В Огайо всегда пахнет сиренью

На следующее утро Джош проявлял ожидаемую холодность, но уже не такую остро ощутимую, так что я мог расслабиться и не забивать голову лишними мыслями. Я проснулся очень рано, ещё даже солнце только выходило из-за горизонта, просто чтобы быть готовым к наступающему дню. Водные процедуры, скромный завтрак из сладкого кофе и шоколадного батончика; мама всегда ругалась, когда я читал во время еды, но сейчас это уже не имело ни малейшего значения. Ещё она ругалась, что я предпочитал нормальной еде сладкое, но и это тоже уже давно не влияет на моё резко повзрослевшее мировоззрение. Внимательно изучая содержимое блокнота, который так старательно заполнил для меня Алекс, я отпечатывал получаемую информацию на затворках отдела мозга, что отвечает за долговременную память. Чтобы вернуть Джоша родителям в целости и сохранности, я должен, просто обязан следовать всем правилам и установкам, иначе Лиза будет вынуждена доживать свои дни в каком-нибудь приюте для животных. Сомневаюсь, что останусь в живых, если их сына хватит инсульт под моей ответственностью. Итак, покончив с познавательным завтраком, я оделся в гамме жёлтого цвета и, поправив причёску (точнее, заколов несколько прядей жёлтой заколкой), схватил чемоданчик с лекарствами и направился в номер Джоша - он, должно быть, уже проснулся и только и ждёт, чтобы ему уделили внимание. Когда я вошёл, он уже не спал, а смотрел в потолок, беззвучно шевеля губами и отбивая неизвестный мне ритм кончиками пальцев. — Доброе утро, мистер Дан, — с наигранной вальяжностью объявил я, раскрывая прозрачные занавески. Мне не хотелось зацикливаться на вчерашнем инциденте, поэтому будет лучше, если просто закрыть на всё глаза и вести себя, как ни в чём не бывало. — Как Ваш настрой на сегодняшний день? Готовы получать бурю эмоций и впечатлений? В отеле есть шведский стол, так что мы можем спуститься и от души позавтракать свежими фруктами прежде, чем отправимся покорять доисторические здания, как Вам такой план? Я улыбнулся своей самой искренней и воодушевляющей улыбкой, опуская Джоша в кресло и закрепляя его руки на подлокотниках, после чего повёз его в ванную, по пути интересуясь, хочет ли он принять душ сейчас или подождёт до завтрака. Ответ получился сдержанным, но всё же без прежней грубости, что уже очевидный прогресс. — Да, о'кей, давай сейчас, потому что нам всё-таки придётся появиться на людях. А тебе придётся хотя бы немного подтянуть немецкий, согласен? Я был согласен. Невозможно находиться в незнакомой стране и не знать даже базовых фраз, вроде какой сегодня чудесный день или же как пройти до какой-либо улицы. Джош как всегда прав, чёрт возьми. Честно признаться, ещё вчера меня ужасала мысль о том, что мне снова придётся испытывать вселенское смущение от наблюдения за интимной стороной Джошуа Дана, но с другой стороны... мы оба взрослые люди, это всего лишь частичка его тела, к тому же, у меня ведь есть точно такая же... но мы же не можем подойти к незнакомому человеку, сдёрнуть с него нижнюю одежду и привести аргумент, что в этом нет ничего страшного: член есть у всей части мужского населения? Точно как с женщинами и их грудью. В любом случае, у меня не было выбора. И скоро я убедился, что в том, чтобы помочь Джошу принять душ, нет ничего устрашающего. Просто естественный процесс, который присущ каждому. Можно представить, что он мой маленький ребёнок, а у детей для родителей никогда нет секретов. Ну, касаемо их тела. Всё прошло даже лучше, чем я ожидал. Сначала я снял с него рубашку и шорты, затем приступил к боксёрам, стараясь не слишком выдавать свою внутреннюю борьбу с самим собой. Как только Джош остался неглиже, воздух значительно смягчился. Я