Влад задумчиво сидел в кресле. Город давно накрыла ночь, Конрад, кажется, вообще лёг спать: его значительно измотали последние несколько дней, и теперь он нуждался в каком-никаком, а отдыхе. Годяну это хорошо понимал и не препятствовал, в любом случае, помощи сейчас от Мартелла было мало.
Он пролистал все стоявшие на полке книги, потряс их, надеясь найти там спрятанные подсказки, тайные отсеки, словом, хоть что-то, что могло бы привести к разгадке. Но всё оказалось тщетно: книги были всего лишь книгами, не больше и не меньше. Даже Вазари, и тот подвёл. Влад вдруг подумал, что это-то он знал всегда, тут же вздрогнул, помотал головой. Он не мог этого помнить, а значит, частичка прошлого сама вернулась к нему, забрав взамен что-то из настоящего. Это пугало. Влад даже предположить не мог, сколько всего уже потерял, а сколько — приобрёл. Больше всего он боялся навсегда расстаться с происходящим, с работой, друзьями, с миром, который любил, и погрязнуть в том, что уже очень давно прошло. Некоторых вампиров постигала такая участь: по их ли воле, сама собой, но это сводило несчастных с ума и вынуждало окончательно становиться зверями, способными только пить кровь и доживать — жизнью назвать такое было сложно.
Влад уже успел не раз и не два проклясть Цитесиан за их манеру сначала вовлекать в свои игры, а затем просто бросать, отпускать на все четыре стороны. Судя по всему, с ним уже когда-то так поступили, а теперь, когда он снова понадобился, выдернули из привычной обстановки и вынудили помогать. Годяну даже ненадолго подумалось, что и бедняга Ян Мартелл был убит только ради этого, только ради того, чтобы задеть Влада за живое, заставить взяться за дело. Однако здравый смысл всё же говорил об обратном: Влад не привык полагаться на собственные чувства в расследованиях, разве что изредка на интуицию. Здесь же имела место быть обыкновенная обида. Может, просто злость, вызванная бессилием.
А ещё это неимоверно отвлекало от работы, поэтому Годяну заставил себя отвлечься от тяжёлых размышлений и вновь вернуться к расследованию. Он с сомнением посмотрел на ежедневник, затем на книги на полке, по привычке полез в карман за телефоном, чтобы полистать ленту в Фейсбуке: обычно это заставляло думать быстрее и не возвращаться к самокопаниям. Но тут рука Годяну наткнулась на что-то картонное: обложку блокнота, отданного Лехом. Влад задумчиво вытащил его, снова открыл список книг, а затем хлопнул себя по лбу: там было всего одно новое издание, и оно стояло прямо напротив. «Ангелы и демоны» Дэна Брауна. Годяну даже удивился, что не заметил её раньше: она совершенно отличалась от прочих произведений, не была ни исторически ценной, ни по-настоящему научной. Так зачем же тогда понадобилась Яну?
Влад задумался. Может, известный автор тоже был частью Цитесиан и что-то зашифровал, а потом это зачем-то стало нужно? Может, Ян по рассеянности поместил книгу не туда? Годяну присмотрелся к словам. Они выглядели ярче, чем прочие, вероятно, чернила не так выцвели. Значит, название было вписано позже. Мартелл догадывался, что за ним охотятся? Понимал, что их враги вышли из тени и готовятся нанести первый удар? Ему об этом сказали? Времени гадать не было, требовалось связать странную последовательность букв и цифр в ежедневнике с блокнотом и книгой. Влад понимал, что, возможно, он сейчас ищет то, чего нет, но попробовать стоило.
Шифр оказался проще, чем он думал сначала. Цифра или, как стало ясно позже, число обозначало номер страницы, буква указывала на слово, которое с неё начиналось, и вскоре у Годяну сложился небольшой текст.
«В стране, что долгое время была разорвана, найдёшь ты в городе, где знаний больше, чем Господа, лицо, глаза которого всегда смотрят в Ад, хотя владелец их мечтает о Рае. Там ты разом увидишь всех, кого когда-то знал, и встретишь тех, кто тебе нужен», — прочёл Влад, не переставая хмуриться. Первым желанием после этого было рассмеяться, настолько чушь у него выходила. Да и послание само звучало не слишком-то современно, если не сказать странно. Годяну уже начал подумывать, что ошибся, и «Ангелы и демоны» действительно случайно затесались в списке, как вдруг на лестнице послышались шаги.
Со второго этажа медленно спускался заспанный Конрад Мартелл, пытался пригладить растрёпанные волосы и перестать зевать.
— Я проснулся и решил, что тебе нужна помощь, — пробормотал он. — Тут непросто разобраться, да и по-голландски ты вряд ли понимаешь.
— Книги в оригинале или на английском, — с улыбкой напомнил Влад. — Но спасибо.
— Да не за что пока, — покачал головой Конрад, зашёл всё-таки в гостиную, плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу. — Ну, к чему ты пришёл?
