— Доктор Лектер не строил гипотез. Он не верит ни в силлогистику, ни в синтез, ни в абсолют. — Во что же он верит? — В хаос. Но в хаос даже не надо верить. Он самоочевиден. «Ганнибал». Томас Харрис
***
Полтора года до поезда… Санса ехала уже в привычном автомобиле, слегка покачиваясь от напряжения и усталости. Самым большим ее желанием сейчас было — положить голову к кому-нибудь на плечо и заснуть часов на двенадцать. Только вот плечо, находившееся сейчас рядом с ней, меньше всего подходило для этой задачи. Болтон сидел прямо, по военному. На Сансу он почти не смотрел, взгляд его был направлен вперед на дорогу, несмотря на то, что следить за ней сейчас не было никакой нужды — шофер был дрессирован лучше, чем львы в цирке Баратеона и вел машину так, что она почти не дергалась даже на неровной дороге. Сансе не хотелось говорить, а уж тем более — петь, как того хотел Петир. Вечером, еще до выступления, в горле у нее поселился колючий ком, как подушка для иголок, он мешал даже глотать, не говоря уж про то, чтобы петь. Она делала все так как он просил, она играла, робела где-то глубоко внутри себя, но убедила себя, что это всего на один вечер. — Все мы постоянно играем роли, лисенок, — говорил он ей, пересчитывая деньги, добытые относительно честным путем в небольшом магазине возле трамвайной остановки. — И именно тот факт, что ты играешь, живешь в чужой шкуре, должен отучить тебя бояться чего либо. Не отождествляй свой страх с собой. — Я не понимаю… — Поймешь. Представь, — он взял ее за руки и развернул лицом к себе, так что их носы почти соприкасались. — Ты не несешь ответственности за все, что делает Алейна. Алейна — это не совсем ты. Она выглядит как ты, говорит как ты, но она не ты. Ты — это знакомая мне Санса. И мы с тобой будем создавать Алейну. По кирпичику, понимаешь? — Она не понимала, вернее не до конца понимала, но его глаза так лихорадочно блестели, что сомневаться в его словах было невозможно. Впрочем, как и всегда. — Петир, а ты тоже так делаешь когда боишься? — вырвалось у неё против её воли. Он редко тогда говорил с ней о собственных чувствах, гораздо больше они говорили про неё. Именно поэтому тот факт, что он вообще ей ответил, стал для неё столь неожиданным. — Ты ведь помнишь моё второе имя, так? — он улыбался, чуть лукаво. — Мне казалось, тебе оно не нравится, — ответила она с сомнением. — Это даже к лучшему, — сказал ей он. — Так я могу говорить себе, что все те вещи в моей жизни, за которые мне неловко, стыдно или страшно, делаю не я, а Мизинец. А какое мне дело, что делает этот другой, неприятный мне человек? Да и кроме этого, по правде сказать, редкостный засранец. — Санса даже опешила от такой неожиданной откровенности, по правде сказать, задавая этот вопрос, она не рассчитывала на честный ответ. Думала, что он в очередной раз отшутиться. — И часто такое случается? — спросила она, пытаясь вспомнить, когда на её памяти Петиру хоть раз было за что-то стыдно или страшно. Узнать про него, что он чего-то боится, было всё-равно что ткнуть зубочисткой в бетонную стену и обнаружить, что в стене вдруг оказалась дырка. — С тобой или вообще? «С тобой» — мысленно передразнила его Санса и усталость в ее голове уступила место злости, уже в который раз за вечер. Она делала все, все как он учил, чтобы снискать его чертово одобрение, хотя бы один взгляд, означающий, что он гордится ей и пока она использовала все собранные за последние четыре года навыки, он лапал за коленки какую-то другую вульгарную девку чуть старше ее самой. Она упорно гнала от себя мысль, что если бы рука этой дамочки не лежала на колене Петира, то она бы скорее всего не посчитала ее вульгарной, даже бы не обратила внимания. Но ненависть к полным красным губам, ровным зубам, большим карим, в общем-то красивым глазам и ироничной усмешке, поднимала голову ядовитой змеей. Больше, чем отомстить Петиру она хотела только как-нибудь насолить