***
Не все сирены одинаковые. У пожарных машин, скорых и полиции разные наборы звуковых сигналов, как у криков птиц. Каждый с нормальным слухом способен отличить звук голубя от ворона и, скорее всего, патрульную машину от скорой помощи тоже, если будет достаточно внимательным. Он слышит скорую чуть дальше впереди. Поток транспорта медленный, и Питер пролетает сверху, оставляя за спиной десятки машин. Они определенно движутся в том же направлении, что и полиция. В том же направлении, в котором его ведет Паучье чутье. Жужжание в голове нарастает, словно кто-то нажимает на регулятор громкости, по одному щелчку с каждым новым пролетом, все ближе и ближе. И да – это его район. Реально, его квартира всего в каких-нибудь трех кварталах отсюда, максимум. И это не плохой район, так что ничего подобного раньше не случалось. Не здесь. Во всяком случае, с тех пор, как он переехал сюда. Должен ли он быть обеспокоен этим? Один раз – это совпадение, напоминает он себе. Он почти на месте, когда слышит откуда-то слева резкий рев пожарной машины, готовой слиться с потоком транспорта. А вот это уже совсем не хорошо. Все три типа сирен означают что-то серьезное, а это, попросту говоря, значит одно из двух: Первое – у властей здесь все более чем схвачено, и Человек-Паук будет вынужден топтаться на обочине как тигр в клетке, чувствуя себя совершенно бесполезным, или Второе – он будет им очень, очень нужен, это будет намного опасней, чем обычно. А если он напортачит, пресса однозначно возьмется орать об этом завтра – и независимо от того, пройдет ли все идеально или ужасно, все равно это будет пиздецки тяжело эмоционально, и после он будет полностью разбит в ближайшие несколько дней, минимум. По крайней мере, на все выходные. Окна здания впереди отражают красно-синие всполохи. Человек-Паук вдыхает так глубоко, что его легкие начинают болеть от напряжения. Он задерживает дыхание и вылетает из-за угла. Полицейские уже оцепили низкое здание и теперь притаились за открытыми дверями своих машин или сторожили периметр, держа собирающуюся толпу на расстоянии и растягивая еще больше желтой ленты. Один из копов говорит что-то в рупор, но слова неразборчивые. Человеку-Пауку не нужно слышать, что он говорит. Захват заложников. Полиция всегда говорит по сценарию. И насколько он знает, единственная цель этого сценария – отвлекать захватчика(-ов) до тех пор, пока отряд спецназа не проберется внутрь и не обезвредит его (их). За восемь лет в роли борца с преступностью он видел не так уж много ситуаций с захватом заложников, но ни разу не видел, чтобы хоть кто-то просто взял и сдался, послушавшись переговорщика. И еще до Человека-Паука в новостях никогда не упоминали о подобном. Хоть он и не верит ни единому слову в СМИ. Прилепившись к углу и оставаясь незамеченным, он наблюдает и думает, стоит ли ему поговорить с полицией. Он этого не любит, да и они обычно тоже. Полицейские сейчас слишком заняты, чтобы пытаться его арестовать, так что технически будет возможно с ними потолковать и в ответ получить либо оперативную сводку, либо средний палец. Как бы то ни было, ему для этого придется выйти из укрытия, и даже если они в настроении, чтобы принять помощь, скорее всего никому не пойдет на пользу, если люди в здании узнают, что Человек-Паук вмешался. Он широко улыбается и пропевает: - Я секретное о-о-ору-у-ужи-и-ие. Он облетает вокруг квартала, чтобы никто его не увидел, и приземляется на крыше оцепленного здания. Подходит к краю прямо на свет, отлично видимый для копов и толпы, но не для людей внутри, а потом машет переговорщику. Полицейский смотрит вверх и говорит что-то в рацию на плече. Обычно на этом моменте коп должен либо помахать в ответ, либо послать его. Но