Замкнутый круг

Кажется, вновь был церковный праздник, равномерным и безучастным гулом колоколов заполнявший пустоты грязных проулков. Ван Хельсинг пребывал в вольном незнании, что за героическую, проникновенную святость поминали в этот день, хотя на протяжение столетий он чтил все отмеченные в календарях христианские даты. Ни одна молитва не могла принести ему умиротворения. Как и ничто теперь… Наконец, он остался один на один с тем, чем по сути являлся. С собой настоящим. С неограненным камнем внутри грудной клетки вместо сердца. Оставив на прикроватной тумбочке оплату за прожитые несколько дней и записку с благодарностью, Гэбриэль спустился по раскаленной железной лестнице на задний двор. Нагретый утренний воздух источал аромат корицы, терпкой сладостью напомнившей о яблочных булочках, которые пекла для него Радка. Каждый раз, вкушая их под вопросительно-пристальным взглядом старушки, Ван Хельсинг на мгновение замирал… Приторная кислинка на языке, едва улавливаемая нежность, постепенно оседающая в горле оскоминой необъяснимой печали… Он не мог никогда зацепиться за суть, но печаль эта, казалось, тянулась от начала времен и не имела конца… И не понимая, что происходит, он улыбался Радке. Сквозь беспамятство и неиссякаемый поток времени, сквозь беспечность и безразличие, до него долетала, пыталась пробиться всепоглощающая любовь, имеющая тот же вкус, что и заброшенный, бесчеловечный рай. Почему дьявол выбрал яблоко? Коснувшись на мгновение тонкими, дрожащими пальцами губ, Ван Хельсинг задержался на этом омерзительно чувстве вины за свое прошлое с его безвозвратно утерянным счастьем. Охотник шёл к княжескому подворью, зная наверняка, что его будут ждать. Карл со своими новыми друзьями или шпионы кардинала… Да кто угодно. И тем забавнее. Ведь что бы ни случилось, исход один. Он умрёт, но будет так же вечен как и сейчас. И сам себе Гэбриэль не мог ответить, есть ли муки ада страшнее чем те, что он чувствовал сейчас? И нужен ли ему рай, в котором нет места его воспоминаниям? В левом кармане плаща рука зацепилась за измятый клочок газеты, которую так елейно и воодушевленно зачитывал Карл. Как щепетильно ему приходилось подкидывать все эти обрывчатые фразы, словно бумагу в тлеющий костёр. Сколько гнусных уловок. Взгляд охотника не отрывался от гипнотически чередующихся камней мощеной улицы, возвращавших его… оставлявших его далеко позади самого себя, хоть и шёл он без оглядки вперёд. — Я не хочу так жить… — произнёс он громко, не догадываясь к кому обращался. Но кто-то же должен был услышать… «Смешно. Я мог бы покончить с собой?» — Гэбриэль попытался уловить за спиной отчаяние, которым он теперь был поражён насквозь. Но его печаль была стерта вместе с радостью церковным хлебом. «Будь они прокляты! " — клокочущая злость опережала каждый шаг Ван Хельсинг, вела его за собой по чистилищу, в котором он пребывал. Под ногами камни озернились сизым цветом, отразив в себе потускневшее августовское небо. Едва коснувшись щеки, что-то холодное взбудоражило охотника и вернуло его туда, куда он шёл. Развалины княжеского подворья. Небо, заволоченное серо-синими облаками и земная твердь, припадающая перед вихрем чистого и непорочного снега.