Алый платок

— У твоей поразительной бабушки и Финафлина что, давняя любовь-ненависть? — негромко спросил Тиля Ваэтар и тут же удостоился гневного взгляда. Темный, который с момента, как к нему вернулась магия, возомнил о себе бог знает что и теперь задирал нос почище того, что было раньше, конечно, совсем обнаглел… Но, если честно, и бабушка Тауриэль, сцепившаяся с Финафлином Умудренным так, что разве только листья и щепки в соседних лесах не летели, тоже была хороша. Будто в детство впала! Или же действительно имела к главе Академии давние и очень личные счеты?.. Гм… Гм… Тиль и сам нет-нет да задумывался о том, что сейчас говорил Ваэтар, но соглашаться с ним отчаянно не хотелось. И все же… Шишки-кочупышки! Было очень похоже, что темный таки прав. Тем более что на силу и масштаб противостояния между главой магической Академии и бабушкой Тауриэль явственно указывал здоровенный прыщ, внезапно возникший на носу Финафлина Умудренного. Свести это украшение не удалось даже самому преподавателю магической медицины. Тот пыжился, воздевал руки, бормотал что-то, но Тиль, глядя на это, только пожимал плечами: наивный, нашел с кем тягаться! Если уж бабушка бралась за такое дело, то — пиши пропало! Уж кому как не Тилю, который и сам был большим поклонником такого рода методов воздействия, знать об их эффективности! Бабушка поглядывала на видоизменившийся профиль главы Академии с явственным удовлетворением. Тот, понятно, пребывал сильно не в духе. Настолько, что Тиль даже стал опасаться за целостность академических зданий. Особенно после того, как в кабинет Финафлина постепенно стянулся весь преподавательский состав. По понятной причине: новость-то и правда была сногсшибательной. Подумать только: столько лет, такое количество ученых мужей билось над проблемой магического истощения — и ничего. А тут — нате вам! Лесные феечки и кото-феи! Ну и, конечно, известная всем своим язвительным характером давнишняя защитница маленького народа Тауриэль из Дома Телугалад! Все гомонили, терзали едва оправившегося после восстановления огненного дара Ваэтара Зувира, требуя демонстрации силы. И в итоге чуть не сожгли библиотеку главы Академии, лишь в последний момент победив разгулявшийся огонь водяными залпами, результат воздействия которых на помещение и книги после еще и пришлось сушить призванными ветрами. — Идиоты! — с удовлетворением сказала бабушка Тауриэль и покосилась на Финафлина, который в этот момент, думая, что все увлечены спасением его же библиотеки и на него никто не смотрит, усиленно сводил глаза к носу, пытаясь рассмотреть прыщ. — Каков глава, таковы и его подчиненные. Тилю пострадавшего, в общем, совершенно ни за что Финафлина стало жаль — был он на самом деле эльфом действительно мудрым, любил и, пожалуй, даже уважал магически одаренный молодняк, с которым возился уже много сотен лет, и, главное, читал своим студентам изумительно интересные, но при этом понятные и полные незлого юмора лекции. Припомнив все это, Тиль покачал головой и глянул на бабушку укоризненно. Та вздернула нос и хмыкнула, но после вдруг отвернулась и покраснела. Тиль даже рот разинул, потому что видел такое в исполнении бесконечно самоуверенной и властной Тауриэль впервые в своей пока еще недолгой двухсотлетней жизни. Это была тема! Но обдумать ее или тем более обсудить с феечками и кото-феями Тилю в этот раз не удалось. По двум причинам. Во-первых, те слишком сильно выложились. Настолько, что теперь выглядели сонными и, пожалуй, пьяненькими (видимо, от выпитой крови темного — наверняка та еще отрава). А во-вторых, потому что оставившие в покое Ваэтара преподы теперь возжелали провести новую серию экспериментов — уже над лесными малышами. Позволить это с учетом их состояния было никак нельзя, так что Тиль, наплевав на возмущение ученых мужей, собрал феечек и кото-феев себе за пазуху и ушел. Просто взял и ушел! Сначала собирался двинуть в свою старую комнату в кампусе, но представил проснувшегося от его появления Куундила, как всегда полного самых удивительных вопросов и идей, и потопал в сторону апартаментов Ваэтара. Тому-то до утра хватит занятий в кабинете главы Академии! А Тиль тем временем сможет хотя бы немного