***
Когда проснулся Довакин, часы показывали без четверти семь. О его пробуждении меня оповестил грохот и какой-то подозрительный шорох. Я немедленно направилась в комнату. Взъерошенный норд сидел на полу у кровати и пытался справиться со своей тесной футболкой. Меня он заметил сразу; только виду, почему-то, не подал. — Привет, — подаю голос. — Всё в порядке? Он хмуро смотрит на меня, чешет затылок, осматривается. — Бывало и получше, — отвечает он, хотя мы оба знаем, что бывало и похуже. Я всё ещё волновалась за его многострадальный разум, и в попытке успокоить его выдала следующее: — По крайней мере сейчас тебе тепло, сухо, и ты в безопасности, — за такие гедонистические высказывания мой внутренний бунтарь мог бы устроить мне истерику, но сегодняшний день так меня утомил, что я просто не нашла ничего лучше. Вздохнув, я глянула на светлую макушку драконорожденного. Осторожно присела рядом, уставившись в стену. Всё-таки в этом — в попаданчестве, — мы были заодно. — Поверь, в этом мире нет ничего такого, с чем бы ты не справился. Радостно, когда можно сказать такие слова хоть кому-то. Довакин выдохнул носом чуть больше воздуха, чем обычно. Усмехнулся. Ну наконец-то. — С чем бы я не справился, — повторил он. — Я уже и сам не знаю, кто я такой, и что могу. Я посмотрела на него с пониманием среднестатистического землянина. Эту его грусть я вполне могла себе представить. — Знаешь, здесь, в нашем мире, живет семь — восемь?.. — миллиардов людей, — я запрокинула голову к натяжному потолку, в чьем ядовитом глянце отражались мы — потерянные и напуганные, — и каждый нет-нет да ловит себя на подобной мысли. Довакин знал, что мы не боги, и не высшие сущности. Что в нашем мире нет никакой магии. Я даже успела убедить его в том, что его жизнь — вовсе не шутка, и не инструмент для моего развлечения (хотя, если бы я встретила какого-нибудь бога-всесоздателя, то наверняка думала бы о своем сотворении точно так же). А этот феномен с переходом из вселенной во вселенную он понимал куда лучше, чем я. Конечно, для того, кто живьем побывал в Совнгарде, Обливионе, и черт знает где только ещё, — подобные вещи были чем-то обыденным. Сейчас я рассказывала ему про Вивека. Нелот, кажется, не особо вдавался в подробности, поминая бога Трибунала. На моей полке лежала печатная книга с его «36 уроками»; я решила найти и зачитать как раз тот отрывок, в котором пророк шатает четвертую стену и разоблачает Игрока. Проповедь 23. Священная Книга Меча. Неподвижный воин. Вивек всерьез знал о существовании нас? А знал ли он, что между нашими мирами возможен переход? Что, если каждая из бесконечного числа вселенных есть часть друг друга, и всё множество вероятностей накладывается одна на другую, как страницы книги? Что, если Довакин попал сюда потому, что это — истина? Что, если Арнел тоже где-то здесь? Может, Довакин был прав, называя меня двемером? Чую, крыша у меня едет, и тормозить не собирается. Я глубоко вздохнула, взъерошив волосы, как это обычно делают туповатые мальчишки. А Довакин всё молчал. С помощью амулетов мы могли разобрать речь друг друга. Но вот с пониманием всё ещё были проблемы. Это требовалось решить в первую очередь Я ещё раз украдкой посмотрела на Довакина и сказала: — Надо отправить тебя домой. Он повернул голову ко мне и ответил: — Да. Да. Казалось бы, всё правильно. Что ещё он должен был ответить? Но это слово — такое короткое, твердое, как кремень, вдруг превратилось в целую гору на моих плечах. И сколько бы я ни старалась — бежать от этого было глупо. Да я бы и не смогла. В конце концов, сколько бы ни было связей в бесконечных Вселенных, кому-то всё равно придется разгребать весь этот бардак. — Мы сможем повторить опыт Арнела здесь? — спросила я, как только вернула себе голос. — Если