Замкнутый круг

Городская пыль, слетевшая в глаза, привела Ван Хельсинга в чувство. Казалось, вместе с разумом, свершив немыслимый прыжок во времени, вернулось все его тело. Мышцы гудели, словно надорванные струны, голова раскалывалась. Он растерянно наблюдал, как прохожие оборачивались, опасливо обходя его стороной. Райль… В висках застучало барабанной дробью. Возвращение в прошлое, было настолько ясным, что имело мало отличий от реальности. Райль... Его верный и преданный друг. Выворачивая наизнанку, улица затягивала Гэбриэля обратно в свою оживленную повседневность и мелкую суету. Несомый потоком нетерпеливой толпы, он глядел на величествннно возвышавшуюся колокольню католического храма, как смотрит моряк из недр пучины на спасительный луч маяка. Нескончаемая череда местных памятников старины провела охотника через соборную площадь и оставила у паперти. Чем раньше он получит новое задание Ордена, тем скорее сможет вернуться домой и рассказать обо всем Радке. Под каменными сводами кафедрального собора святого Михаила царил холод. Епископ, одиноко стоявший возле алтаря, едва заметив охотника, стремительно направился к нему, словно их разговор не терпел отсрочки. — Здравствуй, Ван Хельсинг. Он снисходительно протянул жилистую руку, украшенную священным перстнем, который охотник, склонившись, машинально поцеловал. — Ваше Превосходительство… — Они серьезно обеспокоены, — резко начал Епископ, как только Гэбриэль встал. — Это письмо из Ватикана… совсем сбило меня с толку. - Чем я обязан Ордену в этот раз? Жестом служитель церкви призвал пройтись вдоль колоннады. — Ничем. Я буду говорить откровенно, церемонии ни к чему. Ты должен вернуться в Рим, для своего же блага. Наступают тяжелые времена, — озираясь по сторонам, он перешел на шепот.— Нечисть повсюду. Скверна повсюду. Они в умах людей. Ван Хельсинг старался слушать внимательно, но слова церковника казались ему пустой болтовней. Тяжёлые времена были всегда, одни других не лучше. Блуждающий взгляд остановился на трех саркофагах, окрашннных разноцветием витражных лучей. Это была усыпальница знатной, и видимо, заслужившей почести семьи. На одном из барельефов он прочел выбитое по камню имя: Янош Хуньяди. Огромное пространство собора стало вбирать в себя, поглощать каждое слово Епископа. Сливавшиеся в монотонный гул звуки медленно растворялись, а затем и вовсе исчезли. В непродолжительной тишине Гэбриэль расслышал посторонние голоса, негромко беседовавшие между собой. — Что он опять здесь делает? — Думаю, намерен захватить валашский престол. — Проклятые Дракулешти. Каков отец, таков и сын… Где его последний раз видели? — Неподалеку. Все иноверцы, которых не берет Капистран, охотно собираются под его знаменами. — Будь он трижды проклят! Ты знаешь, что делать. Найди людей. Дверь открылась перед Ван Хельсингом совершенно внезапно. Смутившись, он отошел в сторону, пропуская выходящего, чуть прихрамывающего пожилого дворянина. Почувствовав себя неловко за нечаянно подслушанный разговор, Гэбриэль замешкался. — Ааа, наш молодой монах, — послышался звонкий и уверенный голос. — Милости прошу. Хуньяди стоял возле дубового стола, опираясь твердой рукой на небрежно разбросанные карты. Генерал пригласил Гэбриэля без ведома Иоанна Капистрана, который уже как несколько дней был гостем в родовом замке Корвинов. И монах, прежде неотступно сопровождавший легата, чувствовал небольшой укор совести за то, что сейчас был не с ним. — Я хочу просить разрешения у Его Светлости оставить тебя при своем дворе на некоторое время, — Хуньяди говорил напористо и громко, зная, что его просьба на самом деле уже решенный вопрос. — Твой дар в языках очень пригодится мне. Гэбриэль с почтением склонил голову: — Я готов помочь, и был бы этому только рад, но… Он заметил как хозяин замка недовольно нахмурил высокий лоб, и все же рискнул продолжить: — Боюсь, что Его Светлость не одобрит… Хуньяди нетерпеливо взмахнул рукой: — Я сам