* * *
Чонгук моргает. Контрастные цвета стен, пола и мебели — раздражают. Темные обои без ярких черт оттеняют витиеватые узоры на кухонном гарнитуре жемчужного цвета. Напольные и навесные шкафы со стеклянными дверцами с затейливыми резными ручками. Сложные массивные формы ножек обеденного стола и столешница из натурального камня. За стеклянными дверцами шкафов можно разглядеть сервис фарфоровой посуды. Чонгук смотрит и думает, что пить чай из чашки, стоящей столько, сколько некоторые представить себе не могут, смешно. Вертикальные детали, полуколонны, лепнины, мрамор, натуральное дерево, фасады покрытые мозаичными элементами, многоярусные карнизы, тяжелые шторы, обилие декоративных элементов и украшений — все эти вещи, склонные к излишествам, вызывают тошноту. Чонгук боится дышать, к этому всему прикасаться страшно: сломаешь, испачкаешь. Что говорить о том, чтобы жить в таком месте? Балдахин, шелковая и бархатная обивка, мягкая перина, много подушек, книжный шкаф, масляные картины, стеклянные и керамические вазы. Чонгуку противно. Противно от того, что от него будто откупились. Он ложится на кровать, утопает в ней, а над ним, в показной роскоши, расписан потолок. Глаза закрываются.— Flashback -
Чонгук стоит посреди комнаты Тэхёна, в его квартире на живой улице. Старается не дышать и не двигаться. Малопритязательные декорации гнали прочь. Стоячий воздух давил и отравлял легкие. Чонгук не думал, что всё будет настолько отвратительно. Он вообще ни о чем не думал, когда решил бежать в Нижний. Чонгук был уверен, образумиться, сложиться, наладиться. Он душил накатывающую панику и убеждал себя в том, что могло бы быть и хуже. Тэхён коротко показал квартиру, завел в свою комнату и Чонгук не мог поверить, что человек, одетый столь достойно, живет так неприхотливо. Чон поверить не мог, что кто-то вообще здесь живет. Небольшое окно, покрытое сажей, пару железных полок с книгами, маленький шкаф, деревянный (ли?) стол, широкая кровать, почти голые стены и такой же пол. Здесь слишком неуютно,слишком грязно,
слишком серо,
всё слишком для него.
Тэхён говорит располагаться. Чонгук щурится и игнорирует. Хочет пожаловаться Чимину, но Пак уснул в соседней комнате, как только они переступили порог этой квартиры. Тэхён смотрит на Чонгука и в его взгляде отчетливо читается то, что нянчиться он ни с кем не будет. Чон не уступает и видом своим демонстрирует свой ответ. Ему не нужны няньки, ему не нужен какой-то, сбежавший из Санбрейка, изобретатель-инженер-ученый. Ему в целом от него ничего не нужно. Тэхён говорит, что теряет терпение. Чонгук желает и ему потеряться. Чон желает ему даже больше: смысл своего существования найти, мещанские свои взгляды по пути оставить и заблудиться между шахтами в самом низу. Тэхён повторяет. Чонгук вновь дерзит. Задирает голову, чуть ли не на носочки встает, чтобы с этим грязным полом не соприкасаться. Ждет, что спровоцирует Тэхёна на словесную перепалку, но происходит то, чего он совсем не ожидал. Тэхён не отвечает, не смотрит больше свысока, разворачивается и уходит. Удивление идет рука об руку с растерянностью, потому что дальше пререканий Чонгук не смотрел. Его не заботит его положение. Он не задумывается о том, что его, вероятно, уже подали в розыск. Мысли сосредоточены на этом часу и этой минуте. А в них Чонгук хочет горячую ванну и мятный чай. Тэхёна нет, недолгих по времени, но долгих для ожидавшего Чонгука, сорок минут. На лицо оттенок брезгливости, будто маской ложится, которую Чонгук снимать не захочет. Она тонкая и хрупкая, словно из керамики — разбить легко. Тэхён вернулся с каким-то представителем цирка уродов. Рыжие волосы. Росписи узоров по рукам и шее. Туника и укороченный кожаный плащ с закатанными рукавами. Отсутствуют перчатки, даже митенок нет, как головного убора, зато есть ремень с накладными карманами и бинокуляр. Смешно. Чонгук бы рассмеялся — увидь подобное зрелище наверху, однако он не наверху. Однако это он неправильный в этом мире. Осознание этого было самым приятным чувством за последние сутки, но вместе с этим оно тянуло еще одно.Он в Нижнем городе.