вместо этого он просто смотрит. Паучок показывает на себя, потом на дверь здания, потом поднимает обе ладони в своего рода предлагающем жесте и склоняет голову набок. (Было бы намного проще, если бы больше людей знало амслен). Коп бросает взгляд на дверь, потом быстро поднимает один палец, а потом какое-то время говорит в рацию. Человек-Паук садится, свешивает ноги с крыши и болтает ими туда-сюда. Копы стараются не пялиться, чтобы люди внутри ничего не заподозрили, хоть толпа за желтой лентой и не настолько осторожна. Но в подобных ситуациях люди тычут пальцами повсюду, присутствует при этом Паучок или нет, так что это не должно привлечь слишком много внимания. Наконец, переговорщик встречается взглядом с Человеком-Пауком и кивает один раз. Ох, божечки! Его пригласили на вечеринку популярных детишек! Он встает и лениво потягивается, отходя от края к задней части здания. На крыше нет ни входа на лестницу, ни светового люка, так что ему придется воспользоваться окном. Копы, наблюдающие с этой стороны, должно быть, слышали новость по рациям, потому что они ничего не предпринимают, только кивают или глазеют. Он показывает им знак «мир» и снимает с петель узкое окно на верхнем этаже, а потом проскальзывает внутрь. Темный офис, куча бумаг, вонючий дырявый ковер с коротким ворсом, один чрезвычайно старомодный компьютер с желтой мониторной рамкой и коврик для мыши с рисунком котенка. Питер открывает дверь в такой же темный и отвратительный коридор с кладовкой и санузлом, соответственно помеченными (дверь в санузел закрыта, но Питер слышит запах, который ни с чем нельзя спутать), и лестницей вниз. Он берется за перила и, стараясь не думать о запахе мочи-и-гнили из туалета, слушает. Два или три тихо плачущих голоса, один скорее стонущий в той одинокой и болезненной манере, которая кажется Питеру тревожно знакомой, и шаги одной пары ног в ботинках на толстой подошве, которые, возможно, немного велики для того, кто в них обут. Шаги: тот, кто заварил всю эту кашу; заложникам обычно не разрешается вот так разгуливать. Конечно, это не значит, что злодей всего один. Могут быть и другие, просто они не двигаются. И то, что он слышит трех-четырех заложников, тоже не означает, что там не может быть намного больше. Слабый поток воздуха, идущий с нижних этажей, чудовищно пахнет потом и немытым телом. Все эти запахи мужские. Женщины пахнут иначе. Человек-Паук мягко выдыхает и сожалеет, что заранее не поговорил с копами. Он даже не знает, что это за место, и, тем более, – что за люди могут здесь быть. С минуту он размышляет о том, чтобы выбраться тем же путем, которым он сюда пришел, чтобы задать вопросы, но потом передумывает. Лицемер, шипит задняя часть его мозга. Только в среду ты сказал Брюсу, что попросишь помощи, если другие люди будут в опасности… Да, сказал, но говорил он о людях, которые носят на себе бомбы, а не о тупом захвате заложников. К тому же, разве быстрое урегулирование ситуации – не самое важное в таких делах? … Или это похищение? Оправдания. Решение абсолютно эгоистичное, и он это знает – он супергерой и не может себе представить, чтобы кто-то из Мстителей вернулся к копам за информацией. Даже Стив. Они бы просто влились (или вломились) и разобрались со всем, что найдут. Да, у них у всех есть определенное… неврологическое преимущество, которое не досталось Питеру, и все они быстрее ассимилируются и адаптируются к новой информации. Но раз уж Питер сумел дожить до подросткового возраста без диагноза и (почти) походил на нейротипичного, тогда Человек-Паук уж точно может вслепую справиться с одним маленьким взятием в заложники. К тому же, если бы он и вернулся за информацией, никто бы не спустил ему это с рук, в первую очередь он