только у вас найдется парочка двемерских инжекторов, — ответил Довакин и вынул из кармана несколько маленьких белых кристаллов. Я поджала губы и изогнула бровь. Может он ещё и сердце даэдра у меня попросит? — Боюсь, с этим здесь напряженка. Довакин встал с пола и принялся осматривать мою комнату. В его ситуации позволительно, но всё равно меня это жутко напрягало. — Тогда придется другой способ искать. А это что?! Норд метнулся к полке, которая и без того настрадалась сегодняшним утром. Поначалу его внимание привлекла пара даэдрических кинжалов — само собой, не настоящих. От их неожиданной легкости у него смешно дернулась рука. Затем он нашел на полке латунный септим, парочку амулетов (одним из которых был амулет Мары — и в ту секунду я почувствовала небывалое смущение), плюшевую копию самого себя, и наконец книгу в черном кожаном переплете. Всё это время я терпеливо ждала, пока он успокоится и перестанет всё хватать. — Всё это называется «фанкрафт», — пояснила я, наблюдая за ним со своего уютного местечка на полу. — Это такие вещицы, сделанные в нашем мире по мотивам… чего угодно. Они не настоящие. То-есть, настоящие конечно, но… В общем — этими кинжалами сражаться не получится, а амулеты не волшебные. Довакин заглянул в книгу. Как раз одна из моих работ. Она была незаконченна, хоть я и работала над ней очень давно: с момента сборки блока «состаренных» страниц и до оформления их содержания. — Я не идиот, — сообщил мне драконоборец, листая страницы. Комната наполнилась запахом кофе. — Это тоже «фаркрай»? У него был такой требовательный взгляд. Мне даже стало боязно: уж не покритиковать ли он меня собрался? — Ну, не произведение искусства, конечно. Но да, можно сказать, это… — Но здесь же есть всё, — он развернул книгу содержимым ко мне и ткнул пальцем в часть текста на драконьем языке. Я позволила себе немного посмеяться. — Всё, — заметила я, — здесь бы ни за что не уместилось. Тут только самое основное. Или самое интересное. Я перенесла кое-что сюда, потому что… ну, чтобы не забыть. Да и в игре иногда пригождалось, — я подошла к нему, чтобы всё показать и объяснить. — Вот, тут карты. А здесь раздел с бестиарием. Ты понимаешь, что тут написано? Довакин нахмурил брови, вглядываясь в текст, и помотал головой. Видимо, амулет помогал только с устной речью. — Жаль, — вздохнула я, но тут же улыбнулась. — Ну ничего, может получится тебя научить, — я отняла у него книгу и принялась искать пустующие страницы. Теперь-то мне точно будет, чем их заполнить. Не успела я сделать и шаг, как огромная ручища драгонборнутого увальня грубо схватила меня за плечо и развернула обратно. — Есть там что-нибудь по Колдовству? — заволновался норд. — Какое-нибудь заклинание? Руна? Может нам стоит призвать даэдра? Настал мой час: теперь я смотрела на него, как на жертву невнимательной няньки. — И толку с того, что ты архимаг? — прогнусавила я, и нырнула обратно в книгу. Не представляю, что я надеялась там отыскать: о магии я пока не писала ни слова. — Я слышал о заклинаниях возврата на Солстейме, — припомнил драконорожденный. — Но сам их не знаю. Тут может сработать портал, но… — Что — «но»? — не следовало его перебивать, но мне уже просто не терпелось увидеть магию. Однако Довакин не спешил меня обрадовать. Вместо демонстрации своих волшебных сил он принялся рассуждать и строить предположения, орудуя терминами, которых я либо не слышала, либо не запомнила. В общем, нес полную шалидорщину. Из его слов мне удалось понять лишь то, что в этом мире неоткуда черпать магию, и что чары здесь вряд ли будут возможны. Потом он много говорил о магической сенсорике, космосе, использовании маны и прочих вещах, которые следовало срочно записать в мою книгу. Он притащил свой рюкзак, и вместе мы стали