Грань

Липкая кровь на светлых волосах — второе, что видит Такеши, когда открывает глаза. Первое — обломки над головой, некогда бывшие домом. Домом с добротным фундаментом, красивым фронтоном и кучей жителей. Жителей больше нет. Есть никчемная мешанина из останков, кирпича и бетона. Такеши помнит фигурку мальчика, украшающую крышу. Маленькое изваяние с улыбкой на алебастровом лице. Хитрой улыбкой что-то знающего человека. Такеши ненавидит статуи. Статуи знают то, чего не знает он. Есть в них нечто демоническое, неприятное. — Блядь… Скуало лежит рядом и свет, пара солнечных лучей, падают на его окровавленные пряди. По бледной щеке скатывается слеза, оставляя след на покрытой пылью коже. — Чертова пыль, — Скуало поворачивает голову и смотрит на Ямамото. — Пацан, ты как? Такеши гулко сглатывает и пожимает плечами, нормально он — вот только ноги, ниже колена, болят. Боль глухая, пульсирует медленно — Такеши кажется, что она подстроилась под ритм его сердца. Шевелиться страшно. Они в слишком тесном пространстве, и Такеши чувствует плечом чужое тепло. — Надо бы выбираться отсюда, задохнемся нахер… Там, над завалами — солнце и тишина. Ямамото знает, что им тупо повезло. Ему уж точно. Когда прогремел взрыв, его, растерявшегося, — не вовремя, ни к месту, — толкнул Суперби. Навалился на Такеши всем своим весом, и последнее, что слышал Такеши, это короткое «Пиздец». А потом на него опускается темнота. — Спасибо, — хрипит Ямамото и сам не узнает свой голос, глотку перехватывает спазм, во рту сухо и… пыльно. Пыль везде. В глотке Такеши, в слезящихся глазах Скуало Суперби — и мысли Такеши тоже пыль. — Не за что. Такеши хочет настоять, что есть за что, но понимает, что Скуало похер. Совершенно. Он бы и без его «Спасибо» прекрасно обошелся Суперби вздыхает и смотрит на обломки. — Надо ждать наших… Сами не выползем. Эта дрянь рухнет на нас, пацан, стоит нам начать шевелиться. Боль нарастает, в ногах — раскаленные пруты вместо костей, и Такеши чувствует, как по спине ползут мурашки. Ему страшно. Ему больно. — Ноги… — тихо говорит он.- Больно, — добавляет беспомощно. Скуало молчит. Тишина бьет по нервам. От Скуало пахнет кровью, металлом и, совсем немного, морем. Запахи Такеши нравятся. Ему нравится лежать тут, в смертельной ловушке из обломков, потому что рядом он. С милым рай и под завалами, да, Такеши? Ямамото констатирует факт, что он, Хранитель Вонголы, поехал крышей, кукушка у него улетела, тараканы передрались. Короче, он, кажись, ебанулся окончательно. — Да не парься ты, — внезапно оживает вариец. — Безрукий мечник уже есть. Будет и безногий. — Охуенно подбодрили, Скуало-сан, — ворчит Ямамото. — Просто охуенно. Скуало тихо смеется и, долго-долго кашляет поперхнувшись пылью. — Ты материться умеешь? «И подставлять свою задницу в своих ебанутых фантазиях под ваш хер, уважаемый Скуало, » — думает Такеши. Об этом Суперби знать необязательно. Совсем не нужно. Скуало снова замолкает и боль возвращается. Уже нет дела до запахов, слов, мыслей. Боль застилает глаза кровавым маревом. Их находит Минк — искристая и утонченная, — она сует мордочку в каждую щель и, наконец-то, натыкается на искомое. — Зови своего хозяина, — хрипит Скуало и мимолетно смотрит на Такеши. — А то Десятый Хранителя недосчитается. Такеши плывет в волнах забытья, приходит в сознание только тогда, когда на его лицо падают капли воды. — Пить… Пить. Пить-пить-пить, — мантрой шумит в голове. Пить. Ног он не чувствует. Совершенно. — А чего вы свои коробочки не открыли? — Луссурия поит его из фляги, заботливо поддерживая голову. — Потому что мы очень-очень тупые, — доверительно сообщает Скуало. Надо признать, Такеши с ним согласен. Ладно он, идиот Такеши Ямамото. Почему до этого недодумался Суперби — остается загадкой. Его ноги перебиты упавшим на ноги перекрытием крыши. Берцовая кость левой ноги — разбитое на осколки месиво. — Это не страшно, — успокаивающе шепчет Луссурия. — Будешь как новенький. Все поправимо. Перелом хоть не открытый, повезло… Такеши хочется кричать. — Ага, киборг Ямамото, — смех Бельфегора как шипение змеи. Такого мелкого кровожадного змееныша. — Иди на хер, — бормочет Такеши, и проваливается в ставшее спасительным забытье.