поспать. Но прежде — в туалетную. Встать под струи им же самим магически устроенного ливня, стоять, впитывая родную стихию, ловить капли ртом и ладонями, чувствовать, как веселые ручейки сбегают по телу, щекоча и заигрывая, и ни о чем плохом не думать вообще… И, главное, ни о ком плохом! Но этот самый «плохой», о ком Тиль категорически не собирался размышлять вот ни секундочки, явился к нему сам. Нагло влез под низвергавшуюся воду, не обращая внимания на то, что она шипит от соприкосновения с его кожей и испаряется на волосах, заполнил собой все так, что в туалетной сразу стало ощутимо тесно, обхватил Тиля руками, прижал к себе, согревая не снаружи, а как-то изнутри, а потом вздохнул и заискивающе спросил: — Поговорим? Тиль отбрыкивался и фырчал сердитым ежом, но темный был слишком настойчив. Да и любопытство! Проклятущее любопытство, которое никак не хотело позволить Тилю просто выгнать Ваэтара, захлопнув глупую, но сейчас показавшуюся такой полезной человечью дверь из мертвого дерева перед его высокомерным и пока еще не прыщавым носом. Так что Тиль в конце концов поговорить все-таки согласился, вытерся, отпихивая от себя загребущие руки, закутался в большое полотенце и потопал в гостиную. Темный ничем таким утруждать себя не стал — вода, как видно, сама высохла на нем мгновенно, а в желании соблюдать приличия и прикрывать наготу он и раньше замечен не был. Так что никакой форы Тиль не получил. Не прошло и пары минут, как Ваэтар появился из дверей туалетной, встряхивая предсказуемо совершенно сухой и, кажется, уже причесанной гривой алых волос, и сел рядом на диван, в уголке которого мокро-встрепанным и оттого еще более обиженным кото-феем свернулся Тиль: — Спрашивай! — Я тебе действительно… отвратителен? — выпалил Тиль то, что давило на сердце сильнее всего. — Ты?! — пораженно округлил глаза темный и даже руками развел, качая головой. — Я слышал. Ты говорил, что тебе отвратительно думать… — Малыш, — Ваэтар наклонился к Тилю, засматривая* ему в лицо. — Ну что ты за эльф, если и подслушать нормально… Эх… Я сказал, что мне отвратительно думать о происходящем между нами, как об эксперименте. В таком ключе. Ваэтар вновь отстранился, отвернулся и уселся, уткнув лицо в ладони: — А ведь поначалу все это казалось мне таким правильным… И как же быстро я понял, насколько неверно оценивал и тебя и, главное, себя! Свои чувства. — Чувства?! — возмутился Тиль, мигом приободряясь и одновременно загораясь обидой, но уже совсем иного рода. — Ты молчал и только вязал свои проклятые рабские узлы на моей шее! Ваэтар вздохнул, глянул, выныривая из ковшика ладоней, а потом вдруг потянулся и цапнул Тиля за щиколотку — дернул, уложил захваченную ногу себе на колени и принялся неторопливо разминать большими пальцами узкую стопу, одновременно грея ее вновь обретенной магией. За окном молчала звездная ночь. Сытые и явно довольные жизнью лесные феечки спали, прижавшись к не менее удовлетворенным кото-феям на вышитой травами и цветами подушке, на которую Тиль их и положил перед тем, как идти в туалетную. Пальцы темного были сильными и нежными одновременно. Так что Тиль, было решивший возмутиться по поводу самоуправства Ваэтара и отобрать захваченную им без спроса конечность, передумал. Ну конечно, не потому, что был влюбленным всепрощающим дураком! Конечно, нет! Просто… Просто совсем не хотелось перебивать Ваэтара, раз он наконец-то заговорил: — Значит, узлы на моем фамильном платке… Тут придется начать издалека, Тиль, потому что речь пойдет о семейной традиции. Дело в том, что все мы — представители рода Зувир — натуры по понятной причине взрывные, эмоциональные. Ничего не попишешь — суть нашего дара, нашей огненной стихии сказывается. После того, как я лишился магии, более всего меня мучила даже не беспомощность, а то, что покрылись пеплом эмоции, угасли страсти, в душе вместе с магией выгорело все: гнев, восторг, способность по-прежнему ярко горевать или… Или любить, Тиль. Ваэтар склонился, попутно щекотно огладив кожу Тиля упавшими вниз от его движения волосами, и вдруг поцеловал маленькую, даже внешне хрупкую косточку на щиколотке. Тиль пискнул, задергав неожиданно и слишком уж интимно обласканной ногой