сам. Да, его подход обычно более приземленный, чем у Мстителей, или как минимум более незатейливый, но он в этом деле почти столько же, сколько большинство из них. У него было время, чтобы отточить свои сильные стороны, свои навыки. Тетя Мэй всегда говорит ему, что он должен больше верить в себя. (И, ладно, обычно она говорит это о поиске работы получше или о том, чтобы завести больше друзей, но если бы она знала, что он Человек-Паук, то точно сказала бы то же самое и об этом). Будь мужиком, Питер Паркер, думает он. А он никогда не думает о такой сексистской херне, как эта. И именно в этот момент Питер понимает, что он, блядь, в ужасе. Он вздыхает и заползает на потолок, потом начинает аккуратно спускаться на первый этаж, следуя за звуками всхлипов и шагов. Опасные ситуации его не пугают. Пугают неизвестные ситуации, особенно если он знает о них только то, что они опасные. А именно – если они опасны для других, а не только для него. У других людей нет суперсил. Они не могут уравновесить проебы Питера, как это может Человек-Паук. Еще есть время вернуться и поговорить с копами. Он хочет вернуться и поговорить с копами. Тело продолжает двигаться. Питер обещает себе, что если он это переживет, то сможет на досуге порассуждать, считается ли это отказом исполнительной функции. Он добирается до начала лестницы в пустом фойе. Стол вдоль одной из стен усеян рассыпанными стопками памфлетов брошюр и расписаний автобусов. Здесь есть двойные двери с маленькими деревянными окошками, через которые льется свет. Флуоресцентный свет. Оп-па. Мигрень через три, две, одну… Человек-Паук украдкой заглядывает в одно из окон вверх ногами. Воу, комната гигантская. Почти размером с его школьный спортзал. Узкие кровати с серыми или голубыми одеялами и обыкновенные черные шкафчики вдоль стен по всему периметру помещения. Лагерного типа. Возможно, армейского. Здесь куда больше, чем четыре заложника – двадцать девять, которых он может видеть, все мужчины, сидят или прижимаются к полу в дальнем углу, и они уж точно не одеты в армейское, – но удача на его стороне, потому что, кажется, их действительно держит здесь всего один человек. Значит, все это определенно не армейское. Плохой парень не слишком уж и похож на плохого, во всяком случае, подобный тип за пределами лагеря для новобранцев точно был бы никем. - И что это за хрень с плохишами в плащах на этой неделе? – бормочет он себе под нос. – И почему у него нет оружия? В фильмах у них всегда есть пистолеты. Он у него в кармане? Звонит телефон, очень близко – Паучок дергается назад и пытается незаметно слиться с потолком, тяжело дыша. Уши подсказывают ему, что телефон висит на стене большой комнаты сразу возле двери. Он звенит (в самом деле звенит, и у кого вообще до сих пор есть стационарные линии?) восемь раз, за чем следует несколько напряженных криков «Ты! Ответь!» и «Потому что я, блять, так сказал!», а потом пара кроссовок, шаркая, проскальзывает к двери. В одном из окон появляется тень, и Человек-Паук подсматривает в него. Заложник его замечает, замирает и начинает бормотать в трубку, вытаращив глаза. Питер подносит палец к губам, и тогда мужчина кивает и отворачивается. - Это тебя, - говорит он через комнату. Хм. Переговорщик быстро сюда добрался. Это как-то по-киношному. Ладно. Наконец-то на знакомой территории. Если Брюс Уиллис может с этим справиться, то и ты можешь. У Брюса Уиллиса есть дублеры, шепчет его мозг. - Ага, но у меня есть суперсилы, - шепчет Питер в ответ. Человек-Паук выжидает, пока не слышит, как плохой парень начинает говорить в трубку. Убедившись, что чувак смотрит в другую сторону, Паучок очень, очень мягко толкает одну из дверей. Несколько заложников замечают его, но стараются