, прав, а потом до позднего вечера смотрела на него преданным взглядом и просила прощения. — Мишенька, солнышко, ну я больше не буду… — Нет, ты вот не пизди мне! — основательно надулся Горшок. — Извиняешься, как всегда, а потом то же самое делаешь! Ну да. Но я каждый раз искренне верю, что больше не буду! А потом оно как-то само получается… — Вот и молчи тогда! — рявкнул Миха, и скрылся, став невидимкой. Вот как я его обидела. Знающая здорово разрядила обстановку, вступив с ним в диалог. И за меня заступилась, и его пожалела. Он охотно отвечал, но всё равно почти всё время скрывался от меня, не хотел показываться. К слову, образ снова был необычный, но конечно же я не посмела проявлять любопытство: мало того, что он не объяснит, так ещё же и психанёт обязательно, обижен ведь. А образ-то — чудо какой. Уже не «охуенный», но ещё не «мрачный»: начинающие седеть волосы сзади достигающие низа шеи, а спереди ниже скул, лёгкая щетина, славные лучики во внешних уголках глаз от частой улыбки; в глазах уже нет ярких искр безбашенной молодости, но так же нет тоски и злости; лишь огонь энергии и немного отеческой строгости, в связи с моим неправильным поступком… А беседа была очень положительной, Михаил не мог такое упустить: мы говорили о том, какой он талантливый, какой добрый и справедливый человек, какой он симпатичный, славный, просто замечательный, чудесный… — Подлизываешься, ага, — наконец сказал он, и пожаловался Знающей: «Подлизывается. Не в её духе такие вещи открыто признавать. Может только так, типа… Ммм… Типа краем сознания. Так что точно подлизывается». «Ты уверен? :) — уточнила девушка. — Тобой невозможно не восхищаться». «Стопудняк. Она может втихаря восхищаться. Прямо — никогда. Скорее язык себе вырвет, чем признает». Вынуждена согласиться — он прав. Я даже мысли контролирую. «Я всё же думаю, что ей просто сложнее это признавать :)» — написала Знающая. «А, — он махнул рукой, — чувствует себя какой-то типа фанаткой или типа того, дурочка». И это знает, надо же… Нет, я признаю его талант, признаю его положительные черты характера, но строго, объективно, без пресловутого фанатизма. Потому что… Ну не фанатка я, блин! И боюсь ему такой показаться… «Она же тебя любит, одуванчик :)» — напомнила ему Знающая. «Ага. Как, знаешь?» — с кислой миной спросил он. «Да дофига!» Да, я люблю его именно так. Дофига! Но он сказал совершенно другое. — Я не буду это писать, — нахмурилась я. Он подошёл и ткнул пальцем в экран телефона: — Пиши, — строго сдвинул брови Михаил. — Пиши, давай, я сказал. — Но я не так говорила! — Суть та же! Пиши, сказал. Я вздохнула и написала под его диктовку: «"Ты, сволочь, собака, скотина, ненавижу! Не хочу тебя любить вообще, скот, и жалею, что вообще люблю, мудила, да ещё и так сильно люблю, гадина такая» — вот это её признание». — Доволен? — Да. Продолжай. «Это её самое искреннее признание. Я, блять, у Пифи мучился, придумывал ей признание, мозги кипели, а она вот так». Вы поглядите, какой злопамятный! Как зацепило его! Сейчас все гадости припомнит… Ну почему он так? Он же чувствует как я его люблю, зачем слова? Это так важно? Это мне важно, потому что я женщина! Но немного подумав, я решила, что мужчина тоже имеет право желать нежных слов и искренних признаний в свой адрес. — Забудь ты всё это… Пожалуйста… — я не выдержала его строгого взгляда и опустила глаза вниз. — Ну люблю я тебя! Я же без тебя жить не могу, есть не могу, спать не могу, дышать даже не могу, и это не фигура речи, а истина! — меня понесло так, что Миша вытаращился на меня своими, и без того огромными, глазами. — Ты же это знаешь, ты же знаешь, как я мучалась без тебя! Помнишь, ты говорил, как хочешь быть нужным мне? Так вот, ты мне нужен. Просто пиздец, как нужен. Мне же так больно без тебя! Не жизнь, а существование, понимаешь? Солнце не греет, звёзды не светят, ветер не дует, цветы не пахнут без тебя… У кофе нет вкуса и рок-н-ролл — не рок-н-ролл… Ты же сердце моё, свет мой, тьма моя… Мой любимый человек… Половинка души. Он ошалело глядел на меня всё время, пока я говорила, даже рот приоткрыл от удивления, а потом уголки его губ медленно потянулись в улыбку. Сначала сдержанную, даже смущённую; потом улыбка стала совершенно открытой. Вдруг он слегка мотнул головой, будто очнувшись от наваждения. — И я тебя люблю, малышка, — коротко ответил он спустя секунд пятнадцать после того, как я закончила. «У вас любовь такая. Как на вулкане :) Но чувство, что без неё земля в другую сторону вертеться начнёт… Так что давайте, забывайте всю хрень и целуйтесь уже… :)» — написала Знающая. Миша снова скрылся от меня, но я почувствовала, что он подсел поближе: «Как Женя говоришь, — сказал он задумчиво. — Он мне недавно сказал, шо нам чуть ли чихать не по договорённости надо, чтоб всё нормально было, чтоб никого там не снесло чем-то…» «Геоманты? — уточнила Знающая, и объяснила: — Это у Панова (хз, мож и правда такое есть) что есть люди, которые знают, как менять мир простыми действиями, типа чиха, но надо знать, кто и когда и что должен сделать…» «Пиздец. Чихать по времени. Пиздец, — задумчиво произнёс Михаил, и стал забавно кривляться: — Пардон, блять, друзья мои, я должен отойти. Настало время почихать». Я расхохоталась, а Знающая тем временем написала: «Поцелуй его уже :)» Я почувствовала, как он вздохнул, как присел совсем рядом, но так и не показался. «Сам пускай… — ответила я. — Он бестелый сидит, мне неудобно самой, чувствую себя ненормальной…» — Ну что, пупсик, будем мириться? — спросила я, глядя в его сторону. Он наклонился ко мне, марево задрожало перед моим лицом: — Ну, приоткрой ротик слегка, — попросил он. Приоткрыла. И конечно я ожидала привычные горячие прикосновения, а не то, что произошло. «Ну его нахер с его силой!!! Он соснул мне кончик языка! По-человечески! А он невидимый!!! — в шоке писала я Знающей. — Это ненормально. Он так не делал раньше». Никогда, никогда он так не целовался в состоянии абсолютно бестелого невидимки. Почувствовав абсолютно человеческое прикосновение к своим губам, я распахнула глаза и поражённо таращилась перед собой, а Миша тем временем вполне спокойно посасывал кончик моего языка. Это было жутко. Правда. Напротив никого! Я видела лишь окно, шкаф, стену, свои голые ноги, лежащие на диване, и никого!!! Но поцелуй был самый натуральный. Неосознанно захлопнув рот, я села. Огляделась. Ненавижу его не видеть! Наконец на другом диване возник улыбающийся виновник моего шока — уже успел переместиться. «Это ненормально, — продолжила я писать Знающей, бросая на него удивлённые взгляды, — он ещё такой сегодня, как… Блин. Мото Малоярославец смотрела? Двенадцатый год. Вот такой…». Такое впечатление, что он нарочно принимает новые образы, те, которые мы ещё не обозначили определением настроения. Я молча смотрела, как он ходит по комнате и сдержанно улыбается, но он, конечно, слышал мои сообщения для Знающей и… И что-то об этом думал. Ему явно нравилось то, что он смог меня так удивить и даже напугать, нравилось, как я наблюдаю за его передвижениями… «Красивый такой», — подумалось мне, и услышав мою мысль, он улыбнулся шире и подошёл ко мне. — Давай ещё? — предложил он. — Что? — насторожилась я. — Целоваться, — Миша присел на край дивана и уже потребовал: — Давай! — Зачем? — Ты чё? — нахмурился он, — я что, не имею права свою девушку поцеловать? Мог бы не предупреждать — не предупреждал бы! Мне надо, чтобы ты рот приоткрыла. Давай. — Ну, давай, но это подозрительно. Я знаю, что ты это не любишь… — проговорила я, потянувшись к нему, и попросила: — Только не скрывайся, я должна тебя видеть. — Лады, — одной рукой он прихватил меня за шею, другой за талию, и, приблизившись, прошептал: — Только резко рот не закрывай, как в прошлый раз, это неприятно… И поцеловал. В процессе шевельнул мой язык и снова соснул его кончик. Это длилось недолго, но я так офигела! Открыла глаза; увидела часть его лица, волосы, ухо… Как при плоти. Может он твёрдый сейчас? Коснулась рукой его волос — прошла насквозь, а он при этом неодобрительно замычал. — Миша, как? Как ты это делаешь? — спросила я, когда он отстранился от меня. Он лишь загадочно улыбнулся. «Вот если видимый — не так стрёмно. Но всё равно — слишком явные ощущения. Шевельнул мне язык. Вот как? Я не понимаю. Как! Странно всё…» — написала я Знающей. «Слушай, ну если даже тебе странно, поговори с ним… :)» «Я в первую очередь так и сделала, он только улыбается, ничего не объясняет…» А ночью он устроил продолжение начатого. Расскажу сразу, раз уж я коснулась событий того дня. Я лежала на диване у окна, отдельно от дрыхнувшего Бойца, чтобы не мешать ему светом телефона, и бездумно листала новостную ленту. Зевнула — уже давно было пора спать — убрала телефон… — Спать собралась? — Миша сидел на подоконнике, напротив меня, спустив одну ногу ко мне на диван, и уже час наблюдал, что делается на улице. Вроде как, дрались там две тёмные твари, а ему было любопытно, кто же победит. Я даже спрашивала, что там именно за твари, так как в темноте мне было не разглядеть, и почувствовать я не смогла. «Один — зубастик, второй — когтистик», — ответил Миша, и расхохотался. Ну и снова повернулся наблюдать за развитием событий. Я глядела на его довольное лицо, освещённое уличным фонарём, серебрящим проседь в волосах, и невольно любовалась — хорошенький такой! «Да пора уже и спать, — подумала я, снимая спортивный лифчик. — Даже лениво переползать к Бойцу в кровать». — М, это заебись, — задумчиво проговорил Михаил, потирая подбородок; затем спустился ко мне, снял футболку, стоя на коленях между моих бёдер, и стал приглаживать обеими руками торчащие волосы. «Какая из тварей победила?» — рассеянно спросила я, рассматривая его голый торс, белеющий в льющемся из окна тусклом свете. Странно, мне никогда не нравились мощные, крупные мужчины. Да и сейчас не нравятся. А он — очень. Хочу его. Даже это милое мягкое пузико возбуждает. — А я не досмотрел, — ответил обладатель пузика, на которое я как раз пялилась. — Они ещё дерутся до сих пор… «Снять бы с него и шорты… — я непроизвольно закусила нижнюю губу, но, заметив, что его руки потянулись вниз, к поясу, спохватилась: — Не, не надо, не снимай, не парься! Это я просто подумала, так… Сама с собой. Не снимай, бессмысленно же». Он убрал оттуда руки и наклонился ко мне, опираясь на ладони. — Значит, ты тут остаться решила… Значит, я могу тебя… Как полагается… Последнюю фразу он произнёс шёпотом уже в моё ухо. Я так понимаю, что «как полагается» у него — это до следов на коже. Когда он бестелый, я ничего не могу делать — лишь лежать бревном и смотреть на его макушку, маячащую в области моей груди и живота, рассматривать его тело, и всё. В такие моменты он держит ситуацию полностью в своих татуированных руках. Он целовал меня в губы, в шею, ниже. Его руки ощутимо прихватывали моё горло, довольно грубо сжимали плечи, живот, грудь, бёдра, и всё это было так же явно, как и вечерние поцелуи — полное ощущение его языка, губ, ладоней. Было нестрашно. Уже не страшно. Почему? Сексуальное возбуждение — дело такое. Не было мыслей: «Это ненормально, это стрёмно! Что изменилось? Как он это делает?» Было лишь: «Ммм, Горшеня… А посильнее?.. Губами… Не так сильно… Да, малыш, так. Офигенно, продолжай…» А он ничего не думал и не говорил. Просто делал, периодически коротко издавая какие-то мурчаще-рычащие звуки. Утром я обнаружила небольшой, но яркий засос на груди, прямо возле соска; и как сумасшедшая помчалась надевать лифчик, чтобы Боец не заметил. Мише было пофиг на засос, его волновал мой синяк на боку: — Вот блин! — воскликнул он, увидев его. — Вот же дурак, а! Прости меня, Кошенька, я не хотел! Вот придурок, увлёкся слишком, ущипнул до синяка, ё-моё!!! — Мишань, ты чего? — удивилась я, — ну бывает, чего ты так переживаешь? Меня вот больше засос волнует… Блин, сама ж просила посильнее… — А ты всегда просила посильнее. И раньше, давно… Но засос — это типа… Ммм… След страсти, понимаешь, да? — он опустился на корточки и стал рассматривать мой бок, — а синяк это, блин… Его от меня быть не должно. Да ни от кого быть не должно! — и коснулся губами потемневшего участка кожи. — Это тоже след страсти, — сказала я, улыбаясь, — мне хорошо было. Ты ласковый и жёсткий одновременно… Необычный такой… Но хотелось бы узнать, как это выходит у тебя? Так явно прикасаться… Раньше такого не было… Он поднялся, лукаво взглянул на меня, сдержанно улыбаясь, и ничего не ответил, кроме: — Я — огонь-мужик, малыш, — и рассмеялся. И всякий раз в ответ на мои вопросы об этих его изменениях, он только загадочно улыбается… А я хочу знать, что происходит.***
Но в тот день, о котором я рассказывала в самом начале главы, я ещё не знала, к чему приведут эти его, уже ставшие постоянными, шлепки по моей заднице; но, видимо, где-то внутри опасалась. — Ты можешь многое другое, — напомнила я, всё ещё ползая под столом с тряпкой, — ты же, я вижу, учишься аккуратно действовать в бестелом состоянии. Так чего ты именно к моей заднице прикопался? — А к чему мне ещё прикопаться, если задницу только из-под стола и видать? — спросил он. — В коротких шортах ещё. Конечно мне так и хочется пришлёпнуть да с оттяжечкой, чтоб звонко! Я выбралась из-под стола и заметила: — У тебя рука тяжёлая. — Ну? — он тупо взглянул на свою правую ладонь. — И шлепки твои причиняют боль! — Хах, — Миха хмыкнул, — я ж, по твоим словам, учусь, тренируюсь, ё-моё, чё ты мне предъявляешь? Потерпи немного. К вечеру один из углов в моей комнате заполнился стопкой коробок. Не сказать, что я была готова хватать несобранные остатки и переезжать, но большая часть дела уже была сделана. Я пила кофе, сидя вместе с Горшком на подоконнике, и радовалась… Сюрпризу из пакета. Там оказался мой потерянный паспорт! Помните, ещё в первой части, я как-то писала, что никак не могла его найти и даже Миху спрашивала, не видел ли он, куда подевался документ? Вот он нашёлся только теперь, спустя месяца три. Даже не хочу рассказывать, как тяжко мне приходилось в магазинах при покупке сигарет — я на свой возраст не выгляжу. А восстановление я всё откладывала — это ж такая заноза в заднице… И хорошо, что откладывала! Нашёлся же! — Ты, значит, знал, что он там, да? — спросила я Горшка. — Нет, откуда бы? — он прикурил от полыхнувшей ладони. — Сегодня только увидел! — Как же он там оказался? — удивилась я, и тоже закурила. — Всегда же на виду был… — Чего не знаю — того не знаю. Вот видишь, идея переезда оказалась хорошей! Иначе ты б когда ещё в кладовку полезла! Но, знаете, найденный паспорт — единственное положительное событие из всего мероприятия по раскладыванию вещей; потому как это оказалось бессмысленно…