убедился, что всё в порядке, что меня больше не так сильно задевает его нагота, и, сжимая его под мышками, быстрым рывком перетащил в ванную, сразу же регулируя ему удобное положение. Выражение лица Джоша оставалось каменным даже тогда, когда я направил струю душа на его половой орган. Смею предположить, он уже привык, что чужие люди видят его целиком и полностью без обиняков. Я как раз собирался приложить мочалку, как его глаза вцепились в мои и с губ слетели немного неожиданные слова: — Не нужно. И этим всё было решено. Хотя я и почувствовал облегчение, что не придётся доходить до такой крайности, но я же чёрт возьми, подготовил себя к этому! Что ж, желание Джоша для меня закон. Мы быстро закончили с водными процедурами и без труда отправились одеваться. — В чём Вы желаете спуститься к завтраку, мистер? — мне было весело говорить вальяжным тоном, я наделся, что и Джоша позабавит такая манера. К счастью, он хотя бы не попросил меня заткнуться. — Я бы попросил выбрать на Ваш вкус, но, к сожалению, Вы одеваетесь, как мои друзья в детском садике. — Он даже улыбнулся. Совсем немного. Уголками губ. Но я всё заметил. — Да ладно тебе, это здорово. — Почему? — Джош на секунду замолчал, но потом продолжил: — Почему ты одеваешься так? Ты вроде не глупый. Если бы я отвечал на вопрос с полнотой картины, то переворошил бы точно половину своего прошлого, но мы оба понимали, что вопрос не требует длительных тирад и углублений в корень «проблемы», так что я сложил максимально краткую формулировку в своей голове и изложил её так, чтобы он, по крайней мере, не слишком громко смеялся. — Что-то вроде вызова. Вызова всему миру, родителям. В какой-то момент я понял, что устал подчиняться, и одеваться в «детскую» одежду меньшее, что я мог сделать. Самое безобидное. Я не собирался убегать из дома или же забрасывать учёбу в знак протеста, просто в первый раз в жизни сделал свой выбор. Мне нравится чувствовать себя особенным, необычным. Я выделяюсь из серой массы и не обращаю внимания на косые взгляды в свою сторону, потому что знаю, что никто не имеет права осуждать мой выбор, который я сделал сам для себя. Что-то вроде того... Ты, наверное, будешь смеяться, но я правда считаю себя живым в этой жёлтой толстовке и с жёлтой заколкой в волосах. Что бы ни сказал Джош, мне стало чуточку легче от того, что я поделился своим замыслом, потому что в нашем мире очень важно иметь человека, который хотя бы выслушает и примет к сведению твои мысли, даже если полностью не согласен с ними. Я уже пытался объяснить его родителям, но они никогда меня не слушали и видели всё таким, каким хотели видеть сами. Для них я стал отчепенцом и позором, который щеголяет по улице в безобразном виде и вынуждает незнакомых людей думать обо мне, будто меня только-только выписали из клиники для душевнобольных. Несмотря на наши ускользающие с Джошем отношения, я почему-то был уверен, что именно он меня не осудит. Мы абсолютно разные, но в то же время... есть в нас что-то общее, что-то такое, что не понять другим людям. У каждого своя тайна, но они будто тесно переплетены друг с другом. — Хорошо. А теперь ответь мне на вопрос: почему я должен смеяться? Знаешь, люди меняются, когда чувствуют, что им всё надоело. Это вовсе не то, над чем можно подшучивать. Я не такой ужасный, как вы с Алексом шепчетесь на моей кухне. Мои родители тоже не сахар, если хочешь знать. До аварии я совершал такие поступки, о которых до сих пор жалею, просто потому, что хотел бросить им вызов и показать, что они не имеют надо мной власти. Твой способ мне нравится больше. От его откровенности у меня перехватило дух. Я затаил дыхание, ощущая, как слова впиваются в мозг, и слушал, как неровно бьётся моё собственное