Every step that you take Could be your biggest mistake It could bend or it could break But that's the risk that you take What if, Coldplay
***
— Мусик-Лапусик, иди сюда, мой сладкий пирожочек, — ворковала Мина, зовя своего нового роскошного питомца. И почему она не хотела заводить собаку? А. Ну, да. Ее родители пытались ей манипулировать. Да, Артемис отказался жить с ней под одной крышей. Ну, возможно, ей раньше в принципе не нравились собаки. Но все эти проблемы отступили на второй план, когда наступил тот самый момент: ей нужно придумать имя! Минако прекрасно знала, как назовет своего красавчика. Она практически сразу так окрестила Артемиса (ну, ровно до того момента, как тот открыл рот и отчитал ее за столь унизительное оскорбление в свой адрес). Но ведь все не так плохо. Ну, кроме того, что Мусик-Лапусик отказывался хоть на миллиметр сдвинуться с перил балкона. — Пожалуйста, только не прыгай, — взмолилась к Мэлу (короткий вариант имени) Минако. — Мои родители с катушек съедут, посчитав меня психопаткой, доводящей собак до суицида. Мэл очень ей нравился. С его неодобрительными пристальными взглядами, угрюмым настроением… Минако просто не могла не полюбить его. Да кто вообще мог перед ним устоять? Тот взгляд, которым одарил ее Мэл, как бы говорил: «Да ты и есть доводящая до суицида собакоубийца». А еще: «Ты о чем думала, называя меня так? И, главное, чем?» У Мэла никогда не наблюдалось склонности к подобного рода высказываниям, но сейчас, видимо, для них настало самое время (никогда не поздно начать!). Смерть казалась более привлекательным вариантом по сравнению с тем, что ему сулила жизнь с душевнобольной хозяйкой. Его первым впечатлением о Минако Айно стало то, что она первоклассная безмозглая Барби. Она взяла из приюта четырех собак, которые, к слову, явно не хотели, чтобы их оттуда забирали (видимо, Барби приняла их отчаянные вопли, протяжный вой и грозное рычание за… воодушевление?). Затем она раздала всех собак своим друзьям, успешно разделив их слаженную команду. И, что хуже всего, его самого она выбрала в качестве главной игрушки на неделю. То, что она вылетела из храма с ним под мышкой, стало для него неожиданностью, ведь ей, честно говоря, больше бы подошел гиперактивный ретривер, чем серьезный сибирский хаски. Всю оставшуюся ночь он следил за ней, и то, что он узнал, повергло его в шок. Его первое впечатление оказалось неверным, виной тому — недостаточное количество доказательной базы. Сейчас же он мог с уверенностью заявить, что Минако Айно — больная на всю голову психопатка. Она не ходила, а танцевала, прыгала, крутилась и совершала другие энергозатратные ненужные действия. Она не говорила, а кричала, орала, шепталась или практиковалась в других вариантах манеры речи. И все это он уловил лишь за тот маленький промежуток времени, что провел с ней. А еще она много улыбалась. Не будь он собакой… нет, сейчас не об этом. Суть в том, что абсолютно все в Минако Айно сводило его с ума. Он просто не мог разгадать ее. Сегодня Минако проинформировала его — а она любила общаться с ним как с настоящим человеком, что, конечно, не редкость для людей, а в его случае даже приемлемо — что спать он может на коврике, а если ему понадобится воспользоваться уборной, то ему нужна вон та дверь. Ей повезло, что он не совсем собака, в противном случае ее комната магическим образом превратилась бы в его личный туалет. Но он безропотно подчинился, проспав на коврике, а что касается уборной, то он просто потерпит, пока не окажется на улице. Если его мозг и был больше человеческим, то тело все же оставалось собачьим. Чем больше времени он проводил с ней, тем больше казалось, что все дефекты личности Минако (как он их называл) проявлялись с одной лишь целью — раздражать его. Некоторые примеры. Сегодня утром он проснулся от того, что Мина громко напевала, не стараясь даже попадать в ноты. Она безумно улыбалась без видимой на то причины, кружилась на месте и подпрыгивала. Он просто ее не понимал. Что так обрадовало