рыться в записях, которыми располагали. Ему удалось найти у себя две околомагические книги и свитки, ну а я всеми силами напрягала память телефона (и свою собственную). В заметках нашлась пара строк о зачаровании. А Довакин обнаружил кое-что занятное в томике с изображением врат Обливиона на обложке. Спустя некоторое время напряженной умственной деятельности Довакин сделал вывод, что единственная надежда на возвращение — это портал. — Создать его непосредственно не выйдет, — в который раз уточнил он. — Но можно будет использовать кое-какие зачарованные предметы и камни душ. С их помощью, надеюсь, выйдет сотворить некоторое подобие «возврата». — Так, — кивнула я, внимательно рассматривая закорючки и завитки в колдовской книге Довакина. Кажется, у меня даже получилось сосредоточиться. — И в чем загвоздка? Довакин почесал колючий подбородок и как-бы нехотя выдал: — Я пока не знаком с энергией вашего мира, и не знаю, как камни душ могут с ней резонировать, — он перелистнул пару страниц, и оказался почти на самом конце книги. — Боюсь, порталу будет необходима какая-то физическая опора, как… — Как, например, оправа для самоцвета, — закончила я за него. Человеку, знакомому с ремеслом, было нетрудно представить, о чем он говорит. Спасибо моей профессии. — Значит, нам просто нужна какая-нибудь арка? — Не «какая-нибудь», а та, что смогла бы задерживать энергию камней строго внутри себя. Тут важен материал. Нужно что-то… нейтральное. Мои брови буквально съехали к переносице. Что-то нейтральное? Понятия не имею, что именно ему нужно, но уверена: вместе мы обязательно это найдем. Когда мы покончили с этим вопросом, мне пришлось отвечать на тысячу новых. Появилась, наконец, возможность представиться. После речь снова зашла об одежде. Приглядевшись к его куртке, я поняла, что она была ничем иным, как броней гильдии воров. Из всего инвентаря эти вещи оказались наиболее «земными». Мы сговорились на том, что уберем с неё наплечники и нижние ремни, чтобы он мог продолжить носить что-то своего размера. В доме, впрочем, было жарковато для такой одежды, поэтому пришлось ему остаться в одной тесной майке. Надо будет напомнить себе сфотографировать его, как только объясню, что такое камера. После всего, что сегодня случилось, было бы неплохо поесть. Довакин наверняка был голоден: так же, как и я. Заодно я решила провести для него небольшую экскурсию по дороге на кухню. Но как только мы вышли из комнаты, во входной двери раздался громкий щелчок. Моя душа едва не ушла в один из довакиньих камней. Я могла бы на всякий случай подглянуть в телефон, но внутренние часы и без того подсказывали мне очевидное: с работы вернулась кормилица. Я обернулась на свою комнату, и познала истинный хаос во всей его красе. А что скажет мне матушка, увидев разбросанные предметы, смятую постель, и незнакомого мужика в моей футболке… даже представить страшно. Страшно, да и бесполезно. Исход мог быть каким угодно. Она могла бы по-братски похлопать его по спине и завести разговор о свадьбе и детишках, либо с тем же успехом устроить ту’ум-схватку, да ещё и победить. Диким зверем я метнулась в свою берлогу, чтобы вытащить оттуда всё, что так или иначе принадлежало Довакину. Хвала небесам — он вовремя додумался мне помочь, и сложил камни, книги и шлем в свой неподъемный рюкзак. По дороге на кухню мы швырнули его вместе с курткой в прихожую, прямо к двери. Если это задержит мать хоть на две секунды — я хоть успею вернуть себе душу. Наконец Довакин явил свою находчивость. Теперь, когда открылась входная дверь, оставалось уповать только на неё.***