этой дамочке. Сделать это ей помешали остатки гордости, ей очень не хотелось, чтобы ее заподозрили в ревности, особенно — сам Петир. Слово «ревность» она старалась не произносить даже у себя в голове. Когда оно возникло там в первый раз, она раздраженно фыркнула сама на себя. Как можно ревновать Петира? Он всегда был с ней, днем и ночью, ей даже в голову не приходило, что он может быть чей-то еще помимо нее. И тут на нее свалилось осознание: «Ну не мог же он все четыре года, что вы были вместе, не иметь ничего с женщинами?». От этой мысли почему-то стало душно. Она списала это на отсутствие окон в гримерке. Практически весь этот долгий, на первый взгляд, мыслительный процесс, происходил пока какая-то девушка услужливо водила кисточкой у нее по лицу, а мистер Болтон за ее спиной суровым голосом, больше похожим на лай, отдавал команды кому-то из оркестра. Санса попыталась вспомнить видела ли она Петира с женщинами. Раньше она об этом не задумывалась скорее всего в силу того возраста, когда мужчины рядом еще не воспринимаются мужчинами. После того, что случилось с Нэдом, Петир во многом заменял ей отца. Но когда он в первый раз предложил выдать ее за собственную дочь она почему-то воспротивилась. Кажется теперь стало понятно почему. Дочь. Он всегда видел в ней кого-то вроде дочери. Даже имя дал как у собственной матери — Алейна. В носу защипало, она с трудом подавила желание всхлипнуть, было в общем-то даже все-равно на людей вокруг нее, но она понимала, что тушь, растекшаяся по лицу не прибавит ей красоты на сцене. А ей еще надо было смотреть на него, как он сидит там рядом с ней, пока она держит руку у него на коленке. Не потому ли он отправил ее с Русе одну? Может это вовсе не Русе этого захотел, а ему наконец захотелось избавиться от нее, чтобы провести время в свое удовольствие? Он наверняка знал, что здесь будет много красивых, ухоженных, как он любил говорить, женщин. Это был не только ее, это был и его шанс и он не хотел его упускать. Она только мешала, она все время ему мешала. — Минута до выхода, — пробасил кто-то над ухом. Санса, погруженная в свои мысли, с трудом узнала голос Русе Болтона. — Приготовься, — сказал он уже чуть мягче. — Тебя уже объявляют. Она не должна была думать об этом. Только не сейчас, иначе она не сможет вымолвить ни слова, стоя на этой сцене. Это будет последним ударом за сегодня, видеть его разочарованный взгляд будет так же плохо, как и его руку на чужом колене. Это она сегодня так должна смотреть на него. С презрением. Она вышла на сцену с твердым намерением не смотреть на него. Если бы она снова увидела, что он говорит с ней, с этой накрашенной проституткой, она бы точно разрыдалась на глазах у всего клуба. И была еще одна вещь, которую она решила, когда перед ней откидывали тяжелую портьеру, отделяющую гримерку от сцены. Она поедет с Русе.***
За 5 лет до поезда… — Так-так, лисенок. Что это ты тут делаешь? Ночь — время голодных волков, а не маленьких рыжих лисят. И, кажется, кто-то тут зря выбрался из норы. Санса даже перестала плакать. Просто замерла, тихо, как мышь, будто надеясь, что этот человек потеряет ее в темноте. — Я тебя вижу, даже не пытайся, — он словно услышал ее мысли и не успела она опомниться, как он взял ее за плечи и практически поднял с пола, заглядывая в глаза. — Испугалась? — Вас — нет, — сказала она, пытаясь не шмыгать носом. — Просто… вдруг резко стало темно и все куда-то исчезли. — И ты решила пойти всех отыскать? Какая отважная, — его глаза смеялись в тусклом свете луны, лившимся из мутного от грязи окна. Санса невольно зарделась. В текущей ситуации ни один человек не назвал бы ее отважной, Арья-то и вовсе бы припоминала ей случившееся до конца ее дней. Да ещё всем бы рассказала про то, как ее сестра протёрла коленями все полы в поезде. — Я подумала, вдруг им нужна помощь, — сказала Санса уже чуть более твердым голосом. Страшно больше не было, её