Замкнутый круг

— И благословен Бог Всевышний, Который предал врагов твоих в руки твои… — Карл… — Ван Хельсинг улыбнулся, не скрывая своего разочарования. — Как же так? Говоря с проникновенной нежностью, он продолжал верить. Наперекор всему. В зияющем проеме окна он видел тускло-чёрный абрис согбенного жизнью и собственным тщеславием друга. — Как много вопросов, на которые не найти ответа, — Карл был серьёзен, но его голос сохранял неподдельную иронию в каждой зашарпанной старостью букве. — Присядь, нам есть о чем поговорить… Осмотревшись по сторонам, охотник машинально засмеялся: — Принимая во внимание обстоятельства… Я бы не хотел, чтобы наш разговор был долгим. Посреди обрушенных стен, по которым сочились, словно из раны, талые воды, Гэбриэль чувствовал теплоту родного дома. Потому что там, за этими стенами, вода все ещё была снегом. Тающим на ресницах снегом. И все ещё был август. И в кое-то веки его кто-то услышал. И дал знак. Влад был жив. Чувствуя звериным нутром присутствие этой истерзанной до черноты души, Ван Хельсинг боялся, что упустит её. За взволнованной дробью собственного сердца он улавливал другую, подобную ей, бьющую почти в унисон, но на вдохе дерзко ускальзывающую вперёд… недосягаемую. Была ли это человеческая кровь? Или шелест воспаривших на ветру крыльев Дракона? Или зеркальное отражение одного и того же страха, повторявшегося веками страха… — Ты вспомнил что-то, дружок? — Не то, что ты бы хотел от меня услышать, — проведя пальцами по волосам, Гэбриэль опустил утомленные веки. — Эта правда нужна мне не меньше, чем тебе. Разница в исходе. — Вот только не надо мне читать мораль, — нервно парировал Карл. — Ты вряд ли поймешь обычного смертного, у которого предельно простые желания. — Расскажи мне про свои желания? — Ван Хельсинг боялся поднять взор и посмотреть на Карла, потому что его собственное, неистовое стремление в глазах Бога вряд ли было лучше, чем у кого-либо из ныне живущих. — Довольно нехитрое. В грядущих темных временах — дожить свой век в тишине и покое. — Зло не может принести ни того, ни другого… — Оставь это Ван Хельсинг! Думаешь, Церковь желала тебе добра?! Вздохнув, охотник все же посмотрел на темный силуэт, за которым простиралась яркая, не имеющая края белизна: — А ты? Карл осекся на мгновение, но продолжил: — Ты был мне другом… Какую-то часть моей жизни. И, если хочешь знать, я до сих пор не имею ничего против твоего существования. — Тогда объясни… — Все очень просто, Ван Хельсинг. Мир всегда был расколот на тех, кто хочет власти, и тех, кому она не нужна. То же случилось и в лоне Церкви. Были те, кто предполагал, что страстные реликвии должны предаться забвению. Орден всегда считал иначе. — Всегда? — В борьбе, и, надо сказать, весьма успешной борьбе с тёмными силами рыцари Ордена оставили за собой бесценное право выбирать. Выбирать достойного. Того, кому они готовы оказать свое благоволение. — Для этого надо одарить избранника безграничной властью? — Видишь ли, Гэбриэль, на земле не так много отметин Бога. Реликвии и сила, которую они несут, не имеют смысла, если находятся в забвении и без дела, если понимаешь, о чем я… — Почему столько веков никто не вспоминал о копье?.. — Ошибаешься, — Карл ехидно засмеялся и замолчал на некоторое время, разглядывая охотника. Через мгновение он продолжил:  — В одна тысяча четыреста пятидесятом году особым секретным указом Папы Николая V алхимикам Ордена было поручено изобрести эликсир забвения. Булла породила множество толков и слухов. Однако, все сходились в одном — приказ был отдан по настоятельному внушению легата Иоанна Капистрана. Несмотря на трудности и долгие годы поиска, зелье все же появилось благодаря талантливым ученикам Николя Фламеля. И позже Церковь не гнушалась широко использовать его в своих целях. В 1462 году вышел еще один указ. Уже от