В Огайо всегда пахнет сиренью

Я в упор не мог поверить в то, что моё тело настолько безобразное. Перед глазами до сих пор всплывает не самое лицеприятное зрелище из костей, туго обтянутых серой, бесцветной кожей, многочисленных синяков и ссадин, на которые раньше я не обращал ни малейшего внимания. Почему же я заметил только тогда, когда ситуация достигла критической точки? Доктор Блэк предупредила меня, что совсем скоро, если не уже, могут начаться необратимые процессы, и мой организм просто сдастся в этой неравной борьбе за выживание. Я лежал в постели и смотрел в потолок пустым взглядом, раздумывая над тем, какой из органов откажет первым. Может, сердце? Оно ведь наиболее уязвимое и уже повреждённое. А может, это сделает моя печень, или первой настигнет раковая опухоль желудка? Об этом оставалось только гадать, всё равно, что игра в русскую рулетку. Я точно не знал, что со мной может случиться завтра, зато я абсолютно уверен, что не могу надолго оставаться здесь. Мне нужно купить билет в Швейцарию, собрать вещи, успеть прилететь до того, как всё… произойдёт. Чёрт возьми, Джош, ты доволен результатом? Из-за тебя я умираю. Хотя я ничего практически не знал про расстройство, которое на меня заранее повесила доктор Блэк, за неимением достоверных источников информации я рискнул привести собственные ассоциации и доводы. Анорексия — психологическое заболевание, вызванное резким и навязчивым отказом от еды. Что даёт людям отказ от еды? Они начинают терять вес. Я пытался строить наиболее логичные цепочки, по крайней мере, мне так казалось. Для чего им терять вес? Чтобы избавиться от полноты. Ёлочка двигалась дальше. А зачем избавляться от полноты? Чтобы… опустим вариант для здоровья. Ведь многие полные люди вполне себе здоровы физически, а если не здоровы, так в большинстве случаев это совсем никак не связано с процентом их жира в теле. Так для чего люди намеренно морят себя голодом? Чтобы их полюбили? Таким образом они пытаются заполучить нужное им внимание? Значит ли это, что в каком-то дурном свойстве, Анорексия — болезнь любви? На моих губах образовалась улыбка, больше похожая на измученную усмешку. Большего бреда я ещё никогда в жизни не выдумывал. Заснуть никак не получалось. В голове роилось слишком много мыслей, чтобы игнорировать каждую из них. Я не нашёл ничего лучше, чем предаться бесполезным воспоминаниям. Я ведь всегда был жизнерадостным мальчиком, несмотря ни на что, в любой ситуации на лице всё время светилась искренняя и детская улыбка, действия совершались без капли разумного осознания, я прыгал по лужам и смеялся тому, как весело отлетают брызги в разные стороны. Неусидчивый, забавный малыш, который вырос в странноватого юношу с разноцветными чулками и оптимистичным взглядом на жизнь сквозь призму розовых очков. Куда всё это исчезло? Где та беззаботная аура ребёнка, каким я оставался даже после совершеннолетия? В голову приходил лишь один единственный ответ — Джошуа Уильям Дан. В конечном результате мне пришлось позвать дежурную медсестру и попросить её ввести какое-нибудь успокоительное. Мысли слишком болезненно давили на мозг, и я больше не мог противиться им собственными усилиями. Женщина понимающе кивнула и ввела самое безопасное, что входило в список дозволенных в виду уже вводимых лекарств.

***

— Итак, мистер Джозеф, я доктор Уиттер, ваш лечащий врач. Думаю, вы догадываетесь, почему вы здесь. Я прав? — Точно. Но, понимаете, я не могу оставаться в больнице, сегодня мне нужно выписаться… По его неумолимому, даже строгому выражению лица казалось, что ничто не способно убедить заслуженного доктора медицинских наук в необходимости срочной выписки пациента, который балансировал между жизнью и смертью. Я и не думал отрицать, что нахожусь просто в отвратительном состоянии, но дней становилось всё меньше, и всё меньше шансов успеть вовремя. Я просто не мог позволить себе остаться хотя бы на ещё один чёртов день, даже если на кону стоит цена собственной жизни. — Как вы себя чувствуете? Что-нибудь беспокоит? — Голова немного болит, но это ничего страшного, у всех людей болит голова. Что, всех теперь в больницу класть? — по правде говоря, голова просто невыносимо раскалывалась, такое ощущение, будто по ней систематически ударяли тяжёлым молотом, или же барабанными палочками по установке, но я же не должен давать ему лишнего повода усомниться в моей абсолютной готовности покинуть пределы больничной палаты? — Пониженное давление, тахикардия, малокровие, подавленный иммунитет, низкая температура тела, желудочно-кишечный тракт работает просто на износ, и это если учитывать тот факт, что мы делаем всё возможное, чтобы облегчить ему работу. Вы можете себе представить, что произойдёт, если вы откажетесь от госпитализации? На данный