в попытке освободиться, но тщетно — темный не пустил, а лишь прижал стопу к своей груди рядом с левым соском и вновь заговорил: — А платок… Как уже сказал — традиция, попытка привнести хоть толику взвешенности и разумности в действия всех без исключения Зувиров. Старейшины думали, совещались, потом вынесли на общее обсуждение, на котором и было решено и закреплено магией всего рода, что каждый из носителей огненной магии отныне должен всегда — всегда, без исключений! — иметь при себе ритуальный платок. — Ваэтар кивнул в сторону стола, где по-прежнему ярким пятном пылал алый шелк. — С тех пор, если на кого-то из нас накатывает какая-то сильная эмоция (естественно, не связанная с защитой жизни — тут уж не до узлов), магия, заложенная в каждом ритуальном платке, диктует нам единственный путь. И мы, Зувиры, завязываем узел, если впадаем в ярость, мучимся от горя или готовы под влиянием азарта или страсти пуститься во все тяжкие. Как бы связываем свои страсти — на время, давая им успокоиться и устояться. Понять — истинные ли они, или могут измениться, а то и вовсе исчезнуть, раствориться во времени. Но иногда, когда сомнений нет, когда честь диктует только один вариант решения проблемы, узел — это сразу клятва, исполнения которой после не избежать. — И… — Да. Тот, который завязал на своем платке я, с самого начала ей и был, Тиль. — И в чем же ты поклялся, Ваэтар? И почему платок завязал не где-то у себя, а на мне, на моей шее, будто… будто ошейник?.. Темный, уставившись в окно, вновь принялся массировать Тилю ногу — сильно, сладко, правильно. Так, будто знал, что именно это — номер один в аккуратно оформленном списке того, что способно склонить Тиля к любым безумствам. Но кто ж такое станет записывать? Да и если бы и было такое записано, откуда б Ваэтару такой вот шпаргалкой завладеть? Неоткуда! Так что… Ммм… Стараясь не уплыть, не поддаться накатывающей неге, Тиль вновь заставил себя думать о значении узлов на платке: подчинение, рабство… Не верилось, что эти узлы были призваны ограничить, сдержать ненужные, слишком яркие страсти именно что у Ваэтара! Клятва? Но какая? — Чего ты хотел добиться от меня? — Сейчас объясню, хоть это будет и непросто, — Ваэтар вздохнул и вдруг повел рукой Тилю вверх по ноге — под полотенце и дальше. — Ты оскорбил меня, Тиль. Надеюсь, ты свой поступок, который и свел нас, помнишь и правильно оцениваешь. Ты взял меня на спор, по жестокой, какой-то совершенно детской, незрелой глупости. Да, после ты сделал все, чтобы смягчить все это, но твои усилия и гроша ломаного не стоили бы, если бы я с самого начала… — пальцы темного начали бережно гладить нежную кожу на внутренней стороне бедра, и Тиль, сам того не сознавая, раздвинул ноги чуть шире. — Если бы я с самого начала не стал смотреть на тебя — такого забавного, пьяного, наивного и, несмотря ни на что, доброго — совсем не так, как мог бы смотреть на насильника. Ты… ты понравился мне. Я хотел тебя. — И я тебя, — выдохнул Тиль, чувствуя, что ласкающие пальцы Ваэтара смещаются еще чуть выше — к самому сокровенному. — Увидел еще там, в общем зале таверны, и пропал. А потом этот спор… Прости меня. Пожалуйста. — Я мог тебя убить. Тогда же, ночью, после того, как ты уснул прямо на мне, не вытащив члена из моего тела. И никто не осудил бы меня. Но именно тогда, из-за того, что между нами произошло, я впервые после очень долгого периода эмоциональной тишины испытал настоящий, яркий взрыв эмоций. Теперь-то я знаю, что он во многом стал результатом магии твоих феечек. Они уже в тот момент принялись лечить и вытаскивать меня из того состояния, в котором я пребывал несколько лет — хороводы свои водили, песенки пели… Но тогда я этого не знал, а в груди кипел такой клубок перепутавшихся чувств, что проснулась магия платка. Почему я завязал узел у тебя на шее? — Ваэтар потянулся второй рукой и огладил Тилю ямочку между ключицами. — Потому что не хотел отпускать от себя. Первый узел, которым я завязал на тебе платок, действительно был узлом полного подчинения. И я был уверен, что ты это заслужил. Моя гордость была слишком уязвлена, Тиль. Я завязал узел, скрепляя его клятвой. Я ни минуты не сомневался, что с такой штукой