Мимолетный ужас, не успевший укорениться в сознании, теряется в тени, воспылавшего самодовольством, раздражения. Чонгук шлёт их обоих. И Тэхёна, который считает, что в таких условиях можно жить. И спутника его разукрашенного, да заразного, вероятно. — Знакомься, — мягко начинает Тэхён, приглашая гостя войти во внутрь комнаты. Чонгук задирает нос, будто хочет напомнить, кто он и что не ему с такими светские беседы вести. Показывает, что это ниже его достоинства. Оно и было ниже. Чонгук впервые видит так близко представителя отбросов общества. Он и предположить никогда не мог, что кто-то будет иметь дерзости представить его низшему слою населения. — Убин, этого молодого человека звать Чонгук. Он стажёр на дирижабле дворцовой армии. Пороху еще не нюхал, с академии ушёл — юнец одним словом. — Мне ему организовать экскурсию или продать? Этот, кого Тэхён назвал Убином, оценивающе глядит на Чонгука. Чон видел, как его глаза бегали по одежде и как задержались на чистой и белой коже. Неуютно было, на мгновенье страшно стало, но Чонгук ещё был слишком оскорблен происходящим, чтобы думать о том, что какой-то отброс из Нижнего города сейчас оценивает его стоимость как вещь. А Убин оценивал. — Просто побеседуй, — говорит Тэхён, в глаза полные злости смотрит, а в чужих — Чонгук видит лёд, да сталь. — Гостеприимство окажи. Дальше всё происходит резко и внезапно. Чонгук за действиями не поспевает, всё идет мимо него. Убин уже ему руки скрутил, стальной хваткой держал, к выходу толкал и его ноги предательски шли. Перед порогом в голове всё складывается. У Чонгука сердце заходится в бешеном ритме. Он чувствует как внутри кипит кровь, она жжет вены. Чон брыкается, орет, чтобы к нему не прикасались, чтобы не трогали и отпустили. И в приоритете мысль стояла не о том, что будет. Злость внутри билась, что его кто-то посмел тронуть. — Тэхён? — будто вспомнив, Убин резко останавливается на выходе, а Чон от такого голоса затихает. — На какую беседу ты рассчитываешь? Тэхён смотрит на Чонгука пронзительно. Чонгук не понимает, что от него хотят, что он должен сделать, что должен сказать. Не понимает, потому что больше сейчас заботит то, что его кто-то трогает голыми, без перчаток и, вероятно, грязными руками. — На какую Чонгук? Перед глазами Тэхён, насмехается. Ещё пару мгновений и сдерживаться не будет — в голос засмеется. Будто Тэхёну унижение Чонгука так мало — хочет еще этим насладиться, запомнить хочет и намекает всё, что маску керамическую разобьёт. Скрытое за ней лицо покажет. Чонгук понять не может, что Тэхёну это дает. Чон понять не может почему Чимин вообще с ним связался. Чонгук понять не может почему он. — Иди к чёрту, урод. Ответ, ожидаемый Тэхёном, и лучший из всех, что он мог получить. Потому что, если бы Чонгук расплакался и умолял его не трогать — Тэхён бы расстроился. А ещё проку из урока, что Ким хочет преподать не вышло бы. — Чтобы он захотел к этому уроду вернуться. Чонгуку не страшно. Чонгук раздражён.Что они себе позволяют?