момент вы не можете даже поесть, как нормальный человек. Пищеварительная система не справится даже с яблоком. И, что самое страшное, вы не только сами довели себя до такого состояния, вы продолжаете усердно копать себе могилу. — Мужчина выдержал тяжёлую паузу, изучая показатели на мониторе, будто стараясь сдержать что-то, что противоречило закону отношений между врачом и его пациентом, после продолжил уже более лояльным тоном: — Разумеется, мы не имеем права держать вас насильно. Но задайте вопрос самому себе: неужели вам совсем не хочется жить? Доктор снова вздохнул, сдавая позиции: он отыскал среди бумаг один единственный бланк и протянул его мне, закрепив на планшете. — Что ж, если вам совсем безразлично на себя, подписывайте. Постель можете оставлять нетронутой, а сорочку оставите на тумбочке, ваши вещи находятся в камере хранения. Всего хорошего, мистер Джозеф. И на этой нерадостной ноте разговор, стало быть, окончен. Я и не собирался его останавливать, потому что уже добился того, чего хотел, а большего мне и не нужно. Не отрицаю, я действительно рискую довести ситуацию до точки невозврата, но разве у меня есть выбор? Джош нуждается во мне больше, чем я нуждаюсь в сохранении собственного здоровья, так что всё предельно очевидно. Дождавшись, пока медсестра отключит все эти жуткие штуки (я больше не рисковал чрезмерной самостоятельностью), я с трудом поднялся с постели, не чувствуя своих ног вообще, и медленной, шаркающей походкой направился из палаты в сторону предполагаемой камеры хранения, маршрут которой любезно подсказала женщина в белом халате. Вероятно, я допускаю огромную ошибку. Даже сейчас очень сложно передвигаться, ноги словно не слушаются меня вовсе, кости неутолимо ломит и такое ощущение, будто с секунды на секунду я потеряю равновесие. Но у меня была цель, а цель делает любого человека сильнее и могущественнее. Мимо меня проходили врачи и медсёстры, а так же больные в таких же сорочках, некоторые из них даже не пытались скрыть своего полного ужаса взгляда в мою сторону: должно быть, они подумали, что у меня одна из раковых опухолей. На обратном пути я боролся со слабостью, боролся с ней и тогда, когда переодевался в джинсы и серую толстовку. Наклонившись вниз, чтобы завязать шнурки на кедах, перед глазами внезапно опустилась тяжёлая пелена, и только тогда я наконец понял, что меня действительно покинули жизненные силы. Смогу ли я вообще добраться до дома? — Может, я могу чем-то помочь? — знакомый женский голос очень к стати вырвал меня из размышлений. Потирая глаза тыльной стороной ладони, я пытался избавиться от размытости, после чего посмотрел на неё исподлобья и изобразил жалкое подобие улыбки. — Всё в порядке, просто набираюсь сил. Зачем пришли? Я уже выписываюсь. Словно прочитав мои мысли, доктор Блэк взяла мою руку и осторожно помогла выпрямить спину, после оступила на шаг и, наверное, осуждающе покачала головой, потому что прямо сейчас я казался жалким даже для самого себя. Разговора избежать не удастся. Я это сразу понял по тому, какую позу она приняла в следующую секунду. — Всё-таки ради какого важного дела вы готовы терпеть столько мучений? Что именно вы положили в противовес чаше собственного здоровья? Вы можете отрицать сколько угодно, но будьте честны хотя бы с самим собой. Я знала сотни таких, как вы, Тайлер. И никто из них не хотел смотреть правде в глаза. — Они… умерли? Я не хотел умирать. По крайней мере, такой смертью. По крайней мере, пока не увижу Джоша в последний раз. Пока моё сердце бьётся, хоть и на износ, я должен продолжать жить, вопреки всем неутешительным прогнозам. — Буквально неделю назад умерла пациентка. Остановилось сердце. Она спешила на поезд к своему возлюбленному, сорвала с себя катетеры и побежала по коридору, споткнулась и… К возлюбленному она не успела. Хотите посмотреть на себя со стороны? На этаже ещё несколько подобных случаев, а есть и те, кто в коме. Вот к чему приводят мечты, Тайлер. — Воцарилась напряжённая до предела тишина. Девушка больше не улыбалась, её лицо напоминало скорее траур, нежели чем что-то другое. Я внимательно слушал каждое её слово и по мере сказанного внутри зарождался дикий, ни с чем не спутываемый страх, страх за то, что то же самое в любой момент может настигнуть и меня самого. Вероятно, именно такую реакцию она и добивалась вызвать. Я даже не сразу заметил, как задержал дыхание. Жадно вдыхая ртом воздух, я старался не смотреть девушке в глаза, боялся, наверное, увидеть в них что-то, чего не знаю сам, но что навлечёт на меня неминуемое проклятие. Мне показалось, будто я нахожусь в самом центре нескончаемого, ужасного кошмара, из которого невозможно выбраться. — Нет, не хочу я ни на кого смотреть, — я сделал над собой большое усилие, чтобы противостоять безжалостной, провокационной контратаке, — Я буду в порядке, потому что нет у меня никакого расстройства пищевого поведения, я просто играл с вами, а вы и не заметили. И… мне действительно пора, спасибо за заботу! Быстро схватив рюкзак под мышку, я собирался выбежать в коридор, но доктор остановила меня за руку и насильно развернула к себе, почти умоляюще посмотрев прямо в мои глаза. — Тайлер, неужели вы не понимаете, что вы умираете?! Нет расстройства пищевого поведения? Отлично! Но ваш организм по-прежнему истощён! Я не могу просто отпустить вас, пожалуйста, останьтесь, позвольте помочь вам, Тайлер? Взгляните на себя — чудо, если протяните ещё неделю. Я знал, что за этим последует. Женщины привыкли брать эмоциями, особенно те женщины, которые занимаются психологией человека. Им ничего не стоит включить из себя слабую жертву и давить, давить на жалость, чтобы другие прониклись и стремглав сделали всё, о чём их просят! Почему никто в этом городе даже не пытается понять, на сколько важны мои цели? На сколько важен для меня человек, которого я лишусь совсем скоро? — Извините, — мне было нелегко отказывать ей после всего, что она сказала, но в то же время я не из тех людей, кто легко поддаётся на спекуляции, так что если ей больше нечего мне предложить — что ж, на том и распрощаемся. — Я ценю вашу заботу, но я просто не могу оставаться здесь сейчас. — Почему? Что может быть важнее жизни? Ответите на вопрос, и я больше не стану задерживать вас, честное слово. Пожалуйста. Мы можем поговорить об этом сейчас, пока не стало слишком поздно? Борясь с усталостью и нетерпением оказаться вдали от нагоняющего лишь тоску здания, я обвёл её встревоженное лицо взглядом и, нерешительно выдохнув, всё же вернулся к постели и сел на её край, мысленно подготавливая себя к неизбежному разговору. Мне не хотелось вызывать ещё больше недоумения и осуждений, но в то же время… я не хотел поступать с людьми так, как поступал с ними Джош, и поведение доктор Блэк казалось искренним переживанием за жизнь человека, которого она даже не знает. Какое-то время я молчал, потерянно уставившись в угол палаты, но после собрался с мыслями и рассказал ей буквально всё, ради чего всё же стоит жертвовать собой и по какой причине приходится жертвовать вообще. Всё время я следил за выражением её лица, следил за мгновенной реакцией, вызванной моими словами, и, по правде говоря, я впервые видел перед собой человека, который не спешил напомнить мне о том, какой я всё-таки неразумный идиот. Она слушала настолько внимательно, будто это было чем-то действительно важным, чем-то, что разрешило бы все её проблемы, а под конец опустила руки на колени и как-то неопределённо вздохнула. Мы смотрели друг другу в глаза будто целую жизнь, никто не решался прервать тишину. Я рассказал даже больше, чем нужно, и больше добавить было нечего. В конце концов, она слабо кивнула и, кусая губы, протянула руку вперёд, чтобы похлопать меня по плечу. — Признаюсь честно, это первый случай в моей практике, когда мне самой приходится сдерживать слёзы. Вы, молодой человек, разбиваете моё сердце. — Её губы изогнулись в нервной улыбке. — Как бы вы поступили на моём месте, доктор Блэк? Не знаю, может, я нуждался в совете квалифицированного человека. Она ведь наверняка знает гораздо больше, чем я, и кругозор её мыслей расходится на бо́льшее расстояние, мне же никогда не давалось линейное представление реальности. — Села бы в первое попавшееся такси и поехала к этому человеку до того, как он улетел бы. Сжала в объятиях и целовала бы так страстно, что от неожиданности у него захватило бы дух, так что на всё остальное у него просто не оставалось бы времени. Джозеф, вы его любите? Вопрос по-настоящему застал меня врасплох, я удивлённо вытаращил на неё широко раскрытые глаза и замялся, не зная, что ответить. Люблю ли я Джоша? Скорее, ненавижу. Ненавижу за то, что он такой мизантроп. Ненавижу за то, что он такой высокомерный. За то, что пренебрежительно относится ко всем, кто испытывает к нему тёплые чувства. Ненавижу за его твёрдое и непоколебимое решение свести счёты с жизнью в клинике «Дигнитас», совершенно наплевав на всех, кому он действительно дорог. Но ещё больше ненавижу Дана за то, что действительно испытываю к нему далеко не самую дружескую симпатию. — Невозможно любить человека, который добровольно заключил договор со смертью. — Ты обманщик, Тайлер Роберт Джозеф. Ты — жалкий обманщик. — И всё же невозможное — возможно. — Она выдержала буквально секунду, и после закончила неуверенным тоном, будто это решение далось ей чересчур тяжело: — Убирайтесь, Тайлер. Надевайте куртку и катитесь отсюда к чёртовой матери, ясно? Сделайте всё, что в ваших силах, но заставьте человека поверить в любовь. Она мне нравится.