Годяну вкратце пересказал ему то, что делал последние несколько часов, затем протянул получившееся в ходе расшифровки. Мартелл повертел это так и сяк, перечитал несколько раз, а затем вдруг широко улыбнулся.
— Так ты не понял? — весело спросил он.
— Понял, что ошибся, — серьёзно ответил Влад. — Правда выходит что-то несусветное.
— А вот и нет, — возразил Конрад. — Папа почему-то Дэна Брауна очень любил, хотя сам знаешь, книги не то чтобы научные, — он помолчал, раззадоривая любопытство. — Я теперь понимаю, почему. Никто не станет там искать. Да и в целом они интересные.
— Это верно, — согласился Годяну. — Ну и что?
— То, что ты не ошибся, — Мартелл выпрямился. — Смотри, страна, что долгое время была разорвана…
— Так можно сказать почти что про все европейские страны, — фыркнул Влад устало. — Разве нет?
— Мы ведь находимся в рамках Возрождения, — продолжал Конрад.
— И что? Германия, Италия, да хоть Франция, всё та же Голландия, — возразил Годяну. — Где искать?
— Если последнее видение отсылает к да Винчи, то, вероятно, стоит искать в Италии, — предположил Мартелл. — Да и папа больше говорил о ней, чем о других странах, если честно. Он часто там бывал, а вот в Германию ездил реже, да и мы здесь живём, потому что когда-то дед моего отца был вынужден уехать из Польши. Во время войны.
— Ну что ж, это, конечно, сужает круг поисков, — кивнул Влад. — А что за город?
— Рим? — задумчиво предположил Конрад. — Ну, просто в голову ничто другое не идёт. Просто науки там немало: одна библиотека Ватикана чего стоит, да и немало разных интересных людей в своё время там жили и творили. Но вот лицо… Про кого бы это могло быть?
— Что-то не припомню никого, — отозвался Влад, хмурясь и явно что-то перебирая в уме. — Может, кто-то на фресках Микеланджело отличался подобным свойством? Или есть какая-нибудь статуя…
— Статуя? Помню, в Риме мы видели памятник Гоголю, я ещё сильно удивился, что он там делает, — отвечал Мартелл. — Я читал его книги, пусть и в переводе, но читал. Необычный автор, — он немного помолчал. — Но подходит ли он? Не помню, чтобы папа им когда-либо интересовался… Или, может, этот Гоголь тоже когда-то состоял в Цитесиан?
— Не знаю. Но есть кое-что получше. Я несколько десятилетий назад в тюрьме читал одни только русские книги, — Годяну мрачно усмехнулся, поймал непонимающий взгляд. — Да, при Чаушеску попал, не удивляйся. Так вот, уже после освобождения я искал статьи, которые бы рассказывали о том, что хотел вложить Гоголь в свои произведения.
— И? — Конрад выжидающе посмотрел на него. — Погоди, что? — он вдруг вздрогнул. — Тюрьма?
— Политический заключённый, не обращай внимания, — махнул рукой Влад, явно не желавший об этом говорить. — Так вот, я узнал, что книга «Мёртвые души» — это поэма, точнее, так её назвал автор, и что там смысл тот же, что и у Данте в его «Божественной комедии». Герой перерождается, освобождается от пороков и из Ада через Чистилище приходит в Рай.
— Так, дальше, — Мартелл, кажется, не совсем поверил в услышанное.
— Ну так Гоголь же. Он смотрел в Ад, считая, что обличает пороки и наполняет ими землю, он из этого ещё морил себя голодом, — Влад рассказывал быстро и сбивчиво, явно не желая тратить время на лишние подробности. — Но при этом Гоголь был очень набожный и, как следствие, наверняка мечтал о Рае.
— Хорошо, конечно, но он стоит в «Саду Поэтов», а там вряд ли можно найти кого-то, кто нам нужен, — Конрад с сомнением посмотрел на Влада.
— Может, надо всё-таки поискать в Ватикане? Хотя это государство, а не город… — тот тяжело вздохнул. — Нет, летим в Рим, а там разберёмся.
— А на какие деньги, позволь узнать? — Мартелл удивлённо приподнял бровь. — У меня столько нет, хотя… Делами с наследством я… В общем, потом, — он низко опустил голову.
— Я помогу, — тихо пообещал Влад. — Вместе со всем разберёмся. А пока надо искать убийцу.
— Д-да, верно. Так где взять достаточную сумму на билеты? — немного глухо спросил Конрад.
— Потратим мои отпускные. Знаешь, сколько там натекло за все те годы, что я не был в отпуске? — ободряюще улыбнулся Годяну.
— Да вы миллионер, — Конрад слабо улыбнулся в ответ. — Пойду найду паспорт.
***
— Я не думал, что вы на меня выйдете, — раздалось злобное в трубке. — Человек, которого я нанял, достаточно искусен…
— Просто мы наняли его и заплатили больше, чем вы, — усмехнулся Эдельштейн. Увы, Орбан никогда не отличался верностью или высокими моральными принципами, и это было Максимилиану на руку. Он вообще подыскивал исполнителей, которые не отличались милосердием, жалостью, библейским состраданием: они могли подвести, предать, если что-то, о чём их просили, по тем или иным причинам не соответствовало личным представлениям о том, что есть хорошо и что есть недостойно. Эмиль же ни в чём из этого замечен не был, и это Максимилиана более чем устраивало, а его шаткое положение в мире вампиров и вовсе давало над ним власть.
— Это очень похоже на Вагнера, — ответили ему нехотя, но с признанием поражения на фоне герра Рафаэля. — Так что вы хотите?
— Мы знаем, что и зачем вы сделали, и хотим предложить сотрудничество, — улыбнулся Эдельштейн: всё шло как нельзя лучше, и это его радовало. Максимилиан не любил тратить время на тех, кто не был этого толком достоин, и ему нравилось, когда добыча сама шла в руки. — Вы помогаете нам, мы храним вашу тайну и в случае чего отводим подозрения.
— Слишком выгодное предложение, ваш хозяин таких не любит, — огрызнулся собеседник лениво и даже немного обречённо: понимал, что других вариантов у него всё равно нет.
— Работодатель, — педантично поправил Максимилиан. — А если вы отказываетесь, то…
— Не надо, я понял, — попросили его даже немного заискивающе, видимо, боялись, что дело сорвётся. О, Максимилиан знал толк в угрозе. — Что вам нужно?
— Всего лишь сбивать с толку Влада Годяну как можно дольше. Уверен, вы его знаете, — Эдельштейн привык, чтобы с ним соглашались или сразу ли спустя несколько фраз, и надеялся, что и сейчас вопросов не возникнет.
— Всё-то известно этому проклятому австрияку, — услышал он усталое в ответ. — Хорошо, я это сделаю. Но есть ещё кое-что…
— Да-да? — Максимилиан напрягся: ему-то условия выставляли впервые. — Что?
— Дело касается моей жены…
***
Эмиль Орбан допил кофе и нехотя потребовал счёт. В кафе было уютно, а на улице — напротив, но лишнего внимания Орбан решил не привлекать, а поэтому быстро расплатился и выскользнул прямиком на Овертум. Искомый дом находился чуть правее, и Эмиль как бы невзначай прошёл мимо, впрочем оставаясь в тени, присмотрелся к окнам. На первом этаже горела люстра, то и дело за занавесками кто-то ходил. «Что-то ищут или рассуждают», — подумал Орбан. Ему даже стало интересно, что, но рисковать и подслушивать Эмиль не стал: таких инструкций ему не давали, а делать что-то сверх договора он не любил.
Тип, что его нанял, выглядел странно, но в целом оказался ничего так, потерпеть можно. Да и на фоне предыдущего заказчика он смотрелся диво как хорошо: хотя бы не срывался и не угрожал, а спокойно объяснял, чего хочет и сколько готов заплатить. Эмиль таких любил: с ними потом не возникало проблем, поэтому за задание взялся едва ли не с удовольствием. Конечно, следить за Владом Годяну было в чём-то делом неблагодарным: они как-то уже встречались в середине девятнадцатого века и друг другу не понравились ещё тогда, а потом Влад засадил его в тюрьму. Конечно, Орбан всё равно сбежал, но осадок остался, да ещё какой. Да и Годяну сам по себе являлся человеком непростым и наблюдательным: будучи комиссаром, он привык замечать всё и ещё в Бухаресте начал о чём-то догадываться, но Эмиль легко подставил того, другого, и теперь получал и его деньги тоже.
Тени стали мельтешить чаще, и Орбан всё же прислушался, потому как чуял: кажется, что-то замышлялось, и ему снова придётся куда-то ехать. Увы, стекло не слишком громких звуков не пропускало, и Эмиль остался ни с чем, поэтому решил поступить, как и всегда: дождаться утра, следовать по пятам и попросту не терять из виду. Это требовало некоторых издержек, но Орбану было не привыкать, да и платили за это достаточно хорошо, чтобы он не искал возможности отлынивать.
Он спрятался в переулке, прислонился к стене. Прикрыл глаза, сосредоточился. Если подумать, то вся эта слежка даже могла называться делом чести. Эмиль давно хотел отомстить Годяну за сорвавшийся шанс вновь вернуться в мир вампиров на правах его честного гражданина, хотел отомстить за унизительное заключение. У всякой истории должен быть логичный конец, и история его, Эмиля Иштвана Орбана, заканчивалась как нельзя вернее: он возвращался домой и жил в своё удовольствие, не чувствуя косые взгляды со всех сторон. Для этого требовалось всего-ничего: заставить Годяну отказаться от слов, произнесённых много лет назад. Но так ли это легко сделать? Честный комиссар никогда не сомневался в своей правоте и подчинялся закону, однако и тот, и другой были до ужаса слепы.
У Орбана в тот роковой день имелись свои причины поступить так, как он поступил.