Папы Пия II. И был он настолько секретный, что посвящена в него была лишь малая часть кардиналов Священной Коллегии. Никто из рыцарей Ордена о нем не знал, и не узнал бы, пока по совершенно случайному стечению обстоятельств молодой послушник, а ныне твой покорный слуга, не наткнулся на манускрипт в закрытых библиотеках Ватикана. — Что же там было? — с придыханием спросил Гэбриэль. Ответ звучал холодно и зло: — Там было сказано, что рыцарю Гэбриэлю Ван Хельсингу, именуемому не иначе как Левой Рукой Господа, высшей волей Его Святейшества даровано забвение. За верную службу Господу и Папскому Престолу. — Мое забвение — это расплата за грехи, — охотник парировал истиной, которую ему не раз твердили. — Было бы так, — покачал головой Карл, — да только это сказка, выдуманная Орденом. — Что? — Чтобы там не пытались скрыть церковники, многие члены Ордена знали, что Ван Хельсинг был любимцем Капистрана. Именно на него была возложена задача найти копье Лонгина. И именно он был последним, кто знал о его нахождении. Да и с твоим бессмертием было не все так просто. Ходили слухи, что те же ученики Фламеля изобрели другое зелье, дарующее тебе вечную жизнь. — Но это же чушь… — То, что это чушь, я понял, лишь когда ближе познакомился с тобой. Однако, это не меняет сути. В 1888 году, когда стало ясно, что вернув тебе память, Орден вернет и копье — все силы теперь были положены на то, чтобы претворить план в жизнь. Именно поэтому кардинал Джинетт, возглавлявший наше сообщество, отправил тебя и меня в Трансильванию. — Все было предопределено с самого начала… — К сожалению для тебя, мой друг. Но цель не была достигнута — вернуть тебе воспоминания, оказалось нелегкой задачей. Хотя, надо отдать должное, ты вновь вышел из истории героем, победившим дьявольское отродье. Сердце будто проткнули острой иглой. — То есть, спасение рода Валериев… — Род Валериев, действительно, помогал в борьбе со злом. Почему бы попутно не свершить доброе дело и не помочь целому роду обрести покой на том свете? Отойдя от оконного проема, Карл приблизился, показывая свое бесстрашие: — Но мы не теряли надежды перехитрить Папу. Думаешь, кто уговорил после всего отправить тебя в Турцию? Мы полагали, что без причастий, на которых тебя потчевали зельем, память постепенно вернется. И были несказанно рады, когда ты отправился в Стамбул, где реликвию видели в последний раз. Кто бы мог подумать, что все наши старания были ничем, по сравнению с колдовством, которое продемонстрировала румынская ведьма? — Ее звали Радкой, — гневно прошептал Ван Хельсинг. — Не важно. После того, как ты ослушался епископа Алба-Юлии, всем стало ясно, что игра идет не на жизнь, а на смерть. Не Орден убил старуху, а церковники. Когда поняли, что память начала к тебе возвращаться. — Вы… — по щеке охотника потекла одинокая слеза. — Вы все… Чудовища. — Без жертв нет войны. Карл даже не подозревал, насколько он прав: те, кем дорожил охотник, всегда были обречены. В этом и есть проклятье Елизаветы. — Впрочем, ты разочаровал и тех, и других. — И что теперь? — Расскажи, куда спрятал копье. — Иначе?.. Громко рассмеявшись, Карл отстранился: — Кажется, убить тебя я не смогу. — Как и остановить. — А вот здесь ты ошибаешься. Нахмурившись, Ван Хельсинг безотрывно следил за предавшим его другом: — Что ты имеешь ввиду? — Я сыграю на твоем милосердии. Помнишь глупышку из Алба-Юлии, которая так любезно тебе помогла? Вдохнув побольше воздуха, охотник спросил: — Она у вас? Утвердительно кивнув, Карл надменно добавил: — И если хочешь, чтобы малышка осталась жива, тебе придется отправиться со мной. Где-то там, далеко-далеко, одной душе было даровано возвращение. Копье Лонгина, безмерная власть и такое же безмерное зло — все это теперь в прошлом. Он готов сдаться. Но позже. Когда Бианка окажется в безопасности. Это будет последняя жертва.