эту девушку, что она решила распевать во все горло? Он никогда не встречал таких, как она: ни один человек не сравнится с ее чистотой и непорочностью, не говоря уже про искренность. И это безумно его коробило: в ней же должен скрываться какой-то порок. Может быть, она потеряла счет количеству мужчин, посетившим ее спальню (от этой мысли его сердце сжалось по какой-то неизведанной причине)? Или она мошенница? Не помогает старикам переходить через улицу или не оплачивает счета (даже это бы подошло)? В ней должно быть что-то неправильное, что-то такое, что помогло бы отнести ее в категорию «как и любая другая женщина». И тут она совершает самую безобразную вещь на свете — начинает звать его уменьшительно-ласкательным именем. Она дает ему домашнее прозвище. Конечно, другие женщины тоже пытались провернуть подобный трюк, но такие попытки моментально им пресекались. Но в этот раз он не мог ничего поделать — он не умел говорить, а потому не мог ей растолковать, что ни в одной Вселенной к нему не будут обращаться столь отвратительно. Спустя год, проведенном в теле собаки, он почти смирился со своим положением, тем более, ему оставалось пробыть в таком виде всего ничего, но дурацкое имя все-таки оказалось сильнее него. — Мусик-Лапусик — замечательное имя, правда? — промурлыкала Минако, расчесывая ему шерстку и поглаживая (к его величайшему стыду). Всего пять слогов его нового имени в одночасье разрушили годами выстроенную непробиваемую стену спокойствия: никогда в жизни он не чувствовал столько всего одновременно, ни на что он так не реагировал. Он выл. Лаял. Рычал. Словом, делал все, чтобы эта клуша поняла, что ей не удастся унизить его подобным образом. Но будучи сумасшедшей нестабильной барышней, а именно такой была Минако Айно, она приняла все его действия за знак полного одобрения. Он задумался. Ему надо было проветрить голову, поэтому он и вышел на балкон — закатывать сцены, все-таки, не его стезя. Но Мина растолковала его действия иначе: она решила, что он хочет покончить жизнь самоубийством или чего еще хуже. Он же СОБАКА. Неужели она не понимает, что собаки мыслят иначе? И не важно, что он сам мыслил далеко не как животное. И Минако вела себя так, словно пес, грозящийся сброситься с балкона пятого этажа, для нее являлся обычным делом: она стояла рядом с ним, умоляя не прыгать вниз. Если бы не его спутанные мысли, он бы даже, возможно, назвал бы эту ситуацию забавной. — Я тебе заплачу, — взмолилась она, словно деньги могли как-то помочь его собачьей морде. Он зарычал в ответ, мысленно транслируя ей, что все, что ему нужно, это вновь стать человеком. А, и сменить имя, пожалуйста. Или хотя бы просто оставить его в покое. Но Минако чуждо понятие покоя. — А что насчет большого сочного стейка? Соблазнительно, но нет. — Может, купим тебе новую пару обуви? Поход в обувной всегда помогает мне почувствовать себя лучше и… избавиться от суицидальных мыслей. Обувь? И что, прикажете, ему с ней делать? Минако уже начала переминаться с ноги на ногу, явно теряя терпение. Он почувствовал, как начинает самодовольно улыбаться, но тут же себя одернул — поведение Мины не милое, напомнил он себе, оно не сулит ничего хорошего. — А что насчет кота, с которым ты сможешь играть? Я могу тебе принести замечательный пушистый шарик, за которым ты сможешь весело носиться днями напролет. ГАВ! — Ладно! — раздраженно бросила Мина. — Продолжай упрямиться. Но тебе следует знать, что я не собираюсь поощрять подобное поведение. Чтоб ты знал… — В ее детских голубых глазах вдруг загорелась искорка, которую он уже знал как самую страшную и опасную вещь на свете. Неужели у человека (хм, у собаки) не может просто случиться нервного срыва? Разве его нельзя ненадолго оставить одного? Весь вид Минако говорил о том, что она собиралась выкинуть что-то невероятно бестолковое. И она не разочаровала. Минако уселась на перила, свесив ноги над пропастью. — Если спрыгнешь, то я полечу за тобой, — объявила она. Полный атас. Фраза «пока смерть не