* * *
На следующий день Тэхён размеренно входит в сырую комнату без окон. По полу бегают крысы, нагло так, и не прячась. Груда ржавого железа и набухших деревянных досок. Чонгук на кровати из железных прутьев, на котором лишь одно тонкое покрывало из сукна. Он замечает вошедшего Тэхёна, но сказать ничего не может, двинуться не может, а потому продолжает сидеть, обняв колени. Он сильно замёрз, конечность затекли, голос сел. Его маска, треснула на две части и свалилась под ноги, обратившись в пыль, сразу же как они отошли от Живой улицы на километр. Чонгук не хотел смотреть по сторонам, не хотел замечать в свою сторону оценивающие взгляды. Он так много всего не хотел, а единственный человек, казавшимся ему больше и не такой плохой компанией, вёл по грязным улицам, темным переулкам и игнорировал просьбы вернуться. Дом, в который его привели, больше напоминал подвальные шахты из книжек по истории, которые он листал в академии. Убин не был многословен, и вид у него был такой, что ни одного неровного слово в своей адрес не потерпит. Чонгук и не хотел, даже не думал с ним спорить. Он его правда боялся. Это Тэхён позволил ему такую дерзость, сразу стерев между ними черту формальности. Он старше и, если верить тому, что он говорит, то и по статусу Чонгука он выше. Чон не стал думать об этом много, принял за факт и отбросил все любезности. Он сразу понял и предположил каким человеком является Ким Тэхён. Он не был плывущим в облаках мечтателем, для которого мир — суета, а в небе — благодать. Как бы Ким не пытался доказать обратное. Он был хорошим актёром. Тэхён словно не первую жизнь живёт. Словно один и тот же сценарий на все прошедшие и будущие тысячу лет, и более того, сценарии он пишет сам. Это его личная пьеса и театр в театре. Все слова Чонгука, и все его действия, и даже возможно их встреча. Всё это прописано перьевой ручкой в книгу с кожаной обложкой и железной застежкой. Рукой Ким Тэхёна.Тэхёну просто не интересно жить. А Чонгук будто бы явился его развлечь.
— Понравилось? — спрашивает Тэхён и следом в комнату проходит Убин. Убин ничего не говорит, лишь подходит к Чонгуку, хватает за длинные волосы и стаскивает на пол, тянет их на себя заставляя выпрямить спину, а коленями упереться в бетонный пол. Чонгук смотрит снизу вверх на Тэхёна, и вновь закипает, начинает злиться. Его страх, его желание увидеть Кима, его мольбы о том, чтобы его забрали — тут же теряют свое значение, потому что он из-за Тэхёна здесь, потому что это он его отдал и, в конце концов, потому что Тэхён считает себя правым. — Позволь объяснить, — он просит отпустить Чонгука, сам ставит его на ноги и стряхивает грязь с плеч, не смотрит на него, говорит мягко, отряхивая сюртук. — Те условия, что предлагаю я — максимально комфортные. Думаю, ты уже понял как люди здесь живут. Запомни этот урок, Гуки. Я единсвенный твой шанс на комфортную здесь жизнь. Дрожь, пробежавшая по телу, глушит злость. В этом Тэхёновом миловидном «Гуки» столько подтекста, столько скрываемого. Чонгук понимает, что за ним ничего хорошего не стоит и он больше не хочет это слышать. Потому что Тэхён, словно ставит опознавательный знак, чтобы Чонгук знал, когда случится следующий «урок». — А ещё запомни: считать себя лучше и выше лишь потому что ты аристократ, как сказать понятно, — за показательной паузой следует укоризненный взгляд. — Глупо? Тэхён приглаживает чужие волосы, длинную чёлку убирает за ухо, заботится словно, но Чонгук уверен, ему просто кажется. — Убин, пожалуйста ответь, ты всю жизнь здесь живёшь? Или от скуки, как думает Чонгук, это сделал я, переехал сюда? — Чон Хосок посчитал, что больше не нуждается в моих услугах, однако выразил милосердие, оставив в живых. — О, так ты у нас в армии служил, еще и во дворцовой страже был? Монарха каждый день видел, верно? — Тэхён… — Чонгук не хочет больше смотреть на это организованное Кимом, представление. Ему казалось, что Тэхён уже не сможет унизить его сильнее, но изощрялся с каждым