сердце. Честно? Я был поражён его разговорчивостью. Но ещё больше меня ошеломила возможность, что этот человек совершал что-то ужасное, о чём я, наверное, никогда не спрошу, а он никогда не поделится сам. О таком обычно не говорят от слова совсем, только если по нетрезвости, но это не считается, потому что едва ли мне удастся застать его в состоянии опьянения ещё хоть раз. Впрочем, кто знает? Немецкие пабы самые популярные во всём мире. Спуститься к завтраку удалось только к половине десятого утра. К этому времени мы значительно проголодались и, честное слово, я готов был смести буквально все блюда, выложенные на длинный стол, но ради приличия всё же решил воздержаться и обойтись какой-то кашей с плавающим в ней квадратиком масла, круассаном под шоколадным соусом, парой фруктов и сладким кофе с молоком. Джош попросил взять ему только кашу, но я настоял на дополнительных батончиках-мюсли, если он всё же так сильно печётся о своей фигуре (что непонятно). Расположившись у самого дальнего столика, я любезно постелил ему салфетку на ноги и, оставляя свою еду стынуть на другом конце стола, в первую очередь накормил Джоша, потому что ему всё-таки это более необходимо, чем мне. И только потом принялся за свой завтрак. — Так всё-таки, какие планы? — На данный момент я предпочёл бы в тишине наблюдать за тем, как ты жадно поглощаешь свой круассан. Тоже мне зрелище. — Ты только посмотри на них, обжимаются друг с другом, как будто полностью игнорируют пакт приличного поведения в общественных местах, — Джош метнул взгляд левее моего плеча и я обернулся, чтобы увидеть юную парочку, которая без стеснения... действительно обжималась, я не смог подобрать более смягчающего синонима представленной картине. Они едва сдерживали пылающее желание. Я бы спросил, а не снять ли им номер? Но, к сожалению, им оказалось его мало. Невольно в памяти возникли образы недавно изученных фотографий. Я понимал, что не стоит поднимать эту тему вновь, но всё же... меня доставали эти мысли и я никак не мог избавиться от этого снедавшего любопытства. Пытался уйти — да не смог. Быть может, если получить ответы, необходимость в размышлениях пропадёт сама собой? — Сколько вы с Брендоном были вместе? — вот бы мой завтрак не пошёл сегодня наружу. — Тебе обязательно спрашивать об этом? — Нет, а тебе обязательно всегда быть таким грубым со мной? Кажется, я всё же застал его врасплох, потому что какое-то время он молчал, закрыв глаза и сжав пальцы в кулаках. Будто концентрируясь на чём-то. Или сдерживая злость? — Долго. Мы познакомились ещё в начальной школе. Потом всё как-то закрутилось-завертелось. В пятнадцать нас пригласили на день рождения одноклассника, мы выпили и завалились играть в бутылочку. Ты, наверное, понимаешь, что такое играть в эту игру в доску пьяным? — Если честно, не очень. Вы поцеловались, играя в бутылочку? — Бутылка не выпала ни на одного из нас. Обидно. Так сказал мне Брендон, когда все начали расходиться. Не помню, о чём я думал, но в следующую секунду я ответил, что нужно восторжествовать справедливость и поцеловал его, представляешь? Нужно было сначала крутануть бутылку, чтобы придать ситуации официальность под видом забавной игры, но своим поцелуем я одновременно и нарушил, и запустил что-то... невероятное. Мои губы растянулись в тёплой улыбке, а его, кажется, нахлынула волна ностальгии, потому что глаза... как-то печально блеснули. — Я не боялся, что люди нас осудят. А ему было сложно признать. Он был трусом, трусом и остался. — Ты о том, что он... бросил тебя? — Ну да, об этом. Представь, твоя вторая половина попадает в аварию, теряет в ней своего лучшего четвероногого друга и навсегда лишает себя возможности поступить в университет, завести