разлучит нас» воспринимается Минако на совершенно ином уровне. — С минуты на минуту, — Минако театрально вздохнула, когда с его стороны не последовало должной реакции. — Мне пора бы задуматься о последних словах… Это должно быть что-то запоминающееся, смелое и яркое… О! «Загробная жизнь как мое лучшее приключение в жизни». Мэл больше не мог этого выносить и сдался, признавая полное поражение: он опустил передние лапы на пол. — Видишь? — спросила Минако, обращаясь куда-то в пустоту. — Все не так и плохо. Она спрыгнула с перил — на что Мэл облегченно вздохнул — и вернулась в квартиру, словно ничего не произошло. Зазвонил телефон и Минако рванулась к трубке. Когда туман в его голове почти рассеялся, а мысли постепенно пришли в порядок, он безумно устыдился собственного поведения. Как он мог потерять контроль над собой? Конечно, это чертово имя доконало его, но, все-таки. До Мэла донесся голос Минако, отвечающей на звонок: — Алло? Он внимательно прислушался, раздумывая, кто в здравом уме вообще может дружить с этой девушкой. Да, звучит грубовато, но особенной вежливостью он никогда не отличался. — Да, нашла. Сибирский хаски. Это обязательно? Хорошо-хорошо, дайте мне пол часа. Как скажете. Пока, — она повесила трубку. — Мууууусик-Лапууууусик! — пропела она, влетая в комнату. — Пришло время познакомиться с моими родителями! Все в позе девушки говорило о том, как ей нравится эта идея, но глаза выдали истинные ее чувства — в них отражались горечь и обида. Неожиданно для него самого, ему до безумия захотелось навсегда стереть эти эмоции из ее лазурных глаз. — Пойдем, — Мина активно зажестикулировала, попутно хватая веревку, по совпадению, являющеюся его поводком. Гхм, Минако и все, что потенциально может использоваться в качестве оружия, — не самая хорошая комбинация, понял он инстинктивно (вероятно, благодаря этим расхваленным собачьим штучкам). Он понадеялся, что к их возвращению в квартире не останется ножей. Ладно, не понадеялся. Помолился. Прежде чем он дал деру, она нацепила на него поводок и вышла с ним на лестничную клетку, пропуская его вперед. Если подумать, она не так и плоха. — Мусик-Лапусик залез в коробусек, увидел бабусек, скорчил… мордусик?.. — затянула она только ей известную песенку, которую она напевала на протяжении всего их пути. Всего. Их. Пути. Не так плоха, собачью мать твою. Почему его никто не пристрелил, когда эта мысль только закралась ему в голову?***
Основной проблемой, с которой пришлось столкнуться Ами по случаю нового приобретения, оказалась ее соседка по общежитию. Ами с удивительной легкостью уговорила декана разрешить ей оставить Гермеса (так она назвала своего питомца). Он пообещал пойти на любые возможные уступки, только чтобы Ами ни в чем не нуждалась и осталась в данном Университете (прозвучало так, словно она жила в отеле, а не в студенческом общежитии). В университете Токио она училась уже два года (выпустившись из школы в шестнадцать). В следующем году она также собирается закончить досрочно, и поступить в медицинский колледж, чтобы осуществить свою давнюю мечту стать успешным доктором. Но все это в будущем, сейчас ее ждали проблемы посерьезней, нежели выпускные экзамены — убедить ее соседку будет сложнее, чем декана. О Сильвии Брукс Ами и не подумала, когда согласилась принять сумасшедший подарочек Мины. А стоило бы. Сильвия с первого дня их знакомства недолюбливала Ами. Сухие фразы об отсутствии личной жизни незаметно перешли и к ее успеваемости: долгое время брюнетка считала, что Ами плохо учится, раз не любит говорить на эту тему. Когда же она узнала, что Ами не только лучшая студентка университета, но и на два года младше, ее подколы перешли на новый уровень. Сильвия не стеснялась затрагивать и личные темы: начиная от предполагаемого низкого дохода семьи Ами (что едва ли имело смысл, учитывая, что мама Ами — успешный хирург), заканчивая нелицеприятными намеками о ее личной жизни. Ами все эти выходки сильно не беспокоили, хотя Мако и предлагала надавать девушке