сказанным словом. — Пусть он у тебя здесь ещё немного побудет, — Тэхён его будто не слышит — к Убину обращается, а на деле Чонгуку говорит. — Тэхён, я… — Всё понял? Чонгук кивнул головой, но надежде, тонувшей в отчаянии в горящих глазах напротив, Тэхён руку подавать не спешил. — Закрепим полученные знания. Снова насмешливый взгляд. Чонгук его знает, Тэхён на ответ напрашивается. Он играется, но Чонгук не хочет отвечать, не хочет играть — хочет поддаться, проиграть. Всё что угодно, лишь бы вернуться на шестой этаж в доме театра. Желание сбывается тут же, когда, удивленно смотря по сторонам, на пороге появляется и Чимин. — Шутки у тебя тупые, — Пак ещё Чонгука не видит, оглядывает комнату. — Как и мечты твои. Чонгук никогда не был так рад видеть Чимина, как в этот момент. Его цилиндр остался где-то под железной кроватью. Маска брезгливости и надменности, в пыль раскрошенная на пути сюда, забылась. Чонгук даже не помнил, что когда-то ее надевал, что она когда-то была. Где-то внутри него лишь чувства эти отпечатались. Чонгук хранил их и, как сказал Тэхён, запомнил. Тэхён кончиками пальцев его за сюртук цепляет и смеется. Потому что он грязный и в пыли. Всё отобрать пытается, для Чона же блага. Потому что убьют его за такой вид, потому что это немое демонстрирование статуса. Потому что Чонгук может сколько угодно себя обманывать, но он уже давно не аристократ, и давно своего звания, как пилота, лишился. Потому что ордена эти, мишура эта, иерархия эта и наигранная любезность вельмож — ничего не стоят. Ему это ничем не помогло здесь, внизу. Чонгук отмывает квартиру, стирает ночами свои вещи и делает вид, что всё его устраивает. Новый день приносит новую традицию теперь уже их дома. Спор двух идеологий, спор, в котором Чонгук поддерживал лишь Чимина. Это была суббота. Суббота, что предвещала быть долгой, но обещала выходной на следующие сутки. Чонгук мечтал о выходном, ведь дни его были завалены бытовыми делами, услужливо, которые подкидывал Тэхён. Чонгук ещё не осознавал, что отдыхать ему нужно далеко не от физической усталости. — Понедельник. Вторник. Среда. Первая половина недели отличная дата для революции, — говорит Чимин. — Ты революцию с переворотом не путай, — отвечал Тэхён. — Дата у тебя мутная, собственно как и переворот. Ты же сам в него не веришь. Умрешь в лучшем случае героем, что пытался. Но мы то все знаем: не пытался. Делал вид — шепчет, насмехается и добавляет: — Двенадцать ночи, пятница. За твоей смертью, в сорвавшимся перевороте, на сцену выйдет новый герой. Кто затмит своей тенью новорожденного и погребенного под осколками, не твоей даже надеждой, тебя. Блузочку свою с кружевом не забудь — ты же её на похороны свои впервые надел. Хоть в этом будь честен и поставь точку красиво.— End of Flashback -
Ночь, укрывшая Новый город, и загоревшиеся яркие звезды на небе, будят Чонгука мягким светом. Он резко поднимается с кровати, бежит проверять комнаты. Словно кошмар увидел и искал защиты.И никого не находит.
Кошмаром было одиночество. Он снова один и заперт. И не знает сколько уже по времени. Одиночеством пропитан воздух, оно грязью въедается под ногти и в кожу. На языке горечью вяжет. Чонгук чувствует себя, если не заточенной в замке принцессой, как Тэхён его зовёт, ведь дракона-охранника нет, да и спасать никто не придет, то призраком, чья душа не нашла покой. Призраком, которому не дают переступить через черту. Потому что мертвым, всеми забытым и никому не нужным — он чувствует себя постоянно. Чонгук кричит, громко, до хрипоты. Повторяя одно и тоже, надеясь, что хоть кто-то его услышит. Он хотел не этого. По стенам растут тени, простираются по полу, чтобы затем вальяжно прогуливаться по комнате. Тени принимают знакомые образы или их далекие очертания. Словно они давали ограничения пустоте внутри Чонгука, которую яркие цветы пытались заполнить. Словно за пределы этой комнаты, и этих стен, Чонгук выходить не должен. Чтобы шепот собственный не услышать:А чего ты хотел?