не подавать виду. Он вползает в комнату и одной ногой аккуратно закрывает за собой дверь. Дешевый панельный потолок – не его любимый тип. Такие панели хлипкие и в прошлом не раз его выдавали. Он пробирается к группе, осторожно прикрепляясь пальцами рук и ног, чтобы его вес распределялся как минимум между двумя панелями за раз, и огибает крепления ламп дневного света, чтобы не отбрасывать теней. (А еще потому, что лампы охуенно яркие и их гудение чертовски мешает фокусироваться на Паучьем чутье, которое звенит от нетерпения и посылает маленькие ритмичные разряды «БУДЬ НАЧЕКУ» вдоль позвоночника). Плохой чувак теперь злится и орет в трубку, но преобразование звуков в слова, а потом в смысл – это процесс, ясно? И в голове Питера сейчас не так уж много места, чтобы одновременно делать это и концентрироваться на том, что он фактически делает, что он собирается сделать. Крик мужчины сопровождается размахиванием рукой, выражающим его ярость в адрес того, кто сейчас не здесь и этого не видит. От движения его плащ на секунду распахивается, и Паучье чутье вибрирует в черепной коробке Питера как сигнал неправильного ответа в игровом телешоу. Еще один жилет террориста-смертника. М-да. Это случилось намного раньше, чем он предполагал. Также это объясняет, почему мужик не посчитал нужным захватить пистолет. Видимо, на этой неделе в Macy's спецпредложение «два-по-цене-одного» на взрывную линию мужской одежды. Питер нацеливает запястье и пытается определить, куда лучше приклеить руку, которая не держит телефонную трубку, но к нему приходит другая идея. В голове проплывает только одна мысль: Я все равно могу запаутинить его до потери пульса, если все пойдет по пизде, и, не успев осознать, что делает, он мягко, но не бесшумно спрыгивает на пол за спиной террориста. Чувак в одно движение оборачивается и роняет трубку. - Ты… - Я, - соглашается Человек-Паук и машет. – Салют! Тяжелая неделька? Слава Богу, сегодня пятница, да? Террорист обеими руками распахивает плащ и показывает взрывчатку, словно собака, скалящая зубы. Детонатор отличается от того, что был в прошлый раз… он лучше. Больше проводов, тот же цвет. В нем сложнее разобраться с одного взгляда. Еще на жилете где-то возле плеча мигает светодиод, и Паучок вообще не представляет, для чего он может быть нужен. Снять взрыватель: не вариант. Новая цель: увести психа подальше от людей, желательно – из здания. - Да, да, - говорит Человек-Паук, махая рукой перед его лицом. – Я в курсе, что у тебя там, так что можно и без этих извращенских демонстраций. – Он смотрит на телефон на полу. – Чувак, копы. Я ведь прав? Что они тебе сказали? Что предоставят тебе вертолет и чемодан, заполненный немечеными Бенджаминами? Супермодель, которая отвезет тебя на Багамы? - О чем ты, блядь? Я без понятия это была просто ужасная идея бля бля БЛЯ! - Я принимаю около двух миллиграмм клоназепама в день. А ты? Твои зрачки типа… огромные. Стимуляторы, да? Я слышу, как ты нервно потеешь. Ты бы был поаккуратней с этим дерьмом, мужик, я слышал, от него могут яйца отсохнуть. Не хочу лезть не в свое дело, просто волнуюсь за твое здоровье. Ты консультировался со своим врачом? Кажется, у тебя сейчас куча проблем. Я не силен в разговорах, но хороший слушатель, на случай, если захочешь сбросить груз с… эм, сердца. – Серьезно, Паркер, какого хуя? – Ладно, этот подъеб был абсолютно случайным, но если ты действительно хочешь скинуть эту большую взрывчатую штуку со своего реального сердца, я буду более чем рад избавиться от нее за тебя, чтобы ты и все остальные смогли, что ли, уйти отсюда живыми. - Уебок, я не шучу. Только дернись, - Рука мужчины находится в опасной близости от возмутительно не-простого детонатора. - Не-не, ты