по самое не балуй и отправить ту в Тимбукту, Ами знала, что игнорировать проблему намного проще. Поэтому она делала вид, что все нападки со стороны Сильвии не сильно ее трогают. Девочки советовали ей сменить комнату, но Ами не видела в этом необходимости до тех пор, пока со всем справлялась сама. Возможно, девочек все же стоило послушать. — Я отказываюсь жить с этой мерзкой тварью, и я не понимаю, как ты могла подумать, что я соглашусь! — Сильвия, изначально сидевшая на диване, встала, уперев руки в бока и прожигая Ами взглядом не идущим ни в какое сравнение с тем, на который способна Рэй, так что Сильвии не мешало бы подучиться. — Сильвия, — укоризненно начала Ами. Гермес устроился у ее ног, не сводя взгляда с девушки напротив. — Даже не начинай, — огрызнулась брюнетка, — Ты должна была сперва спросить моего разрешения! Я тоже здесь живу, и ты обязана была получить мое согласие прежде, чем приводить сомнительных тварей в общежитие. Декан-то вообще знает об этом? –спросила она с хитрой улыбкой на лице. — Да, и он дал свое согласие. — Ох, ну, конечно, кто откажет нашей золотой девочке. Но скажи мне, Ами, что ты пообещала ему взамен? Уж не… Рычание. Сильвия взвизгнула. Ами сжала кулаки и сосчитала до десяти, как ее учила Макото, которая использовала подобный прием, когда особенно мерзкие парни приставали к ним. — Предлагаю компромисс, — произнесла Ами, когда немного успокоилась. Она взглянула на Гермеса, который приятно ее удивил, оставаясь совершенно невозмутимым, открыв рот только чтобы прервать явно некрасивое замечание. — Но я не хоч… — Или ты учишься жить с Гермесом, — так, кстати, его зовут, — или я ищу себе новую соседку по комнате, — холодно произнесла Ами. Сильвия фыркнула. — Ну, ищи. Прошу тебя собрать вещи к завтрашнему дню. А вот это уже лишнее, эта девица слишком много о себе возомнила. Гермес кашлянул, что, в контексте ситуации, прозвучало как смешок. — Ты меня не поняла. Это я попрошу переселить тебя в другую комнату, а, учитывая мое положение, скорее всего, мне пойдут навстречу. Ами не любила использовать свое положение в Университете против кого бы то ни было, но в тот момент цель оправдывала средства. Брюнетке крайне повезло разделить с Ами просторную комнату с прекрасным видом. — Но… Ты не посмеешь… — Еще как посмею. Сильвия явно готова была заплакать, и Ами немного смягчилась. Она не хотела никому плохого, но Сильвия заслужила подобного отношения, и кто-то должен был преподать ей урок. — Твоя взяла! –закричала Сильвия, злобно топнув ногой, после чего скрылась в комнате, не забыв громко хлопнуть за собой дверью. — Кажется мы победили, — прошептала Ами Гермесу, радуясь тому, что она может с кем-то поделиться в своем университете: из-за ее застенчивости и статуса люди ее сторонились. Гермес посмотрел на нее своими умными глазами, и Ами покраснела, — от чего, она сама не поняла, — но знала, что эти глаза могли вызвать у нее целую гамму чувств. На следующее утро Ами разбудил виброзвонок телефона. Она достала его из сумки и ответила: — Алло? — Ами, я узнала кое-что про этих собак. Быстро дуй в храм. Ами покачала головой. Гермес вел себя прекрасно всю ночь, да и сейчас с ним явно все в порядке, хотя что-то говорило об обратном. — Что такое? — спросила Ами, тайно надеясь, что Рэй так себя ведет только из-за того, что ей не нужна собака. Хотя она прекрасно знала, что Рэй не склонна преувеличивать, в особенности, если это касается какой-либо опасности. — Сейчас тебе ничего не грозит, так что просто иди сюда! –Рэй повесила трубку. Странно. Ами медленно повернула голову в сторону Гермеса. — Ты… Гермес терпеливо ожидал ее ответа, и Ами инстинктивно поняла, что ни одна собака не может вести себя столь человечно. Только, если она не человек. — Нам надо идти, — сказала она, не закончив предыдущее предложение. Она решила отбросить все догадки, пока не переговорит с Рэй. Ами направилась вниз по коридору, по ступенькам, а затем по тротуару в сторону храма, пока Гермес не отставал от нее ни на шаг.