же назвали отважной, после этого бояться было уже нельзя. Двуликий улыбался, глядя на неё почти с гордостью, как ей показалось. — Давай подождем их у меня в купе. — А мне можно с Вами? — с сомнением сказала Санса, вспоминая как странно реагировал на этого человека отец. Возможно, за нахождение у него в купе ей бы попало куда больше, чем за самовольный вояж по поезду на коленях. — А кто тебе запретит? — он держал ее за руку, практически без усилий, чтобы его никак нельзя было заподозрить в принуждении, направляясь по темному коридору в противоположную сторону от той, откуда пришла, вернее приползла, Санса. — Или ты боишься? — Вас я не боюсь, — сказала Санса скорее пытаясь убедить в этом себя, чем его. — Ты совсем не знаешь меня, лисенок, — шелестел в темноте его голос. — У тебя еще будет время испугаться.***
Полтора года до поезда… Петира мутило, в салоне автомобиля казалось слишком пахло бензином и потом шофера, постоянно к тому же шмыгающего носом. В остальном шофер не отвлекал, как хорошо обученный лакей сидел за перегородкой и делал вид, что его не существует. Даже интересно немного стало, это Джейни его так надрессировала? Откуда вообще у Джейни есть деньги на личного шофера? — Вы замужем? — пьяно спросил Петир, тихо икнув. Будто бы эта информация могла что-то изменить в сложившейся ситуации. Джейни усмехнулась. Она вдруг стала казаться ему старше в этой машине. Только идиот бы с первых минут не понял, что она куда старше, чем выглядит. Она вела свою игру слишком умело. — Вам действительно следовало бы пить поменьше, мистер Бейлиш. Если бы вы были увлечены мной, так же, как и поглощением виски, вы бы запомнили мой отрицательный ответ. — Я был увлечен вами не меньше, — заплетающимся языком возразил он. — Вы прекрасно дополняли виски. — Серьезно? — она театрально вскинула брови, снова закуривая через мундштук. — Мне казалось, больше всего из женщин в зале вы были увлечены Алейной. Петира бросило в жар. Он решил, что сегодня вечером он больше не коснется этой темы. Будь его воля, не коснулся бы вообще никогда, но он прекрасно осознавал, что придется. Если, конечно, после всего сегодняшнего он не предпочтет трусливое бегство на первом утреннем поезде, чтобы не видеть какими глазами с утра на него посмотрит Санса. Но тогда получается, что все сегодняшнее было… зря? Можно ли было это допустить? Можно ли было в придачу к будущему потерять еще и Сансу? И все за один вечер. Если, конечно, он еще ее не потерял. — Рабочие моменты, — он улыбнулся Джейни насколько хватало его обаяния. Хоть один вечер, последний вечер, мысли о Сансе не должны испортить ему общество другой женщины. Было просто необходимо забыться, почувствовать как мягко и податливо будет ее тело, как требовательны губы. В погоне за деньгами и славой он уже стал забывать свое главное увлечение в этой жизни — женщин. Он медленно сжал ее колено, не отрывая от нее взгляда, чуть коснувшись языком своей нижней губы. Обычно на женщин это работало хорошо, а на тех женщин, которым он нравился — безотказно. Она улыбалась, призывно, с какой-то насмешкой, повод которой был известен одной ей. Петира это заводило, хотелось непременно поиграть с ней словами, прежде чем можно было бы поиграть языками, уже совершенно в другом смысле. С Сансой никогда не было так, Санса не играла. Вернее, сегодня вечером она очень даже играла. Но только не с ним. Она никогда не играла с ним. Хотелось ли ему этого? Наверное нет, тогда все было бы еще сложнее, еще в сто раз сложнее, хотя казалось бы куда уж. Если бы она отпустила в его сторону несколько таких же взглядов как Джейни, так же провела туфелькой по внутренней стороне бедра, так же призывно дохнула ему в ухо это сладкое «Пойдем»… Только застрелиться бы тогда оставалось, честное слово. — Ну сейчас ваша работа закончилась, не так ли? — Джейни совершенно не собиралась играть скромность. Ее правая рука сама уже атаковала Петира