Замкнутый круг

— Тьма. И тьма тьмою запятнанная… И у подножия ее лежит… ложь, Гэбриэль. — Не тьма правит миром. Они стояли на склоне высокого холма. Ночью. Верхушки старых сухих деревьев скрипели и гнулись от порывов необузданного ветра, перебивая их голоса. — Разве ты не видишь? Кругом одна смерть. — Ты сам сотворил ее, Влад… Там внизу на пологий берег реки с деревянных телег спускали обернутые в саван тела. Это были трупы бояр-заговорщиков, предавших господаря Влада II. Дракула отомстил за отца и брата. И отомстил жестоко. — Они это заслужили, — сказал он твердо. — Чем больше зла ты сокрушишь, тем больше его к тебе придет. Так сказал Капистран. Гэбриэль только сейчас по-настоящему осознал, что его наставник имел ввиду. — Капистран мертв… — Влад сосредоточенно смотрел за людьми, складывающими изувеченные тела в один ряд на промерзшую землю. — Так же, как и они. Весть о смерти папского легата, скончавшегося от чумы, пришла в конце октября и привела Гэбриэля в оцепеняющее отчаяние. Они никогда не были близки друг другу по духу, но все что монах имел, все знания и опыт, всю храбрость и смирение, он имел только благодаря своему учителю. Ворвавшись в покои Влада поздним вечером, потрясенный Ван Хельсинг порывисто выкрикнул: «Он мертв!» И князь, изумленный больше влажными глазами Гэбриэля, чем самим известием, предложил ему остаться. И они долго разговаривали… Влад с жаром рассказывал о детстве и юности, о самых лучших его воспоминаниях, вовлекая Ван Хельсинга в собственный, непостижимый мир и заставив забыть на время о горе. И слова его возносились тихим шелестом листвы и ветра к самым сводам покоев, просачиваясь через них и растворяясь в сумраке. А утром монах проснулся в том же уютном кресле, в котором сидел, глядя на пламя тлеющей свечи и слушая захватывающие истории князя. Он не заметил, как крепкий сон завладел им. Дракула же дремал возле окна, словно ночь напролет сторожил покой уставшего гостя. С того дня прошла полная молитв неделя. Неделя, которая завершилась массовой казнью предателей. И Ван Хельсинг никак не мог понять, как из столь невинных и прекрасных детских воспоминаний проросла та бесчеловечная жестокость, которая двигала князем. — Что бы ты ни сказал… что бы ты ни сотворил… я все равно буду тебе служить, — чеканя в пустоту, сказал монах. — Я не верю ни единому твоему слову… — Дракула стал спускаться по склону, хватаясь за сухие ветви, надламывая их, утопая сапогами в ржавой опавшей хвое. — Ты предал бы меня, если на то были причины. — Никогда. — Значит, тебя бы остановил только страх… — Да! Но страх мой живёт в других пределах… Влад, замерев, обернулся. В его глазах Гэбриэль прочел и удивление, и тщеславное удовольствие… И что-то совсем новое, чего никогда прежде не замечал. Взгляд князя скользнул по лицу монаха, затем по его широким плечам и стройному стану. — Ты… — он хотел что-то сказать, но осекся и замолчал, заставив сердце Ван Хельсинга учащенно забиться. Охотник сидел на одной из последних скамей храма во время службы, разглядывая прихожан, которые уже собирались в очередь к алтарю. Гладя на людей словно с высоты того холма, он представлял их порождением собственного воспоминания - воскресших, вышедших из своих саванов. Он никак не мог сконцентрироваться, из-за пьянящего головокружения, которое испытывал от действия зелья, но, справившись с собой все же встал в конец очереди. Процессия тянулась изнуряюще медленно, оплавляя лёгкие ожиданием. Наконец, он приблизился к Епископу, который сам проводил обряд причащения. Пророчески улыбнувшись, священнослужитель взял хлеб и протянул его, произнося особо торжественно: «Тело Христово». Вопреки традиции, охотник не открыл послушно рот, а протянул обе руки, сложив одну поверх другой. Епископ на мгновение застыл, скривив тонкие губы, но услышав невозмутимое «Аминь» сделал вид, что ничего не произошло. Ван Хельсиг поспешил покинуть стены храма до окончания службы с перевязанным свечным запахом и духотой горлом. Все случилось так, как он и предположил. Хлеб для причастия, наверняка, был отравлен. Они хотели его убить. Они? Орден? Папа? Не важно. Он перестал подчиняться, а значит, по уставу Священого Ордена, перешел на сторону зла. Гэбриэль положил кусочек хлеба в карман. — Простите, господин! На гладких от времени ступенях сидел нищий старик, протягивающий дрожащую руку с истертой, фетровой шляпой. Он был слеп и протягивал ее наугад. — Простите! — воскликнул нищий снова.