главный. Я понял. Я просто подумал… Ну, знаешь… Эм-м. Может, мы могли бы поговорить об этом? Только ты, я и больше никого? Копы все такие великие и могучие, и, ну, ты понял, вооруженные. А все эти ребята, я думаю, они сейчас, скорее всего, слишком измотаны, чтобы выслушивать твои переживания, а люди обычно не делают… э-э, этого… кроме случаев, когда у них есть переживания, так что я подумал… - Что ты там, блядь, подумал, Паркер? Что сможешь разобраться этой с ситуацией сочувствием? - Тащи свою жалкую задницу к остальным, герой, - говорит мужчина. - Эй! Мне из достоверных источников известно, что моя задница далеко не такая жалкая, как остальная часть меня. – Так, теперь Человек-Паук буквально не имеет представления, что он несет. Он даже не представлял, что у его рта такой мощный автопилот. Может, три Дэдпула в неделю все-таки слишком много. – В твоей жизни есть кто-то особенный, бро? Может, ты бы позвонил этому человеку? Скажи ему, что на этих выходных не выйдет пересечься, потому что ты будешь на Багамах. А то он подумает, что ты его кинул. Или он ждет тебя там? Хотя, мне кажется, раз уж ты здесь, делаешь вот это все, может, ты как бы совсем один в этом мире. Все нормально, мужик, многие из нас с тобой в одной лодке. В этот раз террорист натурально обнажает зубы. - Ты совсем ебанутый или просто тупой? Он не делает никаких движений, но Паучье чутье начинает биться внутри черепа, словно горилла в клетке. - Э… - Я так много сожалел, что сожаление больше не имеет смысла, - говорит мужчина. - Опять это? - Я сожгу мост за собой, - и он тянется к детонатору. Человек-Паук взвизгивает оттого, что его собственный мозг словно кричит, и стреляет паутиной в обе руки мужчины, широко расталкивая их. Но за спиной у террориста нет поверхности, к которой их можно было бы приклеить, так что он, пошатнувшись, все еще остается свободным, и Питер все еще пытается понять значение фразы о «сожалении», когда мужчина бросается на него. Они сталкиваются. Клетки кожи Питера словно стараются разом отстраниться, и ему больно почти так же, как и всегда от прикосновений, но возможность – это возможность. Он обхватывает талию мужчины в очень не-безопасном-не-интимном объятии, зажимая детонатор между их телами, где до него не дотянуться, и молится Богу, чтобы от давления он не активировался. Паучок тащит мужчину к задней двери, сопровождаемый криками, аплодисментами, плачем и воплями ярости, и каждый нерв в его теле сжат как зубы. - Заткнись! – говорит он, а потом врезается плечом в дверь и вываливает их обоих в переулок. Они теряют хватку и падают на мусорные баки. Питер трясет головой, чтобы очистить ее, но крики поддержки от заложников все еще слышны, внутри он все еще чувствует себя избитым до синяков из-за них. Однажды он читал статью о сонарах голубых китов, которые страдают от звуковых взрывов подводных лодок – сейчас это единственная отчетливая мысль в его голове, и мозг цепляется за нее с невыразимым отчаяньем. Питер не чувствует своих стоп. Террорист приходит в себя первым. - Только половина здания, но маска тоже, - бормочет он себе под нос. – Стоит того. Сожаление… теперь бессмысленно. Лучше, чем ничего. - Чт?.. Это… что? Лучше, чем… Что нет подожди… - Питер выбрасывает руку но в ужасе обнаруживает, что уклоняется, вместо того, чтобы атаковать. Мужчина поворачивает ручку и нажимает на кнопку, и, конечно, лишь тогда Питер вспоминает, что есть паутина. Звук настолько громкий, что воспринимается только как боль.***