выше колена. Таким беспардонным образом его еще женщины не соблазняли, конечно. Будь он немного трезвее, он бы даже насторожился. — Вы пришли к заслуженному триумфу, пришло время расслабиться. — Наоборот, моя дорогая. Я никогда не был так напряжен как с вами, — Петир мягко направил ее руку еще выше от своего колена, вызвав на лице Джейни еще более соблазнительную улыбку. — И не стыдно вам вытворять такое с уставшим мужчиной? — Только если я вижу, что это приносит большее удовольствие, чем отдых, — ее рука нашла правильное положение, заданное Петиром и не собиралась оттуда отодвигаться. Петир почувствовал, как дышать стало тяжелее. От Джейни пахло сигаретами, совсем немного виски и сладкими духами. Петиру нравился этот запах, но запах бензина и немного шофера — отвлекал. Виски немилосердно плескался в пустом желудке, на каждой кочке грозясь выплеснуться наружу. В паху ныло, тут он Джейни не соврал. Хотелось избавиться от всего этого, от виски в желудке, от напряжения в паху, от тошнотворного запаха в машине и кажется даже от Джейни. Только без нее избавиться от напряжения в паху было бы куда сложнее. Впрочем, он еще надеялся, что это поможет ему не думать те самые непростительные мысли, которые вспышками возникали в мозгу пару раз, когда он снимал напряжение самостоятельно. Сегодня эти вспышки грозили быть еще более яркими и еще более стыдными. Сегодня он имел на них меньше всего прав. Он держит в одной руке чемодан, в другой руке — маленькую, тоньше ручки чемодана, руку. Детскую руку. Рука все время пытается выскользнуть, он слышит тихий, сдерживаемый плач. И ничего не чувствует, ни жалости, ни сострадания. Только легкое, как паутинка сомнение, а правильно ли он сделал, что не бросил девчонку. Он встает ночью, чтобы выпить воды. Отвратительный мотель, кран прокручивается впустую с душераздирающим скрипом, придется идти на улицу. Возвращается и чуть не спотыкается об нее. Сидит под дверью, плачет. Думала, он ее бросил. Не может успокоить ее целый час. Тогда в первый раз вообще начал ее успокаивать. Воды так и не попил. Днем была безобразная перестрелка на вокзале. Мимо пронесли несколько трупов, накрытых промокшими от крови тряпками. Ночью проснулся от того, что почувствовал, что одеяла не хватает. Лежала рядом. С краю, в ногах, как собака преданная. Одеяло только случайно стянула. И эта проклятая ночь, эта проклятая перестрелка, стала причиной того, что теперь он не могу уснуть по ночам. Она нашла спасение, в нем. Он нашел проклятие. «Да что с тобой такое? Это просто секс, как сто раз до этого и сто раз после. С каких пор ты стал таким разборчивым? Девочка очевидно все понимает и сама хочет». «Девочка» тем временем уже сладко шептала ему на ухо, не обращая внимания на шофера, какие-то пошлости. Бейлиш уже не понимал, что именно. Хотелось на воздух. Он потянулся к окну и лихорадочно дергая ручку приоткрыл его. Стало гораздо легче. Руки мисс Пуль были уже везде, даже забрались ему под рубашку, поглаживали дорожку волос, спускающуюся вниз живота, он чувствовал, что и там они задержатся ненадолго. — Откуда это все у Вас? — спросил он, сам не зная зачем. Неужели он настолько идиот или импотент, что ему действительно сейчас было это интересно? — Какое из моих достоинств заслужило Ваше столь пристальное внимание? — промурлыкала Джейни, не переставая массировать выпуклость на его брюках. Голос Петира хрипел. — Машина, шофер. Никогда не читал Вашу фамилию в газетах. Значит, у Вас небогатая семья. Мужа тоже нет. Откуда это все? — Считаете женщина не способна разбогатеть? — Считаю способна, но иными путями, чем мужчина. — Ваши намеки становятся слишком неприличными, даже учитывая то, в каком положении мы сейчас находимся. — Ох, нет, Вы меня неправильно поняли, — она как раз поняла его правильно, но его мысли не поспевали за развязанным пьяным языком. Блядсий виски. — Не извиняйтесь, — она снова все поняла. То, какая