Замкнутый круг

— Ты не прав, сынок, — Валерий поправил золотую пуговицу на рукаве и отер ее о самого себя. — Владу она подходит. — Я ничего не говорил, — буркнул Ван Хельсинг. Он, действительно, никогда не говорил о ней. Даже имя ее не произносилось им вслух. Он лишь нервно наблюдал, с каким упоением и восхищением смотрел на нее Дракула, но всегда благоразумно молчал. Когда в монастыре, еще совсем юный, Гэбриэль проявлял непослушание, особое рвение к познанию чего-то, в чем Церковь сомневалась, его наказывали. И, повзрослев, он понял, что именно проявленная наставниками жестокость научила его терпению. Тому терпению, на тонкой нити которого вот уже месяц оставалось подвешенным все его существование. Молодая, пышущая здоровьем, красивая… будущая княжна. Елизавета. Каждая буква оседала на языке привкусом горечи. — Я знаю, — старик смотрел с искренней добротой, лежавшей тонкой масляной пеленой на его карих глазах. — Но так быть не должно… Поговори с ним. — Он не желает меня видеть. — Ему не нравится, что ты не одобряешь его выбор. Гэбриэль с удивлением уточнил: — Это князь так сказал? Валерий осмотрелся по сторонам — в теплом, украшенном белыми, благоухающими цветами зале они были одни, но он почему-то решил перейти на шепот. — Вчера, когда ты отправился на дозор к крепостным стенам, Влад зашел ко мне. Он был мрачен. Я спросил, что с ним, но он не ответил. Ван Хельсинг отвернулся к окну, рассматривая недвижимые, замершие над городом тучи, готовые излиться немилосердным дождем. — Вряд ли это имеет отношение ко мне… Старик цокнул: — Может быть и не имело бы, да только я его спросил прямо. Дело в Гэбриэле? Он кивнул и так ничего не сказал… Ван Хельсингу показалось, что под ногами, играя пламенем, зашипела кипящая лава. Он должен был как можно скорее увидеть его. Сейчас. Не медля. — Где князь? — В покоях, — Валерий, не ожидая такой решительности, удивленно развел руками. — Но… Гэбриэль уже ничего не слышал из-за пульсирующей в висках крови, эхом повторяющей биение взволнованного сердца. Его торопливые шаги то и дело сбивались в бег. Свадьба, постоянно напоминавшая о себе звоном оброненного кубка и одобрительных криков, должна была состояться завтра. Ван Хельсинг считал каждый декабрьский день, приближавший это событие, и сегодня наступил последний вечер, когда еще можно было хоть что-то спасти. Гэбриэль ненавидел сам себя, за слабость, за ревность, за отсутствие гордости, за то, что попрал законы церкви, следуя своему сердцу, за не имеющую почвы прихоть, за страсть, за то, что не испытывал раскаяния. Миновав стражников, отныне по его собственному приказу денно и нощно охранявших покои князя, он решительно толкнул тяжелые двери. Дракула сидел за столом, так же как и Гэбриэль пару минут назад, пробегая блуждающим взглядом по низким, фиалковым тучам. Увидев бесцеремонно ворвавшегося друга, он, словно ужаленный, вскочил с кресла, отступив назад. — Я… — Ван Хельсинг осекся, не зная, с чего начать. — Я… нашел уязвимые места в укрпелениях, и бойницы… бойницы должны быть расположены по-другому. Дракула в ответ лишь приложил указательный палец к губам. Гэбриэль, в недоумении озираясь по сторонам, вдруг разглядел в широких складках одеяла спящую, совсем незнакомую ему нагую девушку. — О Господи… — непроизвольно вырвалось с его уст, и комок в горле больше не дал сказать ни слова. Дракула взял подбитую мехом накидку, небрежно брошенную на спинку кресла и призвал жестом следовать за ним. Вдвоем они вышли на задний двор, и расчертив его диагональю, оказались у потайного хода, который через узкий подземный лаз вел в лес. Не говоря ни слова друг другу, они проделали путь под стенами крепости и вышли на обрывистый склон холма, под которым открывался вид на долину, окрашенную в синий цвет приближавшимися сумерками. — О своих наблюдениях ты расскажешь в следующий раз, — строго сказал Влад, небрежно смахивая со щеки дождевую каплю. — А сейчас ты послушаешь то, что я тебе скажу… Ван Хельсинг покорно кивнул. Он и так пребывал в противоречивом состоянии, которое не позволяло вымолвить ни единого слова. — То, что ты видишь — это лишь малая толика демонов, живущих внутри меня. И они намного страшнее всего, что тебе встречалось прежде... Однажды, ты пожалеешь, что там, в заброшенном, забытом богом хлеве, ты столкнулся с незнакомцем, которому потом, по своей душевной доброте, спас жизнь… Гэбриэль, внимательно слушая князя, со стыдом опустил глаза. — Я тот, кто я есть, — с нескрываемым высокомерием Влад чуть поднял подбородок и, щурясь, добавил. — И я даю тебе выбор, Гэбриэль. Ты либо уйдешь, либо останешься. Но, если останешься, то будешь со мной и моими демонами до самого конца… Ван Хельсинг не дал ему договорить, потому что еще тогда, при самой первой встрече он уже знал ответ. — Я остаюсь. Влад, едко улыбнувшись, достал из ножен булатный кинжал, лезвие которого было украшено тонкой вязью. Держась за темную серебряную рукоять, он провел по заостренному краю запястьем, оставив на нем глубокий порез. Густая алая кровь потекла по острию, падая вниз на жадно вбирающую в себя все живое и мертвое землю. — Докажи, — Дракула протянул кинжал другу. Гэбриэль, не раздумывая, принял оружие и, молясь за двоих, полоснул холодной сталью по руке. Он показал кровоточащую рану Владу: — Доволен? Князь схватил его цепким рукопожатием. — Поклянись, — он сжал крепко пальцы, заставляя потоки крови бить сильнее и соединяться в одно целое. — Я клянусь, что буду с тобой до конца. Каким бы он не был. Дракула вдруг опустился на колено и, потянув Гэбриэля к себе, припал губами к его запястью. Монах задрожал всем телом. В этот момент ему казалось, что тьма, свет, рай, ад — все перемешалось в безумном водовороте бытия. Он понимал, что клятва кровью была запрещена, как магический ритуал, но поступить иначе не мог. Ван Хельсинг медленно опустился на колени вслед за князем, неотрывно глядя в эти аспидные, бессолнечные глаза, в которых видел свою гибель. — Я клянусь, что буду защищать тебя. Мой друг, мой брат… Гэбриэль...— Дракула нежно провел окровавленной ладонью по его лбу и скользнул по щеке к подбородку. Не выдержав собственной слабости, монах остановил его, обхватив трясущимися руками изящное запястье, и жадно приник к зияющей ране, почувствовав на устах притягивающий, соленый вкус княжеской крови. Влад дрогнул от боли, но продолжил: — Через два дня мы отправляемся с тобой на юг, в крепость на реке Дымбовице. Там будет новый город… город радости. Я хочу чтобы ты увидел…