Замкнутый круг

Водная гладь потревоженная брошенным в неё камнем. Расходившиеся круги, или, если угодно, кольца, поглощавшие одно другое, исчезавшие во времени и пространстве. Так выглядела вечность, заложником которой охотник являлся. Божественный замысел. Гэбриэль не сомневался, что видение, овладевшее им в ставке Мехмеда было предсказанием, стянувшим нитью к сегодняшнему дню все бытие. Тогда ему мерещился ледяной проход, приведший к заснеженному замку Дракулы, приведший к смерти возлюбленного. К казни - так выражаться честнее. Рыдавших над костром воспламенённой мельницы красавиц он тоже теперь узнавал. И жалел этих трёх невест с издёвкой облачённых в восточные наряды султановых наложниц. Повзрослев вдали от дома, Влад представлял женщин такими - развратными, похотливыми и прекрасными. И обращал в таковых, став вампиром. Не в пример этой бедной девочке, висевшей на кресте... Ван Хельсинг не знал ее настоящего имени, девушка, возможно, солгала, представившись Бианкой. Так принято в ее положении - стыдливо оставлять правду за ширмой, бросать на старый, промятый диван, выкидывать в окно. Оставить в стороне совершенно дурацкую, глупую мысль о том, что Дракуле она бы не понравилась, было невозможно. И охотнику казалось, что вернувшаяся из ада душа, заброшенная в неведомые края, уже оставила на нем незримую дьявольскую печать. Ибо как мог он, глядя на эти прибитые железными гвоздями к дереву, кровоточащие ладони думать о его возвращении? - Это того стоило, Карл? - с каким-то недостойным равнодушием спросил Габриэль у своего «друга», и поймал себя на том, что рассматривает испещрённое мелкими морщинами лицо. - Ты в силах все изменить, - ощерился тот, стараясь не смотреть на девушку. - Как Христос был избавлен от мук копьем, так и она спасётся, если ты расскажешь правду. В противном случае, они будут уничтожать всех и вся до тех пор, пока ты не сдашься. Вопрос только в том, сколькими ты готов пожертвовать. - Нет, ты не понял. Я ведь спросил. Это того стоило?.. В соборе, построенном в Алба-Юлии во славу предводителя воинства Божьего Михаила, было привычно сыро. Но после смерти епископа, застреленного фанатиком прямо на лестнице, ведущей в храм, верующие не спешили сюда возвращаться. Оттого здесь стало так отвратительно холодно, как не должно быть холодно в доме Вседержителя. Скверна, которую предрекал священнослужитель, сама пришла отвоевывать пределы у Царствия Небесного. Трудно сказать, кто оказался хуже - те, что каждое святое причастие, из раза в раз кормили его забвением, или те, что хотели избавить его от тягостного бремени знания путём многочисленных жертв. Теперь уже было не важно. Когда вооружённый германский отряд тайно доставил его ночью к собору, первым делом Ван Хельсинг вспомнил о том, что не смел надеяться на исполнение того самого желания, испрошенного у Бога в этих стенах. Но потом заметил на пустынной площади слепого старика с той чудаческой фетровой шляпой. Он сидел прямо на брусчатке и, казалось, оставался видимым только для охотника. В этом момент Гэбриэль все осознал, и с души камнем слетела вся жизнь. Камнем, брошенным в воду. Вскочив с походной постели, он почувствовал судорожный трепет крыльев внутри грудной клетки. На тяжелой ткани шатра, светлой, окрашенной в золото полыхавшим снаружи огнём, прыгали тени, и рыцарю показалось, что он находится во главе мистерии о судном дне... Оголтелые вопли снаружи не пробуждали, а наоборот - погружали в сон, в оцепенение, в медленную и мучительную гибель. Он знал только одного человека, способного повергнуть в такой страх многотысячное войско. И этот безумец был здесь. Может, прямо за этим полотном. Не раздеваясь с ночи, Ван Хельсинг будто ждал чего-то подобного. И был готов - рука проворно скользнула под короткую куртку, нащупав кинжал, в котором, как откровение, почувствовал всю свою непоколебимость и мужество. Выбравшись из шатра, рыцарь осмотрелся. Так и есть - войско Мехмеда было атаковано. Он не видел отряда воеводы, но трусливые турки, спасавшиеся от резни бегством, озирались на горы, с которых, очевидно, снизошёл враг. То и дело сталкивая со своего пути османов, Гэбриэль бежал на другую сторону лагеря - прочь от валахов, и навстречу уготованному испытанию. Разрезав полог, он ворвался в покои Раду, обнаружив его застывшим перед собственным отражением в большой медной чаше, предназначенной для омовения. - Он пришёл за мной... - трагически повторял младший из рода Дракулешти. - Он пришёл за мной... Потянувшись к кинжалу, Ван Хельсинг остановил себя - как тогда на дымбовецкой мели он не смог убить его, так и сейчас не сможет. Раду погибнет от собственного малодушия, и этого будет достаточно. - Бегите! - выпалил Гэбриэль. - Спасайте жизнь! Опомнившись, юноша стремительно бросился прочь, не успев прихватить что-либо ценное или хотя бы попытаться возразить. Гэбриэль увидел копье сразу - оно дожидалось его здесь, в шатре достославного воина Раду, по прозвищу Yakışıklı, что значило - красивый. Вытащив орудие из треноги, он на секунду замер - по пальцам пробежал пламенный жар. - Каким тяжелым был до тебя путь, - рыцарь встал на одно колено и приложил чело к реликвии, лежавшей у него на руках. Реликвии, отнявшей самое дорогое - возможность выйти к влашскому отряду и остаться... Остаться с ним... Это было последним испытанием. Испытанием веры. Времени не было. Запрыгнув на коня, под копытами которого лежал мертвым его же хозяин, Гэбриэль с силой ударил по крупу. Встрепенувшись, животное со всей мощью оттолкнулось от земли, пытаясь сбросить наездника. Но рыцарю было не привыкать - с тех пор, как князь лишил его Райля, прилюдно умертвив, справляться с непокорными жеребцами приходилось часто. Он направил коня к лесу, огибавшему лагерь с одной из сторон. Будто невидимый, не встречая никаких препятствий, не оборачиваясь, Ван Хельсинг пересёк лагерь и скрылся в ночной чаще. Через время тропа, расстеленная вдоль оврага показалась ему знакомой. Да, верно, много лет назад он впервые шёл по ней к Эски-Джумая. Теперь - бежал прочь. Рыцарю стало настолько невыносимо, что закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Он остановил коня и, спрыгнув, подошёл к краю оврага - лес остался позади, открыв вид на обеленную полосой рассвета равнину. Луны не было видно из-за находивших с севера туч. - Я говорил, что Земля в центре мироздания... и я ошибался. Внутри все оборвалось, но Гэбриэль с упорством юнца не желал верить, не желал глядеть на того, кто оказался за спиной. - Как ты меня нашёл? Знакомая рука зажала его запястье в крепкие тиски, напомнив о кандалах когда-то ею подаренных. От тёплого и спокойного дыхания по плечам пробежала дрожь. - Дай мне уйти. - Нет, - казалось, властный голос просачивался сквозь кожу, отравляя тело.- Посмотри на меня. Ван Хельсинг закрыл глаза, пытаясь сопротивляться, но другой рукой был схвачен за скулы и резко одернут. - Посмотри на меня! Он поднял ресницы и решительно взглянул на Влада. Его лицо, действительно, постарело и стало отталкивающе некрасивым. Но в этих проклятых глазах Гэбриэль по-прежнему видел бездну. - Как я вижу ее в тебе, - Дракула даже не пытался скрыть, что может читать его мысли. - Со временем наша связь только крепче. - Тогда ты знаешь, что я не отступлюсь? - Знаю, и нашёл тебя, чтобы предложить тебе покончить со всем. Сегодня. Сейчас. Ван Хельсинг знал, о чем говорил князь: - Я клялся тебе, что буду с тобой до самого конца. Со всеми твоими демонами. И я сдержу своё обещание. Улыбнувшись, Влад мягко взял из рук Гэбриэля копье. - Позволишь? - Да, это будет справедливо. - Не говори мне. Я не хочу знать. - Хорошо, не буду. Ты первый. Вопросительно изогнув бровь, Дракула замер, размышляя о чем-то. Но Ван Хельсинг не хотел знать его мыслей. Уже не хотел. Он прикрыл глаза и через мгновение почувствовал острую боль под ключицей. Почва ушла из под ног, но Влад нежно обхватил тело рыцаря и помог ему лечь на землю. - Я не хотел твоей смерти. Я думал, что мы будем жить вечно. Ты и я. - Знаю, - Ван Хельсинг захлебывался в крови, подступившей к горлу. - Помоги мне, - прошептал Дракула, держа его голову на своих коленях. Из последних сил Гэбриэль потянулся к возлюбленному и прильнул к его губам. Острая, нескончаемая боль не дала ему говорить. Он ничего не слышал. Но чувствовал как лицо обжигают холодные дождевые капли. И видел, как Дракула, встав с колен, коснулся пальцами окровавленных губ. Через мгновение он пошатнулся и упал на землю замертво. Небо разразилось страшным дождём, но прежде чем навсегда уснуть, Гэбриэль разглядел в клубившейся от ветра воде, темное пятно, похожее на отрез ткани, витавшее в воздухе и медленно оседающее. Так ночь закрыла их глаза.