на шее ты будешь делать то, что я тебе скажу, станешь послушен и, главное, поможешь вернуть мне вдруг проснувшуюся после соития с тобой магию… И каково же было мое изумление, когда ты легко преодолел заклятие и сбежал от меня, пока я дрых позорно. — Я не помню как сделал это, — Тиль сглотнул, потому что в этот самый момент пальцы темного, двигаясь вдоль бедра, с едва ощутимой лаской коснулись члена. — Наверно… Наверно, тоже феечки помогли. — Возможно. Но после этого я был шокирован и оскорблен еще сильнее, уже совсем всерьез — какой-то мальчишка мало того, что справился со мной, как со слепым котенком, так еще и магию платка презрел! И я повторил свою клятву, подтвердил, что накажу тебя. Найду и накажу, — Ваэтар вдруг встал, ничуть не смущаясь наготы прошагал в сторону кучи своей одежды, снятой им перед тем, как вломиться в туалетную к Тилю, покопался в карманах и, вернувшись на диван, раскрыл ладонь, демонстрируя клятвенный кристалл, внутри которого по-прежнему горела золотая звезда пока что не подтвержденной клятвы. — Платка у меня уже не было, так что я использовал вот это — ваш кристалл, про который читал, когда готовился к поездке в земли светлых. И… И дело кончилось тем, что я действительно нашел тебя… Но так и не сумел наказать. — Сожми его, — отводя глаза, сказал Тиль, — и увидишь, что ошибаешься. Ты наказал меня. Наказывал каждый день. Просто своим присутствием, своим молчанием, своей холодной отстраненностью. Я не понимал, что тобой движет. Думал, что ты держишь меня рядом, чтобы отомстить, отыграться… Я готов был расплатиться, но хотел знать… А вот как раз знания ты мне и не давал никак. Ты же не ответил мне ни на один вопрос! Знай себе повторял: уроки, учи уроки, повторяй задание, тренируйся! Ууу! Как же я тебя ненавидел в эти моменты! — А в другие? — спросил Ваэтар и, следуя словам Тиля, крепко сжал в кулаке клятвенный кристалл. Яркий свет подтвержденной клятвы пробился через его пальцы — желтый и ослепительно острый между ними; красноватый, теплый через плоть. — Смотри ты! — Ваэтар качнул головой и взглянул на Тиля с новым, пока еще непонятным чувством. — И правда — я наказал тебя… Вот только понять бы, чем именно: действительно моим внешне равнодушным молчанием или тем, что учиться заставлял? — Ууу! — повторил Тиль и задергался в очередной раз, пытаясь освободиться. И опять не преуспел. Ваэтар усмехнулся и вновь поцеловал захваченную им ногу — сначала все ту же косточку на щиколотке, потом пальцы по очереди, начав с большого и закончив крохотным мизинчиком, — а после вновь прижал узкую стопу Тиля к своей груди. — Время шло, я все больше узнавал тебя… И понимал свои чувства к тебе. Финафлину-то говорил одно — про эксперимент, но сам-то отдавал себе отчет в том, что увяз в тебе совсем не потому, что ты, как мне казалось, можешь стать решением проблемы магического истощения. Однако клятва-то уже была дана… — Ваэтар протянул Тилю чистый кристалл. — И закреплена платком, магия которого — непреодолимая для меня в состоянии полного выгорания — вдруг стала не спасением, а ловушкой… И тогда я подумал… В общем, я изменил узел. И с тех пор менял плетение регулярно, делая его все более простым. Не отказывался от сути клятвы, но смягчал условия для тебя… — Ты хотел, чтобы я сам развязал его, тем самым избавив тебя от диктата магии рода? — догадался Тиль. Темный кивнул: — Но у тебя никак не получалось и… — Да я и не пытался! — вознегодовал Тиль. — Сначала попробовал, не смог. А после… Я чувствовал себя таким виноватым перед тобой, что был готов на все, чтобы искупить, исправить, попытаться хоть что-то изменить в твоем отношении ко мне… Но ты был таким… Таким преподом! Знай молчал с противным видом! А потом еще и это в кабинете у Финафлина: «проблема в том, что мальчишка влюбился»! Сволочь ты! Я как услышал… Ваэтар засмеялся, выпустил ногу Тиля и, опершись руками по сторонам от его тела, спросил игриво: — Подслушивал, стало быть, ты сам, а не твоя чудо-бабушка? Ой! Шишки-кочупышки! И уж не отвертишься ведь! Тиль кивнул, независимо шмурыгнув носом. Темный облизнулся, будто налакомившийся цветочной пыльцой (или — сюрприз-сюрприз! — эльфийской кровью!) кото-фей: — Расскажешь