Замкнутый круг

Лежать с закрытыми глазами и прислушиваться к тому, что происходит… Ван Хельсингу казалось, что так будет безопаснее. Где он? Взят в плен? Похоже, что нет. Его уложили в мягкую постель, и, судя по тому, как глухо звучали голоса, закрыли пологом. — Он будет здесь с минуты на минуту… — Это бессмысленно, францисканец еще не приходил в себя… — Так разбудите! Видимо, кто-то одернул завесь. — Сынок, Бога ради, очнись! Это был голос Валерия — беспокойный, срывавшийся на высокие ноты. Открыв глаза, заслезившиеся от дневного света, Ван Хельсинг понял, что находится в покоях господаря. Рядом, плотно обступив кровать, стояли несколько вооружённых стражников. — Что…? — он не успел задать вопрос, как услышал шаги в коридоре. — Оставьте нас! Все, кроме Валерия! Гэбриэль приподнялся в постели, разглядывая князя, так сильно изменившегося с тех пор, как они виделись в последний раз. Блестящие, чёрные локоны заметно отросли и были убраны изящной заколкой. Ниспадающие тонкие пряди обрамляли заострившееся лицо, делая его только ярче… красивее… пленительнее… Наблюдая за Владом, Ван Хельсинг не заметил, как остальные покинули комнату. Но в наступившей тишине вдруг стали всплывать угнетающие воспоминания битвы. — Что с жителями крепости? — Они здоровы, — Валерий покосился на Дракулу, неподвижно сидевшего в кресле, и судорожно затряс головой. — Гэбриэль… Монах все понял без слов. По их траурным чёрным одеяниям. — Княжна? — Она умерла, — спокойно и хладнокровно ответил князь.— Окруженная пламенем, бросилась с башни. Закусив губу, Ван Хельсинг опустил ресницы. — Ты не виноват, — попытался утешить Валерий. — Я виноват и должен понести наказание… — Ты будешь говорить только то, о чем тебя спросят, — гневно выкрикнул Влад. Его кожа была бледнее, чем мраморный камень, а в глазах не выражалось ничего, кроме заслуженной ненависти. — Итак... что произошло?.. — Они напали ночью. Два османских отряда в несколько сотен. — Это мы знаем, — мягко перебил Валерий. —  Некоторые успели заметить дружину князя и бежали. Остальные убиты. — Продолжай, — Дракула оборвал своего родственника, обращаясь к Гэбриэлю. Но старик вдруг резко, что было для него не свойственно, возразил: — Что ты хочешь от него?! Тебе мало рассказов твоих же поданных о приступах княжны? О чёрных птицах, кружившихся над крепостью? О том, что он один убил больше тридцати человек? Что своим поступком вселил веру в защитников крепости? В глазах Влада сверкнула огненная искра. — Я пытался найти её, — Ван Хельсинг не знал, как подобрать нужные слова, путаясь в клубке собственной памяти. — Но что-то мне помешало… — Может быть, затухшая свеча? — еле слышно обронил Влад. Жестокость, которую он проявил, ошарашила Ван Хельсинга. — Я… Что бы это ни было, это было настоящее зло… Он вдруг вспомнил османского командира, который был так похож чертами лица на Дракулу… В его руках… В его руках был не меч… Гэбриэля словно ударила молния. Он подскочил с подушки, не замечая, что на ней остались кровяные следы от раны. — Я видел копье! Это было Копье Лонгина! — Ты говорил, что оно у Мехмеда! Но султан не стал бы… — Копье держал в руках другой человек… Менее смелый. И, видимо не знавший, какая сила ему принадлежит… Он был так похож на тебя, что я не смог… Дракула нервно вскочил с кресла: — Думаешь, это смешно? — Раду, — вдруг отозвался Валерий, заставив и князя, и монаха обратить на него свои взоры. — Это был Раду. Твой брат. Ван Хельсинг почувствовал почти разрывающее плоть чувство сожаления за все то, что произошло. Он допустил смерть Елизаветы, он не смог заполучить копье, которое было так близко, и не предотвратил те беды, которое оно ещё принесёт. Для этого было достаточно лишь побороть в себе мальчишескую глупость, смахнуть с глаз пелену раболепной любви. Так и есть, затушенная четверговая свеча — символ того, что их глубокая, непрерываемая связь может разрушить целый мир до основания. — Мы, действительно, похожи… — Влад погрузился в глубокую задумчивость. — Он никогда не обладал качествами нужными воину… И вряд ли упустил бы шанс предать родного брата… А древним копьем, видимо, султан решил побаловать своего любимого питомца… — Если весь этот кошмар сотворил он, — Валерий потёр лоб. — То надо спешить. От Валахии может остаться только пыль да камни. — Для этого придётся просить о помощи. Своими силами мы не справимся… Иди и подготовь письма. И… — Дракула покосился на Ван Хельсинга. — Разумеется, ни слова о копье… Приняв приказ, как дело не терпящее промедления, Валерий, в буквальном смысле, исчез. Только суровый отголосок «не входить» донесся шлейфом из коридора. Влад остался в покоях, избегая любой возможности встретиться взглядом с Гэбриэлем. — Ты ведь догадываешься, что для меня значило рождение наследника?.. Принимая молчание, как ответ, он достал кинжал, которым не так давно друзья клятвенно резали запястья, и, безучастно осмотрев, бросил на пол. — Они называют тебя героем… Все, без исключения. А я, когда увидел её мертвой, больше всего на свете желал… Желал убить тебя… — Так сделай это, Влад, — в его словах не было лицемерия, Гэбриэль считал, что заслуживает смерти. — Ты глуп... Аккуратно присев на край кровати, Дракула коснулся ладонью складок простыни, скользнувших измятым шелком между его длинными пальцами. — Если считаешь, что я в силах это сделать… Он расстегнул верхние пуговицы своего чёрного кафтана и застыл, невидящим взором обводя комнату. — Бедная девочка… Она не заслужила моего равнодушия. За весь поход у меня ни разу не было желания подумать о ней. Потому что каждую ночь… Каждую чертову ночь, я слышал твой голос… — Прости, клянусь, это больше никогда не повторится… — Как ты не понимаешь? — Влад обернулся. — Я погибну, если это больше никогда не повторится. Наконец, они посмотрели друг другу в глаза. — Я хочу чтобы ты умер…- Влад медленно, растягивая слова и время, отпущенное им, склонился к Гэбриэлю, прильнув к его шее. Разомкнув чувственные уста, он сладострастно провел языком по горячей, воспламененной коже: —...И хочу, чтобы ты жил вечно… Его ладонь легла на влажные губы, с которых готов был сорваться крик отчаяния. —... Хочу никогда тебя не видеть… Задыхаясь, Ван Хельсинг невольно подался вперед, сжимая край окровавленной подушки. —...Но не могу тобой налюбоваться… - лаская дыханием, князь скользнул рукой по спине возлюбленного и с силой надавил на незатянувшуюся рану. Теряя мир перед собой, Гэбриэль цеплялся за все, что могло не дать ему забыться. Голос, прикосновения, запах. Но впереди была только тьма.