Злобное цыканье, пара ударов — и в дом вошла хозяйка. Из кухонного прохода её было прекрасно видно. — Что за шмурдяк здесь? — сходу блеснула красноречием матушка, отпихивая от двери неподъемную торбу. Однако втык за беспорядок и, само собой, неприготовленный борщ, сейчас меньше всего меня беспокоил. Что сказать — я не знала. Поэтому просто ждала. Мать успела разуться, снять шубу и пройти до самой раковины прежде, чем увидела нас. Мы сидели смирно за (проклятье!) совершенно пустым столом, и пытались не вызывать подозрений. Не думаю, что мать ожидала увидеть на своём веку подобную картину (да и подобного человека). Часто моргая и открывая рот, как рыба, она таращилась на него достаточно долго для того, чтобы моя паника успела родить идею. — Ой, здрасьте. А это кто? — с нервным смехом поинтересовалась матушка, указывая на Довакина. Тот едва не заговорил; заметив это краешком глаза я вцепилась когтями в его руку под столешницей. Его писк пришлось немедленно заглушить: — Ну, а ты угадай, — почти прокричала я и выжала из себя громкий смех. — Много ты здесь блондинов видела? Мать прищурилась на драконорожденного. Бедняга не знал, куда себя деть, и пытался всячески скрыть от посторонних глаз своё обтянутое тонкой тканью тело. — Приезжий что ли? — мать открыла кран и ушла к столам, чтобы включить свою кофеварку. — Из экспедиции, — подтвердила я. — Понаехали опять, а языка и капельки не знают. Загудела кофе-машина. Мать сполоснула руки в раковине и принялась искать молотилку, чтобы приготовить дополнительную порцию кофе. — Ясно. Европеец, значит. Ну да. Где ж ещё в такой одежде ходят, — зря я боялась, что она узнает мою футболку. Куда ей. — Как зовут хоть? — До… До-о-оминик. Ник, — нашлась я. Она всё равно не запомнит это имя больше, чем на полчаса. — Он из какой, из британской? — мать всё не унималась, оборачивалась к нам раз десять за минуту. — Что-то я там ещё ни разу таких не видела. — Ну… Доминик очень норвежский британец, — впервые в жизни я столь придирчиво скосилась на роскошную мужскую шевелюру и широченные плечи. Мать закончила возиться с кофе и предложила напиток гостю. Завидев новую коричневую жижу в кружке, Довакин вжался в спинку дивана и выставил ладони перед собой. — Ему нельзя, — вмешалась я и отодвинула кофе подальше. — Он сердечник. Когда мать забрала кружку назад, я уж подумала, что теперь она оставит нас в покое хотя бы на минутку. Но не тут-то было. Осталась, да ещё и за стол к нам уселась. — Здесь-то что твой норвежский британец делает? — мать отпила кофе не сводя глаз с гостя. — Как что? — растерялась я. — То же, что все. Изучает заповедник. Ископаемые ищет. Я толком-то и не знаю. — В квартире он что делает? Алмазы копает? Мы с Довакином переглянулись, и я прокашлялась. Что ж, Доминик. Смотри и учись. — Так вот… Ох, понеслась. Если уж врать — то только на ходу. Таков мой стиль. — Шла я, значит, за свёклой — как ты мне и велела. А тут он: прямо у магазина стоит, мечется. Услышала его речь, и дошло, что приезжий — не понимает его никто. Ну, а я английский знаю, как ты помнишь, — прочистила горло и метнула на Довакина свирепый взгляд. Не приведи боже он рот откроет. — Вот. Я и решила помочь. Он там дрожал весь, в своей тонюсенькой куртёшке — ну, ты знаешь, как они сюда едут, — по колено в сугробе, синий весь. Сказал, что заблудился, вот я и пригласила его к нам, раз уж так близко. А как отогрелся — предложил мне быть его переводчиком, пока он здесь. Ты же хотела, чтобы я ещё одну работу нашла? Вот, пожалуйста, — я вздернула подбородок и гордо указала на Довакина, как на самый роскошный экспонат в музее моей лжи, — нашла. Примерно с минуту мать посидела молча, переваривая всё, что я ей наплела, словно старая-добрая WindowsXP. Она была не из тех людей, которые способны распознать ложь там, где она действительно есть. К тому же в таких темах, о которых понятия не имеет. Вроде иностранных языков, например. Или самих иностранцев. Поэтому