как? — Нет, — Тиль глянул косо и с вызовом. — Не для преподов тема. — Значит, все-таки придется тебя наказать. И самым что ни на есть однозначным образом. — Да иди ты к дятлам с этими твоими наказаниями! Ваэтар качнул головой, встал… Тиль вдруг испугался, что он действительно уйдет, и даже рот разинул, чтобы удержать, как вдруг тот стремительно и гибко нагнулся, подхватил его на руки, как-то ловко вертанул, дернул, опустил вниз… И Тиль вдруг осознал, что сам темный теперь сидит на диване, а он (уже лишенный защиты полотенца) лежит у него поперек коленей — задницей вверх, а глупой болтливой головой вниз. — И все-таки попка у тебя действительно исключительно сладкая, — со смешком сказал Ваэтар и, огладив правую половинку, вдруг с размаху припечатал к ней ладонь. — Ай! — завопил Тиль, взбрыкнув ногами. — Совсем с ума сошел? — Совсем, — согласился Ваэтар и ожег шлепком второе полупопье. Тиль завопил еще громче, уже собрался призывать магию, чтобы показать темному, что не все кото-фею лето, будет и зима… И вдруг примолк, почувствовав, как пальцы Ваэтара («Не препод, а садист и извращенец!») скользнули ему между ягодиц, разводя их так, чтобы открылся анус. — Такая славная маленькая дырочка. Чудо как хороша. Трахать и трахать. — Твоя тоже ничего так была, — забухтел Тиль и… Тресь! И по второй половинке еще раз — тресь! — Я бабушке пожалуюсь! Видал прыщ у Финафлина? Твой больше будет! Тресь! — Ай! — А теперь вот так, — с явственно слышимым удовольствием выговорил Ваэтар и вдруг столкнул Тиля на пол — на плотный травяной ковер. Столкнул, тут же схватил за щиколотки, вздернул их вверх, одновременно разводя в стороны… И Тиль вдруг понял, что теперь оказался в совсем уж неприличном положении: плечи и голова на полу, член и яички болтаются выше носа, а проклятущий темный пялится ему прямо в раскрытую задницу, ощупывает ее, оглаживает… И это так приятно, что рука сама так и тянется… Тресь! — Не тронь! Еще чего удумал — дрочить! — Сволочь! — Сладкая, такая сладкая попка! Не крутись. Хочу тебя вот так… Сколько все это продолжалось, Тиль после осознать так и не смог. Было стыдно, волнительно, жарко и невероятно приятно. Трогать себя Тилю по-прежнему не позволялось, зато Ваэтар его телом, самыми его интимными частями, распоряжался как хотел. Смоченные слюной пальцы сначала лишь скользили вокруг нервно поджимавшегося ануса, разминая его, потом один из них проник внутрь — совсем немного, всего на одну фалангу. Проник и тут же выскользнул обратно, вновь обводя отверстие по кругу. — А мальчик-то шалун, любит, когда его тут ласкают, — с напевной томностью проговорил Ваэтар. Теперь уже две руки темного касались ягодиц задыхавшегося от возбуждения и стыда Тиля: ладони разводили половинки, пальцы пытались раскрыть, растянуть само отверстие, ласкали его. А после один из них опять вошел внутрь — уже глубже, настойчивее. Тиль заскулил требовательно и вновь потянулся к своему члену… Тресь! — Сволочь! — Сладкая попка! — Ууу! Тыыы! Опять свяжу и так трахну, что жуть! — Трахнешь! Обязательно трахнешь, малыш. Но точно не сегодня. И даже не в ближайшие несколько лет. — Почему это — лет? — Тиль даже замер, сраженный такой вот наглостью. — Потому что сексуальные контакты между студентами и преподавателями в Академии запрещены! Ваэтар захохотал. Тиль ахнул и опять задрыгал ногами от возмущения. Запрещены?! И что тогда происходит сейчас, когда он голый и отшлепанный пошло растопырен вверх ногами перед высокомерным носом темного, который явно собрался его трахнуть?! — Думаешь о том, что происходит между нами? — Ваэтар вновь облизал себе пальцы и опять закружил ими вокруг ануса Тиля. — Все просто: этот контакт не сексуальный, а воспитательный! Всегда ведь знал, что воспитывать некоторых молодых эльфов удобнее и эффективнее вразумлением через задницу, и ты, Тиль, стал ну просто-таки наиярчайшим тому подтверждением. — Гад здоровенный! — Сейчас почувствуешь насколько! Темный вновь подхватил Тиля на руки, в очередной раз крутанул, поставив его на колени так, что нос уперся в спинку проклятого человечьего дивана, а после, чмокнув между лопаток, спросил: — Готов? — Да, — выдохнул Тиль и постарался расслабиться, почувствовав, как горячая головка настойчиво прижалась ко входу в его тело, раздвигая колечко мышц. — Дааа. Ваэтар продвигался в него небольшими толчками, дышал жарко, держал крепко, обхватывая ладонями талию. Тиль стонал, переступал коленями, прогибался. А потом темный запустил руку ему в самую гущу волос, потянул на себя, поворачивая голову Тиля набок, и поцеловал — глубоко, страстно, сладко, — одновременно вбивая себя до конца. Тиль вскрикнул, этим разбудив лесных феечек и кото-феев. Малыши начали потягиваться, зевать, а после вдруг перестали тереть глазки и, округляя их, уставились на происходящее рядом безобразие. Ваэтар трахал Тиля неторопливо, глубоко и размеренно. Мял, сладострастно стискивая, ягодицы, оглаживал бока, склонялся, чтобы несильно сжать в ладони яички или покрутить пальцами напряженные соски. Но ни разу, ни одного проклятого раза не притронулся к члену! И Тилю не давал, раз за разом возвращая его руки на спинку дивана, так, чтобы видеть их. — Помнишь? Это наказание. — Аххх тыыы… Крупный член темного ходил внутри уже совсем легко. Иногда Ваэтар вынимал его, чтобы полюбоваться на раскрытое отверстие и добавить в него слюны, а после снова неторопливо вставлял, не отводя глаз, наслаждаясь процессом. Наслаждался и Тиль, забывший о своем стыде, о наблюдавших за всем феечках и кото-феях, о необходимости как-то отомстить проклятущему темному… Да что там говорить: он забыл даже о бабушке, которая где-то совсем недалеко — чуть пройти по коридору и спуститься на этаж — наверняка продолжала свои словесные баталии с бедолагой Финафлином Умудренным. Шишки-кочупышки! И это все было так правильно, так сладко… Темный вновь сунул руку Тилю между ног, потискал нежно яички, погладил чувствительную кожу на внутренней стороне бедер, а потом, то ли забывшись, то ли сжалившись, вдруг обхватил член. Продолжалась эта ласка, впрочем, недолго: хватило всего нескольких движений, чтобы Тиль задышал часто, закатывая глаза и сжимая внутри себя член Ваэтара. — Вот так, любовь моя. Вот так… — забормотал тот, энергично двигая бедрами. — Давай, вместе, сейчас… И Тиль задрожал, выплескиваясь и чувствуя, что Ваэтар от него тоже не отстал ни на минуту и сейчас сладко бьется в оргазмических спазмах. — Это было самое лучшее наказание в моей жизни, — некоторое время спустя тихонько сообщил Тиль, похоже, задремавшему темному. — Ммм… — промычал тот, кончики его губ дрогнули, приподнимаясь вверх, но глаза так и не открылись. И чего удивительного? Сначала на его огненную голову были бабушка и Финафлин, потом внезапно кровососущие феечки и возвращение магии, а после еще и Тиль… Умотаешься тут! Даже странно, что столько продержался! Да еще и до самого последнего времени все подтрунивал и подкалывал. Воспитательное наказание, понимаешь, и вразумление через зад! — Вредина, — нежно проворчал Тиль и потянулся сладко. В анусе было горячо и по ощущениям как-то так, словно немаленький член Ваэтара по-прежнему наполнял его, растягивая стенки и раскрывая сфинктер. Тиль, повздыхав, намагичил себе небольшую ухватистую ледышку и, тихонько ахая, поводил ей у себя между ягодицами, охлаждая натруженное местечко. А после усмехнулся коварно и провел ей темному по животу вверх — от впалого пупка до самых сосков. Но тот лишь поморщился, двинул бровью, и ледышка утекла водой. Вот интересное дело: под руками кожа темного совсем не казалась какой-то особенно горячей, а лед растаял… Может, дело тут не в магии Ваэтара, а в его отношении к Тилю, которого он никак не хочет обжечь? Или в самом Тиле и его собственном даре? Платок ведь, который темный завязал у него на шее, всеми ощущался обжигающе горячим, а Тиль ничего такого не чувствовал вовсе… Хм… Тиль встал и прошлепал к столу, коснулся алого шелка пальцами, глянул на спящего Ваэтара. Интересно, а если этот магически заряженный кусок ткани завязать на шее у его хозяина из рода Зувир, что из этого выйдет? Лесные феечки следили за Тилем с любопытством. Кото-феи переместились темному на грудь и посматривали в явном ожидании… А что? Какому студенту не нужен красивый препод, скованный магически на послушание и верность? Да и разве может выйти из этой очень продуктивной и абсолютно мирной идеи что-то плохое? Тиль взял платок… — Неси его сюда, — негромко сказал Ваэтар. «Бабушка родненькая!» — Зачем? — Я тебе не все про него рассказал. — Ууу! — обиделся Тиль, а потом все-таки принес платок и отдал его темному. Тот принял его и с тихим шелестом пропустил через неплотно сжатый кулак — словно собирая с него прежде оживленную в нем магию, сбрасывая ее, сжигая в короткой вспышке пламени. — То, что я тебе уже сказал — про то, что платок у нас, у Зувиров, служит своего рода ловушкой для лишних или несвоевременных эмоций — лишь наша семейная традиция. Но есть еще и общая для всех родов темных эльфов. Дело в том, что на самом деле такие платки есть у всех жителей Чернолесья — и у эльфов, и у эльфиек. У кого-то он лежит дома, у кого-то хранится за пазухой… — А у кого-то висит на поясе… — Именно так, — Ваэтар вздохнул и глянул на кото-феев, которые сейчас в очередной раз старательно обнюхивали платок и шептались, делясь впечатлениями. — Платок на поясе — знак того, что темный эльф или эльфийка находятся в поиске, устали жить в одиночестве и надумали найти себе пару на время или навсегда… — И ты?.. — И я тоже искал… Не слишком активно, но все же… И тут появился ты со своим ужасным спором, своей бесконечно смешной пьяной икотой, феечками и глазами цвета летнего неба… Если бы все у нас не закрутилось так дико и странно, я бы, наверно, сам подошел к тебе, чтобы познакомиться… — Так чего ж не подошел? — фыркнул Тиль. Ваэтар рассмеялся: — Говорю ж: не очень активно искал. Да и приехал-то я сюда преподавать, в Академию. Вполне могло оказаться, что ты мой студент, а это все бы слишком осложнило… Но я весь вечер думал о том, что платок-то я тебе мог бы предложить даже в этом случае… Ведь так? — Чтобы я завязал его себе на шею? Сам? — Нет. Чтобы ты повязал его мне, принимая мое предложение. Темные эльфы не обмениваются своими платками. — Но… — Добровольное партнерство и магический заговор на послушание — разные вещи, Тиль. В каждом платке слишком много магии — личной или магии рода. Когда мы не привязываем с их помощью или не творим какое-то другое колдовство, а добровольно отдаем их в руки кому-то другому, то доверяем вместе с ними и себя самого. Если бы ты взял мой платок, но отказался бы мне его повязать, оставив себе, это было бы… скверно. Очень скверно. Особенно с учетом того, что магией я тогда не владел и защититься от тебя и от того, что ты мог бы сделать с моим платком и, как следствие, со мной, я бы никак не смог. Случаи такие уже были… Но ты ведь не откажешь мне и вернешь его вместе со своим согласием быть со мной? — И я могу завязать на нем любой узел? — прищурившись, уточнил Тиль, не веря своему везению. — Любой, — очень серьезно подтвердил Ваэтар, склонил голову, словно бы отдавая себя в руки возбужденному открывшимися возможностями Тилю, а после вдруг продолжил смешливо: — Все равно эти твои узлы магического влияния на меня не окажут. Платок-то мой! А ты на что рассчитывал, хитрован? Что уроки делать не придется, пользуясь тем, что препод-то полностью приручен? — Ах ты ж! — выкрикнул возмущенно Тиль, замахнулся, но был пойман, затискан, зацелован и вновь отлюблен до трясущихся коленей и общекисельного состояния. Ваэтар на этот раз овладел им лицом к лицу, чтобы удобнее было целовать, чтобы видеть изменяющееся выражение глаз, уходящее или вновь возвращающееся напряжение в складке губ или изломе бровей. Тиль тоже смотрел на темного во все глаза, а потом, нащупав давно соскользнувший на диван платок, накинул его Ваэтару на шею, притягивая того за повисшие вниз концы к себе ближе. Совсем близко. Губы к губам. До общего воздуха в легких и одного на двоих сердечного ритма… — Бабушка всегда говорила мне, что счастливы вместе могут быть только маги родственных стихий. Воздух раздует пламя, вода напоит землю. А если наоборот, то все плохо. Вода зальет огонь, ветер иссушит землю… — пробормотал Тиль, когда они уже перебрались с дивана в спальню и дремали в объятиях друг друга. — Финафлин — маг земли. Могу поспорить, что твоя бабушка — воздушница, — столь же сонно откликнулся Ваэтар. — Воздушница, — подтвердил Тиль. — Впрочем, она никогда стихийную магию в себе не развивала, предпочитая ей врачевание, работу с травами… — Которые растут на земле и питаются ее силой… Смекаешь? — Ах ты ж! — выдохнул Тиль, округляя было закрывшиеся глаза. — А ведь точно, прав ты! — Я всегда прав, — откликнулся Ваэтар и чмокнул Тиля в маковку. — Я ведь, в конце концов, препод. — Зазнайка ты, а не препод, — возразил Тиль, готовясь к словесной баталии, но в ответ услышал лишь мерное сопение.

***

Утром вся Академия стояла на ушах. Во-первых, потому что были отменены все занятия сразу. Во-вторых, потому что преподавательский состав в полном составе, похоже, еще с ночи набился в кабинет Финафлина Умудренного и, отгородившись многослойными антимагическими и, соответственно, противоподслушивающими щитами, что-то обсуждал так яростно, что, несмотря на эти самые щиты, эмоции рвались наружу, будоража и без того возбужденных студентов. Ну и в-третьих, потому что на это самое тайное совещание был под конвоем препровожден Тилион из Дома Телугалад… Тиль еле брел, а конвой его впечатлял: помимо неизменных лесных феечек следом за влекомым явно для расправы студентом следовал новый препод по истории и культуре народа Чернолесья, от которого так и перло неожиданно яркой и молодой огненной магией темных, и незнакомая эльфийка, возросшая, судя по некоторым признакам, на одной из ветвей какого-то Великого Дома. По поводу Тиля и его незавидной судьбы разгорелись наиболее яркие страсти. Кто-то его жалел. А кто-то демонстрировал полнейшее удовлетворение, полагая, что речь явно пойдет о немедленном отчислении, и в связи с этим решив сплясать на костях бедолаги. Закончились такого рода пляски, устроенные одним из эльфов, тем, что приятель Тиля Куундил кинулся на него с кулаками, хоть тот и был в два раза больше его самого. Причем драка эта привела к однозначной победе Куундила. И не потому, что тот был сильнее магически — боевая магия в такого рода разборках между студентами была запрещена категорически, а ее применение каралось так строго, что уй! Нет. Просто на помощь Куундилу тут же подоспели братья Айнон и Аркуэрон из воинственного Дома Каан-Фиин. Противник Куундила, отступая, поначалу еще орал что-то злобное, апеллируя к широкой студенческой общественности, но его не поддержали. Потому что нехрен! Тиль, на защиту которого и встал Куундил, конечно, был существом упрямым и мстительным (одни его травки чего стоили!), а главное, возмутительно красивым, но все же никогда не занимался стукачеством и уж точно не был шлюхой. А Куундил полез с кулаками на куда более крупного противника как раз после того, как тот выдал что-то в этом духе, намекая, что все пятерки, полученные в последнее время, Тилион из Дома Телугалад заработал пятой точкой в постели нового препода — «да еще и темного». Всего этого Тиль, понятно, в тот момент не знал, да и вряд ли бы заинтересовался, даже сунься кто рассказать — не до того было. В кабинете Финафлина Умудренного, куда его, жестоко разбудив, притащил Ваэтар, в свою очередь поднятый на ноги бабушкой Тауриэль, решались вопросы поважнее. И решались на таких эмоциях, что — страх и ужас! Правда, для самого Тиля куда интереснее всех этих воплей, споров и магических экспериментов, оказался тот факт, что обычно яростная спорщица и та еще язва Тауриэль была настроена поразительно мирно, ни с кем не ругалась, а напротив, смотрела на окружающих взглядом, полным текучей томной поволоки. Да и глава Академии Финафлин Умудренный выглядел странно расфокусированным и нет-нет да трогал себя за узкий породистый нос, на котором, кстати сказать, вчерашнего выдающегося прыща не было и в помине. — А я тебе говорил, что всегда прав! — шепнул Ваэтар, расправляя плечи. Тиль только возвел глаза к расписному потолку: и догадал же Вечный Лес с таким вот невозможным типом связаться! Ладно, ничего, еще посмотрим, как оно пойдет! Платочек-то магический теперь не где-нибудь, а на шее у Ваэтара Зувира, и хоть тот и заявлял, что никакие заговоры, плетения или узлы на него через этот кусок шелка не подействуют, Тиль в сказанном разумно усомнился и кое-что все-таки нашептал… Ну… такое… Хорошее, конечно. Разве ж можно предполагать, что он — Тилион из Дома Телугалад, внук прекрасной Тауриэль — способен на что-то дурное?