она была проницательная начинало даже немного бесить. — То, о чем вы подумали, это самый простой для женщины путь. Неудивительно, что многие выбирают именно его. — Но не Вы? — его рука плавно, почти интеллигентно подбиралась к ее груди. Ему показалось, что дышать она стала чаще. — Тешите себя мыслью, что нашли что-то особенное? — она улыбалась ему жемчужными ровными зубами, будто бы сошла с рекламы зубной пасты. — Мне следовало бы догадаться, что это и есть Ваше хобби — находить особенное там, где его нет. Петир был пьян, но не настолько, чтобы не понять куда она клонит. — А вот теперь уже Ваши намеки становятся неприличными. — Вы правда считаете ее особенной? — Джейни казалось не обращала внимание на то, где были руки Петира, но свою не опускала, хотя его начало охватывать смутное впечатление, что главным фокусом ее внимания уже перестал быть его болезненно ноющий член. — Это вопрос, над которым мне бы хотелось размышлять трезвым. — Почему Вы привезли ее сюда? — Джейни можно было бы заподозрить в ревности, но Петир был не настолько наивен, чтобы это сделать. Возможно, если бы он выпил чуть меньше, он бы лучше держал язык за зубами. Но Джейни чувствовала какие вопросы стоило задавать. Впервые ему показалось, что секс с женщиной может быть опасным. Возможно просто до этого ему не представлялось возможности переспать с настолько умной женщиной, умные обычно обходили его стороной. — Она… Она хорошо поет. Вы же слышали сегодня, Вы не согласны? — Многие люди хорошо поют, кто-то хорошо танцует, кто-то играет на скрипке, это все не имеет никакого значения, — голос Джейни становился требовательным, указательный палец правой руки проскользнул под ремень его брюк, что точно не прибавило ясности его уму. — Это не объясняет того, почему Вы возитесь именно с ней. — Мы — дальние родственники. — Должно быть, не такие уж и дальние, — рука Джейни уже полностью скрылась в его брюках. — Раз Вы так за нее сегодня переживали. — Я не переживал. — Когда мне про Вас рассказывали, у меня сложилось впечатление, что врете Вы лучше. — Кто рассказывал? — мозг ненадолго включился, чтобы тут же погаснуть. — Вы хотите поговорить об этом сейчас? — Джейни обхватила его член так неожиданно, что он охнул и прикрыл глаза, тут же забыв свой предыдущий вопрос. — Пытался вести светскую беседу, — выдохнул он машинально, полностью сосредоточившись на ощущениях ниже пояса, невольно сползая вниз по сиденью. — Не отвлекайтесь, — дохнула она ему в ухо.***
Машина наконец остановилась у уже знакомого ей особняка. В темноте он казался куда мрачнее, возможно из-за того, что свет горел только в двух окнах из где-то двадцати. Интересно, он приказывает слугам ложиться так рано, чтобы экономить свет или они не хотят лишний раз встречаться с хозяином? Болтон больше не казался ей таким опасным, как при встрече. Ей даже в какой-то момент показалось, что он и вовсе утратил к ней интерес. Он разговаривал с кем угодно, только не с ней. У Сансы даже мелькнула мысль, а не пожаловаться ли сейчас на усталость и не отправиться ли к себе в комнату. Даже если Петир вернется до утра, он не узнает когда она оказалась у себя. А она не собиралась ему говорить. Ей обязательно хотелось, чтобы он знал, что она провела вечер не хуже него, что на нее обращали внимания и уж точно ей не хотелось, чтобы он думал, что она ревнует. Сделает вид, что вовсе не заметила его отсутствия. — Отнесите этот виски в мою гостиную, — сказал Болтон кому-то у нее за спиной. — И принесите фрукты и морепродукты. Бутылку охладить, ясно? Для дамы вино. — Как скажете, мистер Болтон, — услышала Санса откуда-то сбоку и поняла, что отпроситься спать вряд ли удастся, придется некоторое время поразвлекать Русе разговорами и возможно еще парой песен. Петир научил ее, что договор нужно выполнять. Формально, никаких претензий быть не должно. Нужно просто искать лазейки в своих интересах. Они же не договаривались