наш обман сработал безупречно. Стоит напомнить себе научить Довакина давать пять попозже. Мать ещё попыталась с ним поговорить, предложив заглянуть к ней в магазин за приличной одеждой. Это напомнило мне про рюкзак моего героя, и мы, под предлогом обсуждения «деловой стороны сотрудничества», ретировались в мои злосчастные покои. Вспомнила я так же и то, что ему, Доминику, по уму скоро нужно будет уходить. — Как я тебя здесь оставлю-то? — моя комната была небольшой, но я всё равно изо всех сил старалась расхаживать по ней. Выходило самое большее шага два-три от стола до двери. — Все ребята из делегаций живут в гостинице. — У вас есть таверны? — взбодрился Довакин. Бедняга. Наверное простой поход в таверну сейчас был самой заветной его мечтой. Напиться и забыться. Даже такая, как я, могла его понять. Мне вдруг стало страшно. Как я вообще собираюсь выпустить его отсюда? Что с ним станет, когда он увидит… всё это? Конечно, наш ледяной порт был со всех точек зрения прост. Прост для современного человека из этой вселенной. Сейчас Довакин находился на четвертом этаже пятиэтажки. Наверняка он решит, будто я живу в каком-нибудь замке, наподобие виндхельмского. — Чего смешного? — буркнул Довакин, когда я неосторожно хрюкнула, усмехнувшись. — Ой. Нет, ничего. Нету здесь таверн, ты уж прости. Я глубоко задумалась над тем, с чего начать его знакомство со внешним миром. И стоит ли начинать вообще… — Эта женщина, твоя мать, — припомнил он, оттянув рукав майки. — Вы говорили об экспедициях. И почему ты не сказала, кто я? Она не знает, чт… — Стой-стой, погоди! — как это бывает со всяким, кого вдруг осенило, я сделала жест «помолчи», уставилась в пустоту прямо перед собой и пару секунд провела так, не двигаясь. Довакин чертов гений! Но этого я, разумеется, ему не скажу. — Конечно! Ты ведь у нас приехал изучать заповедник! Выражение лица Довакина обвиняло меня в том, что я решила окончательно его добить. Я поспешила объяснить свой план. — К нам, на север, часто приезжают делегации из разных стран. Экология, знаешь ли, археологические раскопки, полезные ископаемые и прочие интересные штуки, — я полезла на самую верхнюю полку, чтобы достать оттуда привычный в каждом местном доме предмет интерьера. — Вот, например, бивень. Держи. У нас тут тоже в прошлом мамонты водились. Мы часто их кости находим. Иногда ковшами раскапываем, иногда просто из земли дергаем. Я вот ходила по грибы позапрошлой осенью — и нашла этот, маленький. Довакину явно понравился мой трофей. Глядя на то, как он вертит его в руках, я почти забыла о том, что пару часов назад едва не разрушила всю его психику. — Так вот, — прочистила горло, чтобы вернуть его внимание и свою сосредоточенность. — Я… стоп, что это такое? Отложив бивень мамонта, Довакин стал греметь у уха маленьким пластиковым контейнером. — Ты что, уволок с кухни зубочистки? — возмутилась я, но тут же вспомнила куртку, в которой он ко мне явился. Возможно там, в карманах, ещё мелочей отсюда понапихано… Из крохотного отверстия ему на колени вывалилось несколько палочек, которые немедленно подверглись тщательному изучению. — А вот и нейтральный материал, — выдал он, разломив одну зубочистку пополам. — Чего? — переспросила я. Меня всё ещё беспокоили его воровские замашки (хотя кто, спрашивается, виноват?). Довакин ответил: — Дерево. И снова замолк. — Это зубо-чистки, — разъяснила я жестами. Раздражение скрыла плохо. — Зачем они тебе сейчас? — Я же сказал — дерево, — он разговаривал со мной, как с натуральной тупицей, не удосуживаясь даже глядеть в мою сторону. Раньше я только этого и требовала от любых бесед, но сейчас, с ним… Как же мне это надоело! Решив, что буду молчать до тех пор, пока он не перестанет заставлять меня задавать уточняющие вопросы, я