Кожа Питера ненавидит. Она ненавидит все, о, Господи. Где его одеяло? Что это за запах? Он не может. Хватит, день. Уйди. У него что-то на плече. Он пытается открыть глаза, но подчиняется только один. Черное и оранжевое – сквозь грязную линзу маски. Ему и правда стоит чистить эту штуку чаще. Что-то тяжелое на его плече внезапно хватает его, встряхивает. Он отпрыгивает в сторону и вверх, прочь. Хриплый, сорванный шум, как лай. Из его собственной груди. Пошатнуться, приникнуть к чему-то большому и неподвижному. Что-то хрустит под ногами. Человек стоит на коленях и пялится. Его рука в нерешительности замерла в воздухе. - Ты в порядке, Человек-Паук? Питер со злостью вцепляется в плечо, которого касался человек. Его лицо болит, его шея болит, его плечо болит – все чувствуется обожженным – его другое плечо болит, потому что ты схватил меня, мудак – он чует кровь и обугленное мясо (как у ягненка), и запах паров пластика, который означает, что его костюм горел, но именно неповрежденное плечо требует внимания. Не прикасайся ко мне, хочет сказать он, но если чувство это крепкое, словно сталь, то слова, выражающие его, искажаются в мозгу, и он в любом случае не может заставить свой рот открыться. И все, что происходит с его горлом, – отрывистое рычание. Он мог бы убить человека и его тупую руку со всеми ненавистью-презрением-ужасом-яростью-отвращением, клубящимися в животе, потому что блядь, не прикасайся ко мне. Огонь. Вокруг огонь. Очень близко, но не распространяется. Шаги, от… откуда-то, он не может разобрать направления. Он оглядывается вокруг, но формы лишены смысла. Движущийся свет – это огонь, а огонь тебя убивает; но помимо этого он такой же бессмысленный, как и архитектура в каком-нибудь кошмаре. Погодите, это… Это стена. Она – часть здания, большой коробки, в которую можно зайти и из которой можно выйти. Она охраняет от дождя. Это здание. По другую сторону этой стены люди (Боже, нет, не надо больше людей). На самой стене разбросаны текстуры, которых не должно быть, изломы неправильной формы в узоре, который его мозг окрещивает как кирпичный. Что-то на стене, что не кирпичи. Он недоуменно смотрит, понимая, что это что-то важное, эти текстуры, которым здесь не место. Он запоминает, потому что ему нужно будет знать. - О боже, о боже. Нам нужно выбираться отсюда, Паучок! – говорит человек. Текстуры. Не должно быть. Где они должны быть? Не на стене. Нигде. Не вне, шепчет мозг. Вне чего? Человек встает, тянется к нему; тело реагирует на вид протянутой руки, подскакивает и прилепляется к другой стене, стене, на которой нет Неправильных Текстур. Человек смотрит на него, говорит что-то еще; Питер таращится, замерев, не понимая и не моргая единственным открытым глазом. Человек ждет несколько секунд и потом уходит. Приближаются другие шаги. И голоса ебаные голоса сраные голоса блядь. От… откуда-то. Не сверху. Сверху нет голосов. Сверху безопасно. Питер разворачивается и ползет. Ветер холодный, очень, на левой части его лица, шеи, на левом плече. Стена заканчивается, он добирается до верха и на бегу касается холодной стороны лица. Это кожа. Но он же в маске? С правой стороны все еще ощущается маска. С левой – лицо, и жидкость, и холод. В ушах странное чувство, как после того раза, когда он пошел в ночной клуб, просто чтобы узнать, каково это. В этом всем нет смысла. Ни в чем нет смысла. Кто-то прикоснулся к нему, и там были Неправильные Текстуры, означающие Что-то Плохое, и отдаленно он понимает, что все болит, и он бежит, и прыгает, и тело несет его, и ветер приятный, он знает, что это. Ветер его друг. Отстраненно он думает, что слово место, каким-то образом связанное со словами локация и направление, абсолютно не имеет смысла. Темное… Это что-то значит. Как и тихое. Он хочет того и другого. Смутное понимание, что ему нужно двигаться, чтобы добраться до места, где он сможет обрести эти вещи, которые он хочет. Его горло издает тихий звук, и он просто… Летит. Прочь. Быстро.