как долго Санса будет угождать Русе своим обществом. Да и сил протестовать у нее уже не оставалось. Она справлялась с обществом взрослых мужчин весь вечер, держала лицо, ей даже, кажется, удалось понравиться кому-то из них. И только чертов Бейлиш всегда видел в ней ребенка, девочку, беззащитную, пугливую, слабую. Не нужна ей его защита, пусть развлекается там со своей шлюхой, если ему так нужно, — зло думала Санса. — Еще и советы начал давать, «напои его», берд какой-то. Решил привлечь к себе внимание, старый надутый индюк. Она же ненамного старше меня, — думала Санса, пока Болтон вел ее по темным коридорам пустующего поместья, даже не особо обращая внимание, куда именно они шли. — Почему с ней ему интересно, а со мной — нет? Неужели я такая глупая? Идиотка, при чем тут глупая? — отвечал ей голос в голове, принадлежавший совсем не ей. — Ты видела как она на него смотрела? Как бодро разместила руку у него на коленке. Ты бы так смогла? Ты же трясешься от страха прежде чем спросить его что-нибудь или подойти поближе. Краснеешь даже когда он смотрит просто на тебя дольше чем пять секунд, одобрения его постоянно ищешь. Как собачка, ей богу. Что для него в тебе может быть интересного? Я талантливая! — спорила сама с собой Санса. — Он сразу это понял, еще тогда в поезде! Это он тебе так сказал, — пищал комариный голосок. — Ты никогда не узнаешь о чем он думал на самом деле. За всеми этими размышлениями она не заметила как они пришли в гостинную. Санса тут раньше не была, для случайных гостей в доме были отведены другие помещения. На столе уже стояли фрукты и креветки, в ведре со льдом охлаждалась бутылка виски. Приватная гостиная была немного отделена от спальни самого хозяина одним лишь пологом, похожим на тот, который отделял сцену от гримерки в клубе самого Болтона. В другое время Санса бы нашла это несколько символичным. Болтон галантно препроводил ее, все еще находящуюся в состоянии легкой прострации, на один из диванов и принялся театрально зажигать свечи в латунных тройных подсвечниках, стоящих почти на всех горизонтальных поверхностях комнаты. — Вы будете вино или виски, мисс Стоун? — Болтон говорил где-то у нее за спиной, чиркая зажигалкой. Санса открыла было рот, чтобы привычно попросить чаю или воды, но тут на нее снова накатили свежие воспоминания. «Напои его» — эхом прозвучало у нее в голове. — «Проси еще и еще и выливай куда-нибудь пока он не видит. Поняла?!» А может я и сама хочу напиться сегодня? — вдруг упрямо подумалось ей. — Не могу больше слышать все эти нотации, я сама уже взрослая и могу за себя постоять. Она откинулась на спинку дивана и максимально кокетливым голосом, который она могла выдать в этой ситуации сказала: — Вина, пожалуйста. Болтон тихо усмехнулся у нее за спиной, она потянулась к блюду с фруктами, ухватив большое красное яблоко твердо решив, что не даст больше Петиру поводов считать ее маленьким несамостоятельным ребенком. За звоном бокалов и мыслями о новообретенной свободе от Петира и собственной самостоятельности она не услышала как тихо повернулся ключ в двери гостинной и как он так же незаметно исчез в нагрудном кармане Русе Болтона. *** Петира чуть подташнивало, но это уже не играло никакой роли. Виски хоть и вызывал тошноту, но служил душевной анестезией, позволяющей ему сейчас шарить руками под чужим платьем вместо самоуничижений. Джейни в это время шептала ему в ухо какие-то влажные глупости. Петир в очередной раз слабо удивился тому, каким же он может быть пьяным животным, как легко он потерял контроль над собой и над ситуацией. Хорошо, что у него хватало ума не напиваться так сильно рядом с Сансой, еще неизвестно чем это могло бы закончиться. И чем же? — спросил он у самого себя, пропуская между пальцев призывно торчащий сосок Джейни Пуль, вызывая у той новой поток словоизлияний прямо в его горевшее ухо. — Если повезло бы — уснул бы пьяный там где сидел. Было бы