решу этот вопрос. Твой покровитель выразил желание навестить в Ченаде своего почтенного друга. За это время с ним ничего не случится. Да и он сам повинен - не стоило так лестно отзываться о тебе. Ван Хельсинг смирился с тем, что споры бессмысленны. Хотел он того или нет, придётся остаться. — Завтра отправишься в Деву. Вот с этим письмом. Где сейчас легат? Гэбриэль принял протянутый ему свиток: — Его Светлость отдыхает в своих покоях. — Тем лучше. Ступай. Ван Хельсинг почувствовал руку Епископа на своем плече. — В чем дело, Гэбриэль? Ты бледен. Охотник продолжал непрерывно смотреть на высеченное имя венгерского генерала. Дата рождения — одна тысяча четыреста седьмой год. Он знал этого человека. Он только что слышал его голос так же отчетливо, как и пять столетий назад. Епископ повелительно указал охотнику сесть на деревянную скамью. — Пойми, сын мой. Мы не желаем тебе зла, но если ты откажешься вернуться… Гэбриэль уже не мог расслышать его голос, утонувший в мягких переливах журчащей воды… Он присел на поваленный грозой многолетний дуб, царапавший сухими ветвями жёлтую гладь реки. Это была окраина деревушки, где монах и несколько воинов, отправленных Хуньяди в крепостной гарнизон, решили сделать небольшой привал. Замок Девы находился на высоком холме, и отсюда, с утопавшей в тумане низины, он казался призрачным, грозным исполином. Но Гэбриэль, не впечатленный суровостью укреплений - слишком много подобных он видел прежде - рассматривал солнечные блики, мерцавшие над беспокойной поверхностью воды. Всю дорогу монах был вынужден слушать, как соревновавшиеся в остроумие спутники подтрунивали над его нелюдимостью. Они были малообразованными наемниками, и полагали, что иностранцу не дано понимать их речь, в чем Ван Хельсинг не стал никого разубеждать. Услышав громкий смех, он подумал, что кто-то пустил очередную колкость в его сторону, но обернувшись, узрел небольшой отряд конницы, вставший неподалеку. — Кто это? — спросил один из наемников. — Сын Влада Второго, валашского воеводы. — Что ему здесь нужно? — Оставь. Нас всего трое, да еще и монашка в придачу. Гэбриэль стиснул зубы. Если бы не обещанное самому себе благоразумие, он давно бы врезал наглецам. Зачерпнув воды, монах уткнулся лицом в ладони, дабы усмирить пыл, но это не помогало. — Нельзя им позволить так просто уйти, — к разговору присоединился третий наемник. — Наглец! Может, закопаем его заживо, как братца? Двое остальных нервно хохотнули, заставив Ван Хельсинг обреченно вздохнуть. Похоже, он был единственным в этой компании, кто еще пребывал в здравом уме. Весь отряд всадников спешился, подведя коней к водопою. Только один остался сидеть верхом. Судя по осанке и статности, он и был тем самым опальным влахом. Гэбриэль смотрел на него с безразличием, опустив пальцы в холодную воду и волнуясь лишь о том, чтобы как можно скорее добраться до Девы. Вдруг сердце ёкнуло. Всадник обернулся, заметив его, и наградил долгим взглядом. Бесконечно долгим. Разрушающим. Не оставляющим камня на камне. Ван Хельсинг почувствовал сухую оскомину во рту. Лучше бы они никогда не встречались прежде… — Думаю, я получу сразу титул, если притащу Хуньяди голову Дракулы. — Смотри, как бы они не отправили ему твою. Трусливые, но люто желавшие выслужиться наемники, сделали несколько шагов навстречу противникам, намереваясь вступить в бой. Воины из свиты, не оставшись в долгу, так же схватились за оружие. Закрыв на мгновение глаза, Гэбриэль с отвращением подумал, что ему тоже придется драться. Он ненавидел себя за то, что вдруг испытал страх. Ему казалось, что это проявление малодушия. Внезапно, Дракула, высоко вскинув подбородок, громко свистнул, заставив весь отряд, будто по условному сигналу, сложить в ножны мечи и оседлать коней. Никто не успел опомниться как, пыль, поднятая тяжелыми подковами, скрыла их стремительное бегство под щедрые и злые крики: — Испугались! — Трусливые шкуры! — Ван Хельсинг! Очнись!