Замкнутый круг

— Это плохая идея! Это очень плохая идея! Кто-нибудь может ему сказать, что подобные затеи ничем хорошим не заканчиваются! — Валерий ходил из угла в угол, разводя руками, и в своей возмущённости был похож на потревоженную домашнюю птицу. — Прекрати, — загадочно улыбался Влад. — Это всего лишь невинная забава. — Пересечь Трансильванию, добраться до самой сердцевины Венгерского Королевства и все это для чего? Чтобы повеселиться на бесовском празднике? Гэбриэль, не молчи! Не зная, что ответить, Ван Хельсинг уставился в кубок с вином, на глади которого покачивался выбеленный осколок луны. — Да с чего это вообще пришло в твою пустую голову? — не унимался Валерий. — У нас нет других бед? — Поелику кроме бед у нас нет ничего, — закрыв глаза, Дракула говорил тихо и вкрадчиво. — Я хочу украсть у своих врагов малую толику веселья. Всего один ничтожный день. Горько вздохнув, «король цыган» осушил до дна свой кубок: — Ты, князь, безрассуден… Вы хоть понимаете, насколько валашскому господарю опасно появляться в Буде? — Опасно, да, — взмахнув ресницами, Дракула обратил свой взор на безмолвного монаха. — Поэтому я доверю свою жизнь человеку, приближенному к нашему милосердному Господу. — Тебе мало своей смерти, ты хочешь и его погубить, — буркнул старик и налил ещё вина. — Надеюсь, кроме меня здесь найдётся, кому тебя отговорить. Проникновенно глядя на Ван Хельсинга, он ждал, пока тот проявит большую осознанность. — Если князь того хочет, мы поедем, — шаркнул себе под нос Гэбриэль, получив разочарованное оханье в ответ. — Да что б вы оба провалились! — Валерий от души плюнул на пол и, сев возле разожженного камина, умолк. — Храни тебя Бог, Ван Хельсинг, — с издевкой протянул Влад. — Избавил нас от этого кудахтанья. — Я все ещё здесь, — донеслось недовольное ворчание из-за спинки обитого бархатом кресла. Улыбнувшись, Ван Хельсинг испил вина, захмелев то ли от лунного отблеска, то ли от вкуса предстоящей опасности. Все, что говорил Валерий было правдой. Оказаться в Буде на празднестве было ничуть не лучше, чем отправиться прямиком в адрианопольскую ставку султана. Но уговаривать князя одуматься он даже не собирался — слишком ярким было сияние в его глазах. — Значит решено, — потирая довольно руки, Дракула встал. — Через два дня, Гэбриэль. Передай Райлю, что все, как всегда, должно остаться в тайне… А ты, ворчун, займёшься поручениями, которые я тебе дал. Он покинул зал, излучая непритворную радость, а вослед ему полетели хмельные всхлипы: — Ну, что за бесы в нем сидят? Встав возле окна, монах рассматривал строящуюся смотровую башню — новую вольность Дракулы. — Никто не знает, сколько дней нам отмерено на земле. Простите ему это ребячество, если оно хоть на каплю сделает его счастливее… Закрыв глаза ладонью, Валерий давился от подступающих волнами пьяных слез. Развалины. Символ его бесконечной жизни. Сквозь обрушенную каменную кладку он снова видел её. — Неплохо сохранилась, — выдавил Ван Хельсинг, обратив на себя взор молодой студентки, рисовавшей в альбоме. Скептически оглядев незнакомца, она дёрнула плечами. — Это Киндия. — Точно, — Гэбриэль грустно улыбнулся. Закатная башня. Она была сердцем наводненного турками Эски-Джумая, теперь привлекала зевающих туристов. — Не подскажите, милая барышня, где тут у вас в Тырговиште можно остановиться? — плохо выговаривая слова от подступавшей тошноты, спросил Гэбриэль. Студентка махнула рукой в сторону. — Туда. В конце улицы найдёте. Напоследок охотник заглянул в альбом, на белую бумагу которого мягкими цветами карандашей легли стены княжеского двора и башня. — Можно, я куплю у вас рисунок? Девушка вырвала листок и смущённо протянула Гэбриэлю: — Берите так. Он не представляет ценности. Поблагодарив юную художницу, Ван Хельсинг отправился искать ночлег. Как же она ошибалась. Для кого-то этот рисунок не имел ценности, а для кого-то был целым миром, не имевшем цены. И да, все это его любовь к вещам… В гостинице охотник не остался — слишком очевидно для его преследователей. Но, поговорив с местными, он познакомился с пожилой вдовой, сдававшей комнаты неподалеку. Она-то и предложила ему за скромную цену крохотную каморку, в которой приходилось сгибаться, чтобы не задевать головой потолок. Непосильная усталость опоясывала Гэбриэля, вынудив его прилечь на узкую тахту. Завтра. Он найдёт Карла завтра. А сейчас глубокий, беспробудный сон. Поставив альбомный рисунок на прикроватный стол, Гэбриэль долго рассматривал короткие штрихи и плавные линии, напоминавшие ему о бренности того, что казалось вечным. Задремав, он слышал голоса, совсем близко. Они не были сном, не были реальностью. Они уносили его далеко, туда, где больше всего на свете Ван Хельсинг хотел оказаться.