семью, отправить одного из двух сыновей в колледж, состариться до почтенного возраста и умереть в кругу любящей его семьи. Ты бы испугался продолжать строить с ним отношения, понимая, что единственное, что от него можно ожидать... — на последнем слове голос Джоша сорвался и он, не закончив, должно быть сильно прикусил губу, поскольку по ней сразу же потекла бордовая струйка. Я вытер её салфеткой и тяжело выдохнул, понимая, что просто обязан сказать что-то... важное, сильное, такое, что заставит его не думать в таком ключе. Задача не из лёгких. — Хэй, Джош, если ты хочешь сказать, что ты обуза, это не так, о'кей? Если хочешь знать, я бы не испугался. Каждая жизнь имеет ценность, твои родители просто счастливы, что ты выжил в том столкновении, им не важно, ходячий ты или сидишь бесконечно в кресле... — я наклонился вперёд и сцепил ладони в замок, тщательно подбирая слова, — Любовь не самое главное в жизни, главное то, кем ты являешься. Знаешь, я недавно думал о том, чем можно заниматься в твоём положении. У тебя есть голос? Ты мог бы петь, сочинять стихи. Я бы записывал строчки. Может, у тебя богатое воображение? Я бы помог тебе с книгой. Ещё ты просто отлично ладишь с животными, моя Лиза от тебя без ума, ты вполне мог бы инструктировать людей, которые в этом ни черта не смыслят. Вообще-то это только малая часть того... О, а ещё как насчёт репетиторства? У тебя глубокие познания буквально во всём, о чём бы я ни спросил у тебя! Ты прямо как живая энциклопедия! Джош слушал более, чем внимательно, даже перестал кусать свои губы и расслабил пальцы, временами кивая головой и под конец всё же одарив меня... стоп, что? Смущённой улыбкой? Этот парень умеет смущаться, неужели?! По крайней мере, паутинки морщин, что образовались из-за улыбки, ясно давали мне понять: он улыбается так, как улыбаются, когда чем-то смущены! Как, например, после комплимента, когда не могут подобрать слов благодарности. — Джозеф, ты просто невыносим. Похоже, я тебя недооценивал всё это время. И... Спасибо. Завтрак подошёл к концу на положительной ноте. Мы ещё немного поговорили о каких-то неважных вещах, выпили по лимонаду с малиной и обсудили дальнейшие планы. Никому из нас не пришло в голову всё же позвонить в Колумбус и предупредить о своём здравии и благополучии. Наверное, его родители уже с ума сходят, рвут и мечут буквально всё на своём пути, подобно разъярённому смерчу, и больше всего, вероятно, досталось Алексу, который не только не доглядел, он в принципе помог нам провернуть «побег из шоушенка». Я лишь надеялся, что к нашему приезду смогу застать его живым. Как только Джош выпил антибиотики, я надел на него тёплый свитер, поправил джинсы, причёску и, оценочным взглядом осмотрев с ног до головы, одобряюще кивнул и всё же решил сделать пару звонков с местного телефона. Всё-таки это настоящее преступление держать людей в абсолютном неведении происходящего. Разговор выдался и ужасно и нет. В начале Алекс был на пределе эмоций, кричал, ругался, обвинял меня в безответственности, осыпал всевозможными проклятиями и обещал, что обязательно засунет мою, э-э, страуссиную голову в задницу, как только встретится со мной лично. Но потом резко расхохотался и сказал, что всё в порядке и мне не о чем переживать, вот же засранец! Я успел мысленно составить завещание, пока он просто придуривался надо мной! Прежде чем отключиться, я спросил про родителей Джоша, не заявили ли те в полицию о пропаже, на что Алекс лишь отмахнулся, что придумал чудесную историю, которая выгораживает нас и в то же время успокаивает их, так что нам действительно не о чем беспокоиться, по крайней мере, в ближайшие пару дней, пока правда сама не вылезет наружу. Мы ещё немного поговорили, после чего ему позвонили на пейджер и связь оборвалась. Что ж, теперь моя совесть чиста и спокойна. В первую очередь мы решили прогуляться по парку недалеко от отеля, где нам предстоит провести ещё около шести ночей: осмотреться, привыкнуть к здешней атмосфере, климату и всему прочему, что ожидало нас впереди. Первое, что бросилось мне в глаза: немцы, они... они выглядели достаточно уверенно, они не стеснялись ничего и никого, уверенность чувствовалась буквально в каждом движении, взгляде, неуловимом жесте. Дети резвились недалеко от родителей, взрослые говорили между собой о чём-то, что я не мог понять в силу своей полнейшей необразованности, некоторые ели мороженое или же попкорн из бумажных пакетов. Погода обещала быть располагающей: не слишком жарко, не слишком холодно, лёгкий охлаждающий ветерок целовал нашу кожу, резвился с волосами и уносился дальше, оставляя на лицах прохожих довольные улыбки. Удивительно, но никто из них никуда не торопился: не было этих толкучек, не было суеты, время скользило плавно и осторожно — как будто при замедленной съёмке — люди просто наслаждались прогулкой, не думая, как скоро им удастся вернуться домой. Не верьте стереотипам, немцы далеко не самый грубый народ, скорее, может, даже наоборот, во многом не уступают тем же жителям Колумбуса. Хотя всё, конечно, зависит исключительно от самих людей. По крайней мере, в Колумбусе я никогда не чувствовал себя настолько умиротворённым. Всё здесь будто говорило со мной, вселяло тёплые надежды, очищало мысли от грязи, тем самым освобождая место для новых, положительных эмоций. Парк оказался воодушевляющим. Аллеи ветвистых деревьев покрывали каменные дорожки и сквозь листья просачивались редкие лучи солнца, отчего плитка мерцала ослепительно-рыжими огоньками. Это будто совсем другая вселенная. Нас будто перебросило на дальнюю планету и всё, что нам оставалось, внимательно изучать новую территорию, как бы примеряя свои жизни к жизни в этой параллели. В голове роилось столько мыслей, как бы непутёвый мальчишка случайно разорил улей и осы все до единой поселились в моей черепной коробке, что я не мог сложить единого мнения и просто ступал вперёд, толкая кресло всё дальше. — Так всё-таки... Алекс говорил мне о том, что у тебя что-то там с лейкоцитами, да? Это правда? — Не понимаю, о чём ты говоришь. — Ясно. Не представляете, как неумолимо меня переполняло желание сорвать чеку с гранаты, взорваться, раздробить всё до мельчайших осколков просто потому, что мне надоело метаться между двумя его личностями. Надоело получать отказ практически на все свои вопросы. Он решился рассказать мне про Брендона, но всё ещё хранит тайну о собственном здоровье под семью печатями? Это чёрт возьми, несправедливо. Я лучше бы послушал о нём самом, чем о каком-то трусливом человеке, который сбежал при первой же трудности, возникшей между ними. Конечно, эта трудность длиною в жизнь, но разве истинная любовь не способна смягчить любые обстоятельства? Не способна уничтожить одним выстрелом все сомнения и неуверенность? Когда мы вышли из парка, то направились вниз по улице, постоянно встречаясь взгядами с прохожими людьми, но, если честно, в них я не заметил ни капли нетолерантной вспышки, они казались добрыми, уважительными, что ли, хотя изначально я слегка боялся за то, как Джош будет чувствовать себя в окружении незнакомцев. Несмотря на то, что нам так и не удалось выстроить чёткий план, мы решили действовать спонтанно и останавливаться на первой же бросившейся в глаза достопримечательности. За целый день мы обошли буквально четыре огромных здания, таких величественных, переживших трудные периоды, они сразу отпечатались в памяти как стариные, от того и раритетные жемчужины. К сожалению, до церкви Девы Марии нам добраться так и не удалось, поскольку сил продолжать движение уже совсем не оставалось, а на такси мы по обоюдному согласию поставили твёрдое табу. Это был замечательный день, полный новых ощущений, глубоких разговоров, в которые меня затягивал Джош, а так же мимолётных знакомств. В галерее искусств Джошуа познакомился с очаровательным немцем, и всё время они говорили исключительно на немецком, из-за чего я чувствовал себя третьем лишним рядом с ними, но всё же не вмешивался и не просил Джоша обратить на себя внимание. Впрочем, если всё и дальше продолжится столь же замечательно, можно будет смело считать эту поездку лучшим событием в моей жизни, насчёт Джоша не уверен. По дороге в отель, когда солнце уже заходило за горизонт, Джош попросил остановиться возле одного здания, на котором он прочитал название паба. Идея, конечно, весёлая, но он не пропустил ни одного приёма антибиотиков и едва ли смешивать их с алкоголем будет достаточно разумно, так что нам пришлось отказаться от возможности расслабиться посредством алкоголя и продолжить бесконечное странствие до временного убежища. В номере Джош скоро оказался раздетым и уложенным в постель. Хотя время ещё оставалось, ему нужен отдых, и пара часов лишнего сна явно не станут для него лишними. Разумеется, мне бы хотелось ещё поговорить с ним, поскольку когда ещё мне удастся застать его в таком приподнятом расположении духа? Но здравый рассудок не позволил бы мне жертвовать физическим состоянием Джоша ради утоления собственных желаний. Вместо этого я уединился в соседнем номере со своим ноутбуком и медицинскими статьями, написанными уважаемыми докторами медицинских наук. С недавних пор мне стало важным изучить как можно больше углов неизлечимой болезни Джошуа. Квадриплегия... Даже выговорить сложно, не говоря уже о том, чтобы существовать под этим страшным диагнозом. В ходе расследований я даже наткнулся на форум, посвящённый людям обеих сторон: тем, кто страдает, и тем, кто составляет первым компанию. Страдают ли люди, которые вынуждены всегда находиться рядом с больным квадриплегией? Этот вопрос я должен задать самому себе. Всё настолько неопределённо, что точного ответа может и не быть вовсе. Времена меняются, и меняются они со стремительной скоростью. Каждый по-своему воспринимает ту или иную ситуацию, но, если сложить всё воедино, я не думаю, что мог бы заявить, будто страдаю, находясь рядом с Джошем. Даже наоборот, с ним я чувствую себя так, словно развиваюсь, двигаюсь вперёд, и вовсе не потому, что на его фоне у меня больше возможностей, скорее... его компания вынуждает меня неосознанно повышать круг интересов, отчего я и становлюсь немного более развитым, чем прежде. Кого я представлял из себя раньше? Заурядного человека, который носит цветную, глупую по меркам общества одежду, разбирающегося исключительно в сфере, касающейся новых технологий, изредка читающего книги, после которых оставляет в них красивые закладки, обожающего своего единственного пушистого друга, а так же время от времени поливающего домашние цветы. Не слишком контрастное изображение. Но теперь же я стал чаще читать, чаще интересоваться искусством, научился восхищаться кратким улыбкам, проявил тягу к путешествиям. Даже теперь знаю, что такое клетки микроглии и какие функции они выполняют (основная их задача: защищать мозг). В общем, я становлюсь только лучше с тех пор, как в моей жизни появился Джошуа Уильям Дан, и вряд ли стану разделять сторону тех, кто вынес только мучения (стоит отметить, таких не мало среди общего количества). Жаль, Джошуа никогда не признает, как много он значит для меня, чтобы он наконец прекратил свои игры в строительство стен вокруг себя.