стыдно, конечно, перед девчонкой, но это пустяки. Хуже всего было бы проснуться и осознать, что натворил нечто непоправимое, что все уже не будет так как прежде. Что он не сможет к себе относиться так, как прежде. Хотя, можно привычно было сказать себе, что это сделал не он, а Мизинец. С ней это не получалось. С годами Мизинец прятался все дальше в ее обществе, предоставляя Петиру право разбираться с ней самому. Он чувствовал себя чрезвычайно глупо, но нужно было как-то отвлечься от всего этого, запахов, тошноты, вспышек в голове. Он редко предавался воспоминаниям, но сейчас, будто назло, все это вставало перед глазами как кадры кинохроники в дешевом прокуренном кинозале. The ones she had lost and the ones she had found And the ones who had loved her the most Санса пела эти строки перед замершим от благоговейного восторга залом и смотрела только на него так, будто бы уже знала, что он натворил. Он боялся, что завтра утром она снова посмотрит на него именно так. Нет, нельзя думать об этом, только не здесь, не сейчас. Он судорожно, до боли в пальцах, сжал бедро Джейни Пуль. Кажется, она даже ахнула, и совсем не от возбуждения. Руки ее задвигались проворнее, он начал задирать на ней платье, торопливо, будто решив нагнать все то время, которое потерял с момента отъезда из клуба. Свободной от платья рукой он снова нашел грудь, маленькую, упругую, такую, какой она и должна была быть, какой он себе представлял, представляя не эту. Совсем не эту. Петир коротко взглянул на свою спутницу снизу вверх, так было удобнее расправляться с платьем. Она усмехалась, глядя на него, снисходительно, как на щенка, а потом взяла и провела рукой у него по голове, будто похвалила за что-то. На Петира вдруг камнем свалилось озарение. Она знала. Она видела эти вспышки в его голове так же хорошо, как и его самого. Видела в его неловких вопросах, жестах, бегающих глазах. Чувствовала в дыхании, в парах виски, в его стоящем члене. Не на нее стоящем, она же не идиотка. Потому и гладила его по голове жалеючи, вела за руку, не сопротивлялась и не жеманилась когда он руки ей под платье запускал. Накатил гнев, На себя, на идиота такого, на Болтона, на Джейни Пуль, на всех этих Амберов-Гловеров, а в первую очередь — на нее, упрямую, негодную, не желающую слушать, слабую, трусливую… И эта усмешка мисс Пуль. Она видела его слабость, его никчемность. Он точно знал, что не сможет больше смотреть на это выражение на ее лице. Резко, зло, он нагнулся вперед, к ее лицу, не закрывая глаз и наткнулся ее горячие, горьковатые губы, укусил их, до крови, по пьяному нелепо, будто мстил за те губы, которые не целовал. Джейни закрыла глаза почти сразу же, шумно вздохнула. Видно было, что ей нравится, она сразу вся как будто стала мягче, сама пристраиваясь ему в руки. Он не закрывал глаз, становясь с каждой секундой все напористее и агрессивнее. Петир очень хотел быть нежным в такие минуты, но выходило что-то животное, злое. То, что в кривом зеркале паров виски и сигарет можно было принять за страсть. Он услышал, будто со стороны, треск платья Джейни. Его руки наконец добрались туда, куда стремились. Там, в отличие от всего остального за сегодняшний вечер, все было неподдельно мокро и толковалось вполне однозначно — она хотела его, прямо здесь, невзирая на обстоятельства. В голове что-то спуталось, глаза невольно прикрылись, даже это нелепый поцелуй стал чуть менее нелепым, более размеренным, вдумчивым. Ее рука тоже заново нашла крайнюю точку, к которой стремилась, обхватила правильно, так как надо, хорошая девочка. Рука была маленькой, с тонкими хрупкими пальчиками. Нельзя было об этом думать. Рубашка на спине промокла, приклеилась к сиденью даже сквозь пиджак, вокруг громче шума мотора, были только их влажные звуки, как только шофер до сих пор не остановил, ее запах заполнил все, в нем стали пробиваться какие-то знакомые нотки, за которые вопреки желанию цеплялось сