***
Вчера вечером что-то странное творилось со мной. Именно вчера, не сегодня. Тяжесть камнем в груди повисла. — Знаешь, я сегодня напьюсь наверное, — сказала я им обоим. — Чего это? — Боец. — Почему сегодня? — Горшок. — Хочется, — коротко ответила я, и мы двинули в магазин. Там Горшок просил коньяк. Я просила вермут, а Боец вообще пива хотел. В любом случае, Миша остался обделённым — кроме него у нас коньяк никто не пьёт. — Ну ладно, — проворчал он. — Только попробуй со мной своим сладким пойлом не поделиться. «Ты же такое вроде не пьёшь», — напомнила я. — Если водку добавить — пью, — пожал он плечами. — А с тобой без неё придётся. Дома я щедро налила ему целый стакан своего «сладкого пойла» и хохотнула: — Живи и помни мою доброту, Горшочек. Он фыркнул перейдя на смех, и в стакане вермута сразу поубавилось. И всё шло вроде бы хорошо. Мы мирно смотрели запись конкурса исполнителей, на котором выступала моя бывшая однокурсница, смеялись над конкурсантами, Горшок, ругаясь и ворча, хватался за уши всякий раз, когда какой-нибудь любитель фальшиво горланил попсу, а меня тихо несло куда-то во мрак, хотя я очень старалась держаться. — О! Моя любимая песня! — воскликнула я, когда кто-то стал исполнять «Посмотри в глаза». Кто не в курсе, это «голимая попса» из девяностых. Лёгкая, ненапряжная, и к тому же я её очень неплохо пою. — А я эту певицу, чья песня, на «Овации» коньяком случайно облил, — поделился воспоминаниями Миша. — Ветлицкую? Да? Так это про неё Балу в книге писал? Только он не помнит её фамилию… — Ага, про неё. Но я не нарочно! Но смешно было. Я взглянула на его стакан. Чего он не пьёт? Зря наливала что ли? — Извиняй, Мишаня, что-то я погорячилась. Делись со мной теперь ты, — с этими словами я почти ополовинила его стакан. Его выражение лица надо было видеть. И без того большие глаза возмущённо округлились, лицо вытянулось. — Да ты офигела. — А ты у неё из стакана забери, — подсказал Боец. — Ты же наверняка это можешь. — Не пробовал, — Миша почесал нос и улыбнулся, в это же время остатки вермута исчезли из его стакана начисто, будто даже стенки насухо облизал, чтобы я больше на его выпивку не покусилась, — но вот опьянение украсть я могу. — Не надо у меня ничего красть! Так задумано изначально! Я хочу опьянеть. Сказано — сделано. В хлам. На самом деле, я смутно помню, что было дальше. Утром я зашла в интернет и обнаружила ночную переписку со Знающей, конец которой я даже не помню как вела. «Одуванчик, ты как?» Это я ещё помню. Боец ушёл спать, а Миха встал у меня за спиной и стал сверху заглядывать в телефон. «Как всегда в конце июля. У матери был. Она больше всего меня радует. По-моему она немножко ку-ку…» У меня челюсть упала: — Ты чего несёшь?! Миша пожал плечами: — Да я сам не пойму, что творится вообще. «Я даже не знаю, что сказать. Почему ты так решил?» «Ну она как-то… Не в себе. Она понимает, что меня как бы нет. А при этом относится, как к живому. Говорит обо мне в прошедшем времени, но весело, будто я есть». «Знаешь, вот эту весёлость я тоже заметила, ты прав. Это немного странно. Но может, она просто чувствует тебя и ей радостно от этого? Понимание, что ты не ушёл…» «Я не чувствую, что она чувствует. Это странно. Почему? — я ощутила его растерянность и непонимание. — Она не притворяется. Она реально с радостью всё говорит». Я подняла на него взгляд. Насквозь мокрая чёрная рубашка прилипла к телу, чёрный кожаный плащ, с которого потоками стекает вода, с кончиков волос льются тонкие струи, блестящее от влаги лицо, а высокие ботинки всей подошвой утопают в луже. Он потёр мокрым рукавом влажный лоб и тяжело вздохнул — ничего не изменилось, он так и остался мокрым. Мои губы задрожали, я попыталась проглотить ком в горле. — Эй, нет, только не ты! — нахмурился он. «Бля, чё-т реветь собралась…» — поделилась я со Знающей. «Так, Кош, ты-то чего? Перестань. Подумай о нём. Ему нужна твоя любовь и забота сейчас. И поддержка». Михаил многозначительно кивнул. Я шумно сглотнула и пригубила вермут. «Да я держусь. Попсу вот слушаю:D А ныть хочу… Вообще странно так. Отвлекаюсь вовсю. А ком в горле застрял. Ничего не сделать. Не могу себя проконтролировать. Вообще не понимаю, почему. Даже не думала об этом, а оно вот так…» Я действительно совершенно не понимала причин своего состояния. Вот он, Миша, стоит возле меня, хмурит брови и пытается распутать тревожный клубок эмоций, застрявший у меня в груди. Почему так плохо-то? «Ну правда, ты чего? ОН. РЯДОМ. С ТОБОЙ:) Миллионы людей сдохли бы от счастья, а ты реветь надумала… Да что там, сдохли бы от счастья только от одного известия о том, что он здесь :) И хватит нагнетать. Завтра точно такой же день, как и вчера, как и неделю назад, ничего не изменилось и не изменится :) просто всё, о чём ты собралась реветь, уже случилось, и давнооо…» А вот нет. Завтра ужасный день. День, который разделил жизнь многих на «до» и «после». Я знаю, как его любили, как он всем был нужен. Я знаю, как эти люди доводили себя до нервного срыва. Это ужасный день. Это пять лет со дня катастрофы. Катастрофы… Вот! Два часа ночи! В это время и происходила эта самая катастрофа. Как же ему больно было… Слёзы хлынули из глаз. Без рыданий и всхлипов, просто вода заструилась по щекам. — Да блять, — Миша тряхнул мокрыми волосами и положил руки мне на плечи, — выпей. Давай, выпей. Я сделала несколько глотков и сразу ощутила лёгкое головокружение. «Вот ты сама себя накручиваешь… и ему хуже делаешь! Одуванчик, права я?» Хмурый «одуванчик» пожал плечами: «Ничего не сделать. Она как будто тупо по физиологии так. Отвлечена, а тело плачет. Я ничего не понимаю. Мне — нормально! Почти. Я чувствую боль других, но не вникаю… А то мне пиздец был бы». А меня всё несло и несло. Гнетущее состояние бесконечного одиночества, желание избавиться от боли в теле любым способом… — Пиздец, — проговорил Горшок. — Ты меня чувствуешь. Прекрати. Так просто? Взять и прекратить? Да знать бы как! — Спать, — коротко сказал он. — Надо спать. — Не пойду, — буркнула я, и вылила в свой стакан остатки вермута. «Миш, надо с этим светопреставлением что-то делать», — Знающая озадачилась моим состоянием не меньше Миши. «Что? Понятия не имею». «Может, вырубить её до вечера?» «Сидит. Не идёт. А бухая, — он почесал макушку. — Эта дурочка перенимает то, что со мной было тогда, понимаешь да?» Что было дальше я помню вспышками. В какой-то момент я его спросила: — Это тебе что, реально так сильно больно было? — Больнее, — коротко ответил он. — Я вырубился, я ничего не хотел. Чувствовать это не хотел. И бросил тело. Возвращаться не хотелось… И всё. Последняя вспышка была уже в кровати. А вот переписка эта вообще стёрлась из моей памяти. Видимо, это была самая обычная агрессия от бессилия. Мне нужен виноватый, понимаете? Во всякой трагедии мне нужен виновный. Мне нужно на кого-то обрушить злость от бессилия невозможности исправить положение. И виноватым у меня выступил Миша. «Я его обычного хочу… Человеческого. Он виноват! Почему он так? Вот какого хера?» «Потому что так произошло, и хватит его винить. Это уже случилось и исправить он не может. Но он сделал невозможное, чтобы остаться рядом», — заступилась Знающая. «Но он виноват. Так не должно было быть. Его вина», — заладила я. «Он исправил всё, как мог. Да, пусть не совсем — совсем никто бы не смог, но исправил же!» «И что? Скот. Он нарочно. Он так хотел. Он хотел!!! Ему в кайф!!!» Это была его ошибка, рассказать мне, как здорово он чувствует себя без тела, как он не чувствует боли, как нравится ему кайфовать и балдеть от лёгкости, от своих способностей, от знаний. За эту ошибку я и зацепилась… «Ничего он не хотел, и ты это прекрасно знаешь. Такого — не хотел, — продолжала убеждать меня Знающая, — перестань наговаривать на него, ему и так хреново не меньше тебя. На него еще массовка эта давит!» Но в моей голове было одно: «Вот. В этот час. Ровно пять лет назад. Понимаешь? Вот ровно. Его корёжило. И его можно было спасти». «Твою мать, Коша! Щас же прекрати! Эмпать, твою мать. Что ты ему душу наизнанку выворачиваешь?» «Да, а нам нормально? Его ещё и бесит!» «Нам — это кому?» «Нам всем». «А хочешь знать, почему он бесится от этого?» «Ему тоже больно. Я знаю». «Да, а ещё потому, что сделать ничего не может, и сидите вы в этой лодке и жуёте одну траву бесконечно, блять». «Ну сам виноват!» «И ты его всю жизнь наказывать за это будешь? Особенно если тот, по кому ты убиваешься, стоит рядом и любуется твоей истерикой. Миш, выруби её». И он послушно вырубил. Понятия не имею, как он меня уговорил уйти спать. Но я помню, как лежала на диване у окна и горько плакала, бормоча о том, что это всё неправильно и несправедливо, и что этого не должно было произойти, а он сидел рядом и говорил что-то успокаивающее и милое, гладил меня по спине и обещал, что всё будет хорошо. И наконец я уснула. Миша потащил меня с собой. Я совершенно не помню, что мы там делали, о чём говорили, но я точно знаю, что мы были в Питере. В тело я вернулась с истерикой. Вот я стою на мосту и вижу, как навстречу мне идёт девушка, глядя сквозь меня, и — бац — я уже сижу на диване в своей квартире и мелко подрагиваю. — Прости, — проговорил Боец. — Я не хотел. — Н-ничего… В-всё нор-рмально. Чтобы рвануть обратно в тело мне оказалось достаточно одного лёгкого поцелуя в спину. Странный «припадок» длился минут десять. Миша суетился возле меня, наблюдая за моим состоянием, и, как только я пришла в форму, убежал. Можно сказать, что сегодня я вела себя хорошо. Чувствую вину за то, что наговорила вчера… Ему самому плохо, больно, страшно, мокро — а тут ещё и пьяная половина на него наезжает. Кошмар, а не половина… Конечно же, проснувшись, я перед ним извинилась. Искренне и подробно. А он «в награду» одарил меня апатией. Понятия не имею, как он это сделал — вчера ведь он пытался, да не получилось! А сегодня довольно ловко поставил на меня блок. Боец видел моё странное состояние, понимал, почему оно такое, но с вопросами не лез — только настроение поднимать пытался. А я весь день старательно держала на Мише защиту. И конечно чувствовала, что его это злит. Он очень много времени провёл на кладбище, а после — заглянул ко мне. И выглядел он, кстати, вполне довольным. — Нормально всё, — сказал он. — Даже весело. Но туда алкоголь многие принесли. Нажрались. Но