***
Кто опаснее? Раненый зверь? Раненый человек? Тот, кому нечего терять? Нет, опаснее всего волчица, защищающая своих детей, опаснее всего змея, у которой потревожили кладку яиц, опаснее всего мать, оберегающая свое дитя. Элис нервно затушила сигарету о пепельницу мужа — сама она бросила курить давным-давно. Кинув тревожный взгляд на трейлер Джонса, выбросила окурок в окно и закрыла стекло автомобиля. Давненько она здесь не бывала. Она видела стоящий около фургона мотоцикл, а значит, Эф-Пи был дома, но выйти из машины почему-то не решалась. Старые воспоминания бурной «змеиной» юности вдруг дали о себе знать. Видимо, идиотская привычка влюбляться в Джонсов была наследственной. Элис была уже не против этого легкомысленного Арчи Эндрюса, с которым дочь вроде как встречалась, но увидев, какой она бросила взгляд на Джагхеда, поняла: Бетти по уши влюбленна в сына Эф-Пи. Господи, да как такое вообще может быть?! У Элизабет должно быть идеальное будущее, поступление в Нью-Йоркский университет и, желательно, тамошний парень. Хотя, если Арчи по футбольной стипендии возьмут в университет, и это неплохо. Но не чертов «Саутсайдский змей», не чертов сын Джонса! Подступившая злость прибавила решимости, и она вышла из машины, громко захлопнув дверцу авто, и уверенно двинулась в сторону трейлера. Но дверь открылась ещё раньше, чем она занесла кулак, чтобы постучать. — Привет, Элис, — без какого-либо удивления в голосе сказал Эф-Пи. — Пять минут уже наблюдаю в окно, как ты не решаешься выйти. — Думала, ты выйдешь сам и мне не придется заходить в твой гадюшник, — выдавила язвительную улыбку Купер. — Ну, тебе придется зайти, — освобождая дверной проем, сказал он. — Добро пожаловать. — Ты же знаешь, почему я здесь? — с интересом оглядываясь вокруг, спросила Элис. — Полагаю, речь пойдет о наших детях, — Эф-Пи прошел вслед за ней. Уселся на диван, предлагая присесть и ей. Она кинула презрительный взгляд, оставшись стоять на месте. — Скажи своему сыну, чтобы отстал от моей дочери. — Я бы с радостью, — Джонс потёр подбородок, на котором была не менее чем трехдневная щетина, — но, к сожалению, он почти уверен, что любит твою девчонку. Я бы не относился к этому так серьезно, не будь она вообще первой девушкой, про которую я услышал. — Да брось, Джонс, яблоко от яблони далеко не падает. — Не тот случай, — покачал головой он, — мало того, что далеко упало, так ещё и укатилось. Вообще не понимаю, в кого он такой однолюб. Так что, — Джонс развел руками, — разбирайся со своей дочерью. — Я бы с радостью, — скопировала его предпоследнюю тираду она, — только она меня совсем не слушает. — А вот она явно пошла в тебя, — усмехнулся Эф-Пи. — Я помню. — Не ерничай! — вспылила она. — Слушай сюда, Джонс. Пускай твой сын отстанет от моей девочки, иначе я подниму такую волну гонений на Саутсайд и «Змеев», что ты только и будешь делать, что вытаскивать своих людей из участка по всяким ложным и не очень обвинениям. — Ты так не поступишь, Элис, — покачал головой Эф-Пи. — Мы оба знаем: бывших «Змеев» не бывает. — Нет, милый, когда дело касается моей семьи, моей девочки, поверь, я с удовольствием потоплю вас всех, — сказала она и, желая оставить за собой последнее слово, пошла в сторону выхода. — Если у тебя проблемы в семье, это не значит, что другие в них виноваты. Иногда можно найти причину и ближе! — крикнул ей вслед глава «Змеев». Она практически рванула с места, уезжая из трейлерного парка, уезжая из чертового Саутсайда, стараясь поскорее оставить эту часть города, эту часть своей жизни позади. Ту часть своей жизни, что теперь затягивала и ее младшую дочь. А она-то беспокоилась, что это Полли в итоге пойдет по ее стопам, но Бетти ее удивила. Саутсайд был заразой, что проникала в неокрепшие умы жадных до новых ощущений подростков — Элис помнила это по себе. Саутсайд веял свободой, кричал, нет, он вопил: «Ты молод, ты жив, не думай о завтрашнем дне, живи сейчас. Ты можешь все, здесь и сейчас». И плевать, что для многих это заканчивалось арестами, наркотической зависимостью, смертью или жизнью в нищете. Саутсайд манил, он до сих пор звал, радушно приглашая в свои смертельные