Замкнутый круг

До самого горизонта разливалась чернотой выжженная земля. Отходя, Дракула не оставлял за собой ничего, что могло достаться врагу, только огненный жар, пепел и смерть по обе стороны дороги, ведущей к стольному городу Валахии. — Словно ты знаешь, что я иду за тобой… Поправив витую прядь, выбившуюся из забранного пучка, Ван Хельсинг измученно выпрямил спину. Он никак не мог привыкнуть к ретивому жеребцу под ним — слишком много спеси и глупости для обычного коня. Мимо, со стороны сгоревшей деревни, более спокойные и сильные текинские степные лошади тащили телеги, мешая копытами черный песок с гранатовой кровью неверных. Погонщики издергали животных своим беспомощно-жадным желанием доставить в лагерь и захоронить до захода солнца снятых с кольев мертвецов. Нервно привстав на стремени, рыцарь отер запястья — после того, как его протащили в кандалах изменника до берегов Дуная, у него появилась эта дурная привычка. Такая же дурная, как жалеть врагов: — Чей это Бог… Влад… Его могли услышать. За влашскую речь и имя, которое даже произносить вслух — считалось изменой, пришлось бы дорого поплатиться. Гэбриэль с досадой закусил губу — он все еще привыкал к новому языку, новым традициям, новым богу и дьяволу. Шейтан. Азгин. Казыклы воевода. Цепеш. Османы называли Дракулу различными именами, но едины были в одном — Аллах непременно покарает его за жестокость. Они это точно знали. До Эски-Джумая оставалось всего несколько дней пути, а Мехмед располагал войском, по силе которому вряд ли была равна хоть одна европейская армия. — Габор… — кто-то окликнул его со спины. К этому человеку Ван Хельсинг не смог бы привыкнуть во веки вечные. К этим, счастливым, излучающим ясную радость глазам. К сладостному, пьянящему аромату, тянущемуся тяжелым шлейфом за юношеской красотой. К спокойной речи человека, будто никогда не потревоженного тягостями жизни. И к этой скверной схожести с родным братом. — Ныне жертв еще больше, — Ван Хельсинг склонил голову и с натугой добавил, — господин. — Мой брат превзошел самого себя в безжалостности. Но, слава Аллаху, Мехмед положит этому конец, — обмотав поводья вокруг своей изящной ладони, Раду подправил ход коня, чтобы встать вровень с собеседником. — Валахия получит то, что она заслужила. — Что же? — изображая достойного слушателя, переспросил рыцарь. — Свободу, — молодой человек лукаво улыбнулся, невинно опустив ресницы. — И не без Вашей помощи, разумеется. Промолчав, Ван Хельсинг допустил вольность, но тут же был вознагражден важным известием. — Повелитель обдумал то послание, что Вы привезли к нашему двору. Он принимает предложение короля Матьяша и готов не переходить границу между Валахией и Семиградьем, при условии, что уже завоеванные земли останутся под покровительством Оттоманской Порты, а в Эски-Джумая будет править его ставленник, — но на лице Раду вдруг промелькнула тень печали. — Я думаю, не нужно говорить, кем будет этот человек. — Вы достойный преемник своего отца, — кивнул Гэбриэль. Встреча с королем состоялась благодаря Магрит. Ее супруг Михай Силадьи, командующий венгерским войском был взят в плен наступающими на южных рубежах османами. Жив он или мертв — вот, что Ван Хельсинг поклялся выяснить, если наследница дома Батори поможет. Мертв. Казнен по приказу султана. И письмо с этой горестной вестью улетит вперед той грамоты, что надиктует Мехмед своим писцам — пустыми словами о безмерном уважении к юному носителю мадьярской короны и требованием соблюсти все условия перемирия. А до того, как оно пересчёт Дунай и прибудет в Будайский дворец, Гэбриэль должен был всеми возможными способами отыскать вещь, ради которой оказался в стане завоевателя Константинополя. — Вы знали моего брата? Невольно вздрогнув, Ван Хельсинг утонул в простодушной пустоте серых глаз: — Помню его присягу королю. — Кому бы Влад ни давал клятвы, он все равно их нарушит, — Раду ухмыльнулся, — в этом его суть. Вдохнув побольше воздуха, молодой человек продолжил: — Мне жаль, что так вышло. Мы росли вместе, и на чужбине он заменил мне отца. Был для меня примером храбрости и мужества. Все было бы совсем по-другому, если бы не безмерное стремление к власти… Гэбриэль почувствовал сильное волнение, и, скрывая его, постарался избежать разговора о Владе: — Я держал путь к лесному озеру, но обоз перегородил мне дорогу… — Вот и славно, отобедайте со мной, а я прогуляюсь с Вами до озера. Вы же голодны? Он был голоден. Но никто и ничто не смогло бы насытить его душу, желающую только одного — возвращения домой. — Вы кажетесь опечаленным, господин, — приподняв полог и пропустив Раду вперед, Ван Хельсинг вошел в шатер следом. — Мне жаль ступать по родной земле и видеть ее мертвой, — младший брат Дракулы провалился в мягкие подушки, приглашая своего гостя сесть рядом и разделить с ним трапезу. Невысокий стол хвастал изобилием яств, насмехаясь над хозяином за те слова, что он произносил. Нет, никому не было жалко Валахию. Ее красоту. Ее людей. Для османов это было лишь очередное завоевание, сулящее подход к границам других государств и большие богатства. Не желая отдавать ни пяди земли, Влад сжигал все самое ценное дотла, и это служило доказательством того, что он не был в сговоре ни с родным братом, ни, тем более, с султаном. Но оправдывало ли это князя и его тщеславие? Нет. Ван Хельсинг знал, что окажись в руках Дракулы… Копье. Гэбриэль видел его прямо перед собой. Оно стояло в треноге, чуть поодаль, открытое для посторонних глаз. Римская ланцея с недлинным древком и небольшим металлическим наконечником. Принадлежавшее сотнику Лонгину оружие, скорее предназначалось для близкого боя. Сколько раз воин держал его в сражении, прежде чем по накаленному солнцем металлу истекла кровь сына Божьего? Скольких людей копье загубило после? — Габор, Вы неучтивы, присядьте, наконец… — Раду широко улыбнулся, но дал понять, что его просьбу следует исполнить немедленно. — Простите, господин, — отругав себя за оплошность, Ван Хельсинг низко склонил голову. — Я заметил то оружие, древесина которого истерта временем… — Это бесценный подарок нашего Повелителя. Копье принадлежало великим воинам, и мне приятно, что Мехмед ставит меня в один ряд с ними. Но, говоря откровенно, в бою я использовал его лишь один раз. Гэбриэль сглотнул, вспомнив, что именно он был удостоен рассеченной спины, но в то же время ответ его утешил. Не узнав в лице венгерского посланника свою собственную жертву, Раду только облегчил ей путь. — Возможно, Вы еще получите удовольствие применить оружие в битве. — Разве что мне придется убить собственного брата, — рассмеявшись, молодой человек прикоснулся устами к посребренному кубку с вином. — Как думаете, он припадет к вратам Ада с новой луной? Я молю Аллаха, чтобы ночь накрыла его лицо. — Не сомневайтесь. До наступления новой луны князь Дракула будет мертв, — сделав глоток того же терпкого вина, Ван Хельсинг улыбнулся в ответ. — Я обещаю.