хуй с ними, нормально было, весело! Не как у людей, а как у меня, понимаешь, да? — Понимаю, да, — я улыбнулась. — Сними с меня зеркала, — потребовал он, поднявшись, — хватит уже. — Ты что? — я сильнее напрягла руку, удерживающую защиту. — Сейчас как раз таки более всего она и нужна! — Ссс…зараза, — и ушёл обратно в Питер. Ближе к вечеру апатия стала пропадать. Весь день я была спокойна, как тюлень, даже читала все эти душетрепательные постики в контакте — ни слезинки не проронила. И это длилось пока мне не стали писать люди… Не знаю, почему многие выбрали меня в качестве сострадающей. Повода я не давала… Чужих постов не добавляла, своих тоже не писала, в группах ничего не комментировала и «лайков» не ставила. Однако, несколько человек решили поделиться своей болью именно со мной. И что в итоге? В итоге Панкошка выла от жалости к этим людям. И не рассказать же им ничего… — Ты чего? — в комнату заглянул Миша. — Опять?! — Будешь? — я предложила ему алкогольный энергетик, и он слегка покривился, а я возмутилась: — Как при теле — так пил! С твоим-то сердцем! А теперь мы нос морщим?! — Давай свою гадость, только не ной, — он подошёл поближе. — Где был сейчас? С кем из них? — спросила я, наливая в его стакан энергетик. — Пиздец, — выдохнул он, — хоть разорвись. Там одни, там другие! Там дочь, там мать и брат! И всё одновременно!!! Что за пиздец! Придумали, блять, отдельно выступать! Я попыталась скрыть улыбку, опустив голову: — Кое-кто мне говорил, что он «наши житейские движухи на хую вертел» и плевал этот кое-кто на ссору своих друзей. — Да я и вертел! — воскликнул он. — Но я заебался вертеть! Бегаю туда-сюда, как придурок какой-то!.. Сейчас в СКК пойду. Сашу послушаю… И эту, блять, голограмму жду. Проебал саундчек, теперь только на концерте увижу… Ну я пошёл! Не плачь тут мне, поняла? И спрыгнул в окно. Вздохнув, я подошла к центру, посмотрела на подключённый плеер, наконец решившись, включила «Шутов» и вновь вернулась в интернет. В личку мне писала девушка, читательница. Просила разрешения рассказать правду про Мишу одной девчонке… Ребёнок совсем, подросток, а любит его просто до боли в груди, который день убивается, до нервного срыва себя доводит. А тут ещё и странности у неё дома начались. Что-то упало, что-то включилось… То ли знак от Михаила, то ли нет? Я нахмурилась. Вообще-то он мне говорил про девочку, к которой заходил несколько раз и что-то там делал, желая, чтоб его заметили. «Не, ну, а чё? — говорил он. — Она сама хотела! Просила знак! Я песню включил. Чем не знак, ё-моё? Охуенный знак. Или мне надо было её схватить и лицом в свою фотку потыкать, типа «я это, я»? Чё за фигня вообще… Сами хотят, чтобы я пришёл, воют, а потом пугаются!» Может о ней и речь?.. Жалко ребёнка конечно… Но без отмашки Горшка я не могу дать добро на разглашение его тайны; пришлось попросить этого не делать. На звуки «Бунта на корабле» пришёл Боец. — Ну наконец-то включила!!! — обрадовался он. — Отошла? Вечер памяти у нас? Губы опять предательски задрожали. — Ну ты чего? — Боец подошёл ко мне. — Придёт твой Горшок, ну, дай ты ему с друзьями погулять! — Да пускай гуляет, я что против? — удивилась я. — Ну, он когда рядом, ты ж не плачешь? — уточнил Боец. — И при нём тоже… — Вот дурная. В коридоре что-то упало, после этого в комнату влетел Миша. Что-то случайно зацепил, пока бежал. Он остановился и посмотрел на нас. Интересный облик. Почти «прикольный», но игл нет, волосы просто торчат в стороны в беспорядке. И грима нет, лишь глаза… Будто подведены карандашом. При теле, скажем так, я его такого не видела. — Прекрати ты по нему плакать, — Боец прилёг на диван. — Ему так лучше. Я его понимаю, я бы тоже был рад такому на его месте. Столько возможностей, никакой боли. Он же с нами, это главное. Миша присел на край дивана и молча, с большим интересом стал слушать, а я удивилась Бойцу: — Да чего вы мне оба про боль постоянно говорите?! Как сговорились! Он лишь улыбнулся. Хотелось напомнить ему, как пять лет назад он лежал со мной на полу в обнимку и рыдал в голос. И не один день, знаете ли. А песни «Похороны панка» и «На краю» были в нашем доме под запретом года три, не меньше; причём по инициативе Бойца. Вообще-то он и сейчас иногда может пустить скупую мужскую слезу, но уже не из-за Миши. Он испытывает сострадание к Татьяне Ивановне, и любое её интервью трогает его душу. Мишка слушал нас всего пару минут, а потом кивнул — дескать, всё нормально, ревущая Кошка в надёжных руках — и вновь ушёл. Вернулся он через несколько часов, когда я уже во всю орала песни, периодически срывая аплодисменты прохожих. Вернулся он ненадолго и недовольным. Присел на подоконник и закурил. — Ну что? — спросила я. — Что не так? Ты, кажется, обижен… — Пиздец, — он поджал губы. — Такой хуйни отродясь не видел и лучше б не видел. Я думал… Я думал красиво сделают. Может, сделают проекцию с видео какого-нибудь концерта! А там хуй компьютерный какой-то… Я представила самый настоящий «компьютерный хуй» и невольно рассмеялась. Миша поднял на меня взгляд полный обиды. Как ребёнок, у которого любимую игрушку отобрали. Сколько разочарования в глазах… — Прости, — я смутилась. — Всё так плохо? — Я так ждал… — он вновь опустил взгляд. — Мне так интересно было. Я специально не ходил смотреть процесс создания голограммы. Я хотел удивиться, понимаешь, да? А там вот это вот… — он махнул рукой и затянулся сигаретой. — А что там? Какой образ? Каких лет? — Да никаких! Это, блять, хуйня, а не я… Я не такой, понимаешь?.. И звук плохой. Техника херовая, — он качнул ногой и вздохнул. — Но парни молодцы, конечно. И Сашенька нормально спела. — А фанаты? — И фанаты. Выли там, конечно. Я с ними повыл. — А что в А2? — Там нормально. Лось вообще краса. Краса-краса-краса! — он улыбнулся. — Пойду я обратно. Не скучай. И я стала ждать видео из СКК. Что ж там такое сделали, что он так сильно расстроился? Первое видео, что я нашла было в плохом качестве, но я смогла сделать некоторые выводы. Тело там, конечно, не горшковское. Ноги, бёдра совсем чужие, плечи уже, попа шире, чем у него. Забавная такая мультяшка. Пошёл туда, пошёл сюда… Но вот движения рук и головы, походка, на мой взгляд, переданы отлично. Он просто ожидал большего. Ожидал более высокий уровень, от того и разочарование таких масштабов…***
20.07.2018 Легла спать я без него, хотя до последнего держалась, хотела дождаться. Он пришёл, когда я уже засыпала. Провёл пальцами по позвоночнику от шеи вниз. — Ты чё, только легла? — прошептал. — Меня что ли ждала? Я лишь успела считать его эмоциональный фон: спокойный, даже умиротворённый… И немного пьяненький. Это хорошо, значит можно не напрягаться. Слишком сильно хотелось спать — я держала на нём защиту до последнего, и потому ужасно устала. «Тихо… — подумала я. — Гладь… Я сплю, Мишутка…» Я почувствовала, что он улыбнулся, и вырубилась.