объятья. Саутсайд был не просто районом, он был стилем жизни, мировоззрением, и, однажды попав в его лапы, ты никогда не мог забыть этот привкус свободы, отдающий запахом бензина, дешёвого виски и сигарет. Элис Купер не забыла, Элис Купер все помнила. В чем-то Джонс был прав — ее брак, ее семья трещали по швам. Старшая дочь проходила реабилитацию в центре для трудных подростков, младшая связалась — господи, да неужели бывают такие совпадения? Ирония, злая насмешка судьбы — с сыном Эф-Пи, а муж все чаще где-то пропадал, прятал телефон и вел себя крайне подозрительно. Она уже начала, как ревнивая домохозяйка, обыскивать его карманы в поисках доказательств измены, презирая себя и ненавидя мужа за такое вот поведение. Взгляд упал на руку, мирно покоившуюся на руле. Теплая ткань шерстяной кофты задралась, насмешливо обнажая участок кожи, что был немного белее, едва заметно выделяясь: последствия сведенной лазером татуировки. Некоторые следы нельзя окончательно стереть, особенно из памяти. Что ж, может, Эф-Пи прав, и она ужасная мать, но она не позволит дочери повторять ошибки собственной молодости, пускай Бетти и будет ее за это ненавидеть. Чертов Саутсайд нужно выжечь, вырвать с корнем, и плевать, что подумают другие. Зазвонивший телефон и высветившееся на нем имя «Келлер», заставили свернуть на обочину и заглушить мотор автомобиля. Шериф звонил ей весьма редко, скорее, это она донимала его с вопросами о расследованиях. «Вдруг что-то с Бетти?» — с ужасом пронеслось в голове Элис, и она быстро ответила на звонок. — Да, — быстро кинула она, — я слушаю тебя, Том. — Элис, мне очень жаль тебе это сообщать, — глухо проговорил тот, и та подумала: «Только не Бетти, только бы не Бетти. Она в школе, с ней все хорошо, с ней все в порядке!» — Твой муж найден мертвым. И… Элис, он не один. Рядом найдено ещё одно тело. — Чье? — надрывно спросила Купер, чувствуя, как сердце падает куда-то вниз. Почему-то этот вопрос ее волновал гораздо больше, чем-то, что Том только что сообщил ей о смерти мужа, о смерти человека, которого она любила и даже немного уважала. О смерти отца ее дочерей. А она прямо сердцем чувствовала, что Хэл был с любовницей. Что с ней-то он и сдох… Элис отмахнулась от этих мыслей, но они все равно навязчиво лезли в голову. Она повторила: — Чье тело, Том? С какой чертовой сукой он был? — Пенелопа Блоссом, — прозвучал до жути сочувствующий голос Келлера, а Элис бросила трубку. Пенелопа Блоссом… Мерзкая рыжая тварь, на которую муж и не смотрел вроде бы никогда. Мать чертового Джейсона Блоссома. Забавно, Полли выбрала себе в ухажеры сына любовницы отца, а Бетти по уши втрескалась в сына бывшего матери. А судьба та ещё сука… Элис зашлась в истеричном приступе смеха, откинувшись на спинку сиденья, до боли вцепляясь пальцами в густую шевелюру волос, и смеялась, смеялась… Пока смех не перешёл в жалобное стенание, а из ярко-зеленых глаз не начали литься слезы. Осознание пришло внезапно: Хэла больше нет.***
Пенни задумчиво встала в коридоре около вешалки, пристально глядя на чёрную «кожанку». Нет, дочь таскала ее вещи не просто так — врать Дейзи так и не научилась, и Пибоди для себя ещё не решила, хорошо это или плохо. Наверное, все же плохо. Мать из нее та ещё, но психологом Пибоди была неплохим: Дейзи пыталась что-то ей доказать. Доказать, что она на нее похожа, доказать, что ничем не хуже матери. И надевание ее вещей придавало ей уверенности, придавало ощущение того, что она несколько ближе к матери. «Господи, — почти в отчаянье подумала Пенни, — ну почему ты, дурочка, не выберешь себе другой пример для подражания?» Уезжать, уезжать из Саутсайда, а лучше из города, и поскорее, пока девчонка не прониклась его пленящими просторами, не увлеклась его манящей вседозволенностью. У Дейзи и так уже загорались глаза при одном упоминании южной стороны. Это место не просто было для нее домом: оно въелось в ее кровь, в ее мозг и сердце, грозя остаться там навсегда, а может, и уже прочно там поселилось. Пенни отдернула руку, что хотела почесать перебинтованное запястье. Конечность ныла тянущей болью и дико чесалась, так, что хотелось выть, а от той картины, что представала, когда она меняла марлевые повязки, хотелось плакать. И даже не потому, как это выглядело. В больнице вообще советовали держать рану как можно больше открытой, нанося слой мази, но удавалось делать это, скрывая от дочери, не всегда. Пугать таким уродством Дейзи ей совершенно не хотелось. Пибоди, собравшись с духом, сменила повязку, стараясь как можно быстрее это сделать, чтобы не лицезреть рану, и устало откинулась на диван, чувствуя, что потревоженная рука снова заныла, напоминая о том, что здесь совсем недавно красовалось подтверждение ее принадлежности к банде. Почему-то Пенни до ужаса было жаль двуглавой змеи, что ранее украшала ее запястье. Пенни не была сентиментальна, да и не была уже привязана к банде, как раньше, но слово «Змеи» по-прежнему отдавалось глухой болью где-то глубоко в сердце, а тату было последней связью с ними. «Я больше не «Змея». Я больше не с ними, — твердо сказала себе она. — Чертов Джагхед Джонс об этом позаботился». При упоминании имени сына Эф-Пи Пенни вздрогнула и, чувствуя острую потребность в никотине, устало встала с дивана, нашаривая в тумбочке пачку сигарет и зажигалку. Дурная привычка, от которой она не могла избавиться уже много лет, а может, просто не хотела. В любом случае, что Дейзи до сих пор ее за этим занятием не застукала, вызывало лёгкое недоумение. То ли она так хорошо шифровалась, то ли дочь действительно слишком много не бывала дома. Скорее последнее. Пибоди подошла к окну, открыла форточку положила сигарету между губ, готовясь щёлкнуть зажигалкой, втягивая дым, наполняющий приятной усталостью и равнодушием и… Так и не подожженная сигарета выпала из приоткрывшихся то ли от злобы, то ли от удивления губ. Дейзи подходила к дому вместе со Свит Пи и над чем-то заливисто смеялась. Явно над чем-то, что рассказывал ей он. А Пенни порывалась схватить ключи от сейфа, вытащить оттуда пистолет, на который приобретены все разрешения и лицензии — она же законопослушный юридический консультант, — и пристрелить чертового «Змея» к чертям собачьим. Но Пибоди одернула саму себя, подняла упавшую сигарету, встала сбоку, чтобы ее не было видно с улицы, и внимательно наблюдала. Дейзи — в этом имени весь ее мир, все ее желания, стремления, старания, нереализованные амбиции. Ее маленькая милая Дейзи. Непостоянная, ветреная, не знающая, чего хочет от жизни, девочка — в этом она явно пошла не в мать. Она кричала, что любит апельсины и все цитрусовые, а через месяц нос от них воротила, требуя яблок. Дейзи, что была без ума от Леонардо Ди Каприо, а через неделю пересматривала «Пиратов Карибского моря», говоря, что Джонни Депп — лучший на планете актер. Дейзи, что искренне не понимала, почему люди вокруг такие злые. Дейзи, что могла дать отпор в любой драке, но замолкала, когда кто-то выдавал что-то язвительное, не желая вступать в спор просто потому, что сама не знала, на чём настаивать. Дейзи, плачущая над грустными фильмами, не в силах сдерживать эмоции, считая про себя «один, два, три…». Ее маленькая девочка, старательно выпрямляющая по утрам непослушные черные пряди. Ее маленькая девочка, лицо которой всегда отражало все эмоции, бушующие у нее внутри. Ее маленькая девочка, питающая странную слабость и заинтересованность к определению «змеи». Дейзи — «южная» до мозга и костей. «Змея» по рождению. Дейзи — выстраданный и выплаканный ребенок. Ее Дейзи сейчас шла и весело смеялась над какой-то шуткой этого туповатого полудурка, у которого мышцы заменяли мозги. А Пенни в злобе сминала сигарету, чувствуя, как крошится ее «начинка», и крепко, до боли сжимала зажигалку, наблюдая, как дочь останавливается у подъезда вместе со Свит Пи. «Ну, спасибо, что хоть не Джагхед Джонс», — мрачно подумала Пенни, хотя она не была уверена, что ненавидит сына Эф-Пи больше всех на свете. Нет, больше всех на свете она в данный момент ненавидела этого двухметрового идиота, посмевшего так нагло провожать ее девочку, после того, что он со своими дружками сделал. Нет, нет, нет! Общаться со «Змеями», со Свит Пи, с Джагхедом Джонсом Дейзи будет только через ее труп. Пенни уже потеряла одного ребенка, дочь забрать у себя она никому не позволит.