- Угостите хлебцем! Белесые глаза старика были пусты и бесцельно выискивали господина, к которому был обращен вопрос. Гэбриэль, спускаясь по каменной лестнице, с чувством жалости ответил: — Боюсь, церковный хлеб вас не накормит. Он услышал позади себя хихикание: — Вы сказали так и в прошлый раз... Ван Хельсинг рассеяно обернулся: — Что? — В прошлый раз, господин! Вы точно так же сказали, — нищий открыл рот в беззубой улыбке. Охотнику старик показался безумным. Он поспешил избавиться от назойливости попрошайки, будучи уверенным, что видит его впервые. — Я считаю… Есть такая идея, и я над ней много думал… — Валерий трагично замолчал, получая удовольствие от того, с каким интересом смотрят оба его зрителя, — Что Земля вертится вокруг Солнца. Ведь такое вполне возможно. Двое, сидевшие на расстеленном посреди луга тканном ковре, переглянулись в доброй ухмылке. Гэбриэль громко воскликнул: — Церковь против такого вольнодумия — и добавил негромко, — Хотя я с тобой согласен. Валерий расхохотался. — Монах, а каков! Да неужели с нас за это никто шкуру не снимет? — Не волнуйся, Валерий, Ван Хельсинг надежен в таких вопросах, — Влад хитро улыбнулся. — Ну, а ты? Что скажешь? — не унимался король цыган. — Я? — князь прищурился и посмотрел на Гэбриэля, словно вызывая его на поединок. — Я думаю, что Земля есть центр мироздания. Валерий замер на мгновение, а потом прыснул и начал хохотать еще сильнее, заражая весельем остальных. Монах оценил нанесенный ему удар: — Твое мнение о Земле все равно никак не отразится на настроении палача. Дракула сделался серьезным и опустил густые ресницы, дернувшиеся от гнева. — Ты так думаешь? Улыбка слетела с уст Гэбриэля. — Я… — он не успел извиниться, как почувствовал руки вцепившиеся ему в горло. — Значит, Солнце, да? — князь, воспользовавшись замешательством, ловко набросился на Ван Хельсинга и легко придушил его, весело смеясь. Монаху потребовалось время, чтобы прийти в себя и вступить в бой. Он схватил Влада за плечи и одним резким движением повалил на лопатки, но князь не сдавался, и, извернувшись, укусил противника в шею, а заодно и потрепал его по волосам. — Ну устроили! — заливался Валерий. — Ей-богу! Гэбриэль, после некоторой борьбы, все же оказался сверху и победоносно навалился на князя, обездвижив его на какое-то время. Влад безмятежно улыбался. — Ты видел, Валерий? Он хочет меня убить! Помоги мне… — Ты же на него напал, вот и выкручивайся теперь сам! — задорно подхватил старик, пригубляя горячительную настойку. Князь расслабил руки, признав собственный проигрыш. А монах никак не мог отдышаться, никак не мог ослабить хватку и почему-то снова почувствовал сильное волнение. — Гэбриэль… — протянул Влад. — Слезь с меня, ты тяжелый. Ван Хельсинг, ничуть не смутившись, послушно сел на ковер и попросил Валерия налить ему настойки. — С каких это пор? — князь в удивлении приподнял одну бровь, подставляя и свою чарку. — Не твоя забота, — деловито разливая всем напиток, парировал Валерий. Дракула продолжал наблюдать за Гэбриэлем, который, хлебнув горячительного, лишь невинно подмигнул в ответ. Это был осенний вечер после охоты, которая закончилась крайне удачно для всех. Особенно для Ван Хельсинга, который не был знатоком, да и к процессу относился весьма скептически, но все же, приятно отужинав и выпив много настойки после тяжелого дня, знатно захмелел и расслабился. Дракула позволил себе томно развалиться на ковре, положив голову на колено монаху и глядя на темнеющее вдалеке небо. - Эх, - вздохнул тяжело Валерий, - был бы я помоложе...уже мчал во весь опор в соседнюю деревушку... к девкам... - Варвар, - откликнулся Влад. - Кто бы говорил, знаем мы и про твои похождения... - недовольно буркнул старик, - Я все же обзавелся семьей. Наследниками. А ты? Уж не молод, а все в девках ходишь. Пора искать жену. - Я подумаю об этом, - ухмыльнулся Дракула, - тем более слава героя любовных утех мне не грозит, все лавры рано или поздно заберет Гэбриэль. Он посмотрел на монаха с нескрываемой издевкой, слегка привстав и оперевшись на локоть. Ван Хельсинг в который раз смутился. - Я служитель Господа, мне не положено... - проговорил он, не без труда выговаривая слова. - Тьфу, - плюнул с досадой Валерий, доливая в каждую чарку до края - молодые, но хуже стариков. А Дракула тихо прошептал: - Ты же знаешь, насколько красив. Почему так смущаешься? Гэбриэль выпил настойки и ничего не ответил. Потому что объяснить что-то в его положении было крайне сложно.