А ответа не получает, потому что спровоцировать себя на откровение не может. Потому что уже не знает, где истина. Это его личный круг ада: Чонгук ходит по его краю, ищет выход, зная заранее, что его нет. Ведь круг замкнутый. Сейчас, когда дом больше не скрипит, когда он уже не явится, Чонгук пытается склеить новую маску, почти треснувшую, за которой прячется монстр. Чонгук настолько боится этого монстра за маской, что уже не помнит себя и не может быть с собою честен. У него было десятки масок, что Тэхён видел, что Чимин не замечал, в которые Чонгук ради Пака облачался, которые Ким ломал. У него была дорожка из фиолетовых лепестков, у него был тонкий и мягкий цветочный аромат. И он знать не знал, что получил самую настоящую символику его отвратительной лжи. Ему не плохо — он просто делает вид. Он плачет, бесшумно и больше всего на свете ему жаль себя, потому что он жалкий. Этот монстр не скалит зубы, не рычит и не пытается выйти наружу. Он хочет запрятаться, но в угол загнан и боится. А Чонгук боится, что монстр когда-нибудь возьмет над ним верх и Чимин его увидит. Увидит и поймет — Чонгук слабый и притворяется. Ему бы еще мантией обернуться, или в доспехи облачиться, за щитом встать и треснувшую маску прятать. Но он слишком устал и так хочет отдохнуть. Метафоры про дни недели, обещания и ожидания душат — ему нужен перерыв. Он хочет ждать и верить, но не в этот час. Слабое послабление даёт, которое отражается на маске новой трещиной. Потому что его будни заполонили не переворот или революция. Его будни заполнило неосознанное саморазрушение. Он разлагается. Он будто горит в огне, потому что видит как кожа слезает и мясо скользит по костям. Ему и не больно, потому что не может уже быть, потому что он ее больше не ощущает, а так хотелось. Боли нет, зато есть апатия, есть усталость, а у них нет конца. Чонгук теряет рассудок и смысл с равновесием. Больше не стоит на ногах. С края круга своего падает. Падает в самый низ, в глубины подземного царства.* * *
То что входная дверь не заперта на тысячу замков, которыми раньше грешил Ким — Чонгук узнает не сразу и не узнал бы вообще. Просто он случайно нашел ключи и заранее знал какой замок они отпирают. Но ему это было не нужно, пока он не увидел скопление людей за окном. И человека перед ними в гриме, в одежде яркой и цветной. Чонгук с окна наблюдал, а потом этот уличный актёр словно увидел его помахал рукой. Чонгук тогда вновь банданой лицо завязал и наружу вышел. Аккуратно её вниз стянул и свежий воздух вдыхал. Он чувствовал гуляющий ветер. Гул, смех, разговоры мимо прохожих — он все слышал. Он был рад, потому что впервые забыл о том, что сходит с ума и не живёт, а существует. Актер завершает представление, кланится и машет всем на прощание. — Прекрасные миниатюры, — Чонгук дождался пока все разойдутся и хотел сказать спасибо, что актёр этот заметил его на окне. Даже если и не заметил, даже если Чонгук просто выдает желаемое за действительное — ему просто необходимо было знать, что он не мёртв, что его видят, что его слышат. — Благодарю. — Вы тут выступаете каждый день? — Сегодня впервые. В следующий раз мое представление придется на вечер четверга, — актёр улыбается. — Буду рад видеть Вас своим постоянным зрителем. — А я… — Чон мешкается, ему ведь лица своего показывать нельзя, ему ведь выходить нельзя. Ему же ничего нельзя. Он вообще в розыске. — Можете не делать мне одолжения, назвав свое имя. Облегчение треплет по волосам, проходится ободряющим хлопком по плечу. Чонгук впервые улыбается. — А Вас? — Можете звать меня Шугой.