дождалась своего: — Вспомни, о чем мы говорили. Нейтральный материал для постройки портала, — он протянул мне зубочистку и заявил: — Вот он! Я зажмурилась и тряхнула головой. Господи, я совсем запуталась! — Мы говорили о… Я сейчас не об этом хотела… Ох. Ты что, из зубочисток хочешь портал построить? Ну вот и всё. Таки тронулся мой Дова умишком. — Из дерева, — вздохнул он. Не выдержав я запрокинула голову и застонала. — Где я тебе дерево достану? У нас тут тундра, не лес. Можно, конечно, наши тоненькие елочки приспособить… Но ты б их видел. На них даже дышать жалко, не то, что рубить. Никто их не трогает. Довакин ещё немного подержал «образец» у моего носа, и, подумав с минуту, заключил, что для начала сойдут и зубочистки. Всё же безумец решил запрячь меня строительством арки из щепок и заноз. Великолепно. — На это уйдет целая вечность, — проворчала я без всякой надежды на малейшее понимание. Однако он поспешил меня утешить, напомнив об основе: его волшебных штуках. Видимо, дрова нужны были для портала как… как вода для борща. — Ох, не соображаю уже ничего, — зевнула я и потерла виски. — Спать хочу. В ответ у Довакина заурчал живот. Вслед за ним и мой вспомнил о том, что сегодня я ничего не ела. Мы вернулись на кухню, к вящему облегчению обнаружив её пустой. В полном молчании, без всяких церемоний, но зато самым варварски грубым способом мы вытащили из холодильника всё, что сочли съедобным, как попало нарубили это, сложили друг на друга и проглотили без лишних вопросов. Воистину, человек устает лишь тогда, когда осознает свою усталость. Всё остальное в такие моменты уходит на второй план. И это действительно было так. Кажется, даже до моей ненаблюдательной матушки дошло, что день для нас выдался непростой. На улице было темно и холодно. Куртка Довакина была смехотворно тонкой. Ну, а я слишком сильно хотела спать, чтобы пересилить себя и отвести его в гостиницу, где по идее ему, как «приезжему», и место. Даже на то, чтобы цыкнуть её внезапному дружелюбию и горящим глазкам, у меня не хватало энергии. Попробую припомнить это завтра. Довакин получил в своё пользование пружинный матрас, подушку, и уютное местечко на полу около моей кровати. И знаете — нет, не стыдно. В смысле, меня не смущает ни ночевка в одной комнате, ни вероятность наступить ему с утра на лицо. Мы фактически были родственниками, с какой стороны ни глянь — наша «особая связь» позволяла нам обоим осознать всю степень бесполезности заморочек в духе «не плюйся в меня чаем» или «держи свои руки подальше от моих волос». Я доверяла ему. А он доверял мне. Засыпая, я успела подумать об этом. Ну, и ещё о том, что у нас обоих и выбора-то не было. Завтра будет до-о-олгий день.***
Ещё одно утро. Было бы, проснись я не в час пополудни. Да и на привычное это «утро» не тянуло: смирилась с этим, когда увидела светловолосого амбала, сидящего на полу у меня в комнате, и вспомнила вчерашний день. Я отложила телефон, и в голове моментально закружился ураган проблем, связанных с Довакином и его стычками с моей реальностью. И моих стычек с моей реальностью. Затем уткнулась в подушку и выхныкала туда свою обреченность. Хотела приключений, девчуля? Вот, получи и распишись. Довакин будто и не заметил моего пробуждения. «Доброго утра» я, конечно, ни от кого не ждала, но этот даже не обернулся на мой ор. Приподнявшись над подушкой я заметила, что он сидит за моим рабочим ноутбуком, оставленным на стуле не выключенным ещё со вчера, и пялится в монитор. Разумеется, я среагировала молниеносно, как и любой другой на моем месте. Кому бы понравилось вторжение в личную жизнь? — Какого черта?! — вскричала я, и захлопнула крышку ноутбука, не успев разглядеть, что он там столь пристально изучал. Нахал смотрел на меня так, будто я, а не он, сунула нос, куда не следовало. С выражением эмоций у его каменной рожи было не очень, но невинность он изображал мастерски, пусть и выглядел при этом, как бровастый кирпич. — Что ты делал с моим компьютером? — спрашиваю, чтобы он осознал хотя бы грамм своей вины. Наверное придется немного объяснить. — Это… очень личная вещь. Как твои письма, библиотека и кабинет со всем содержимым вместе взятые! — Я знаю, — отвечает Довакин. Я вся обмерла; от лица сначала отлила, затем снова прилила кровь. Я вспыхнула так, что могла ощутить это всем телом. Он знает. Ну и как это понимать вообще?! — У тебя тут было открыто кое-что, — поспешил объясниться мой неделикатный дружок. — Открыто? — опомнилась я. Папка с мультиками, музыкой, и… Мои записи! Я охнула, стиснула кулаки и сквозь зубы прошипела: — Ах ты противный, наглый… Довакин поднялся с пола, и я, потеряв решимость накостылять ему, слегка отшатнулась. Ну вот почему я родилась девчонкой?.. Норд, кажется, не обошел вниманием мой жест недоверия, и тоже слегка отдалился: даже сел на кровать, чтобы не казаться мне таким большим и страшным. А может он просто устал сидеть на полу и ноги затекли. — Прости, но я всё прочел. Я наклонила голову набок: — Амулет всё-таки и текст тебе переводит? — Нет. Но я научился кое-чему, пока ты спала, — Довакин взял в руки мой телефон, вид которого его, вроде как, больше не смущал. — У вас совсем простенький язык. Буквы такие симпатичные, и различать их легко. — Так быстро? — едва не крякнула я, закашлявшись на первом слове. — Ты всю ночь что ли не спал? — Мне хватило одного часа, — пожал плечами драконорожденный, — на восстановление. Теперь нужно ещё поспать, чтобы обдумать всё, чему я научился. Я свела брови и приоткрыла рот, не моргая глядя на Довакина. Быстро же он нашелся. Не ожидала, что в столь новом мире ему будет так просто адаптироваться. Хотя, додуматься до того, что он во всех смыслах сильнее меня, я могла и раньше: до того, как стала приписывать ему собственные вероятные реакции. Вот я бы переживала. И я бы чокнулась. А для него всё это как будто было игрой. — То, что ты писала, — осторожно припомнил Довакин. Я пришла в себя, нахмурилась и схватила ноутбук, чтобы убрать его подальше. — Что? — фыркнула я приличия ради. Хотя лучше было бы проигнорировать… — Я не всё понял, — признался он, пристально глядя на меня (клянусь, спиной чувствовала!), — но в целом это напоминает мне предисловие к тому, что зовется «последней волей». — Да-а? — с усмешкой протянула я, запихивая ноутбук на самую верхнюю полку. Ей богу, как будто Довакин был маленьким ребенком, который ничего оттуда не достанет, если ему захочется. Он не обратил внимания на моё поведение и продолжил начатое: — У нас такие пишут доверенные лица всяких ученых, магов или ярлов, находящихся при смерти. Я закончила возню с ноутбуком, но не спешила оборачиваться. Вернее даже так: не хотела. — Но ты не выглядишь старой или больной, — не унимался Довакин, по-прежнему не сводя с меня глаз. — Ты что, действительно готовишься умереть? Я хапнула ртом воздух: надеюсь, не слишком громко. На глаза непроизвольно навернулись слезы. Губы задрожали. Хвала богам, что в этот момент нас обоих отвлек котяра, скребущийся в мою дверь. — Животное надо покормить, — бросила я, и мигом подпрыгнула к двери, стараясь не поворачиваться лицом к Довакину. В этот раз он оказался более понимающим, и перед тем, как встать и пойти за мной, отшутился: — Надеюсь ты это обо мне. Я бы сейчас целого мамонта съел! Я незаметно смахнула с ресниц единственную каплю влаги и засмеялась в ответ, сказав при этом что-то нелепое. Прямолинейность, оказывается, не такая уж и приятная, когда её обращают к тебе. Ну их, эти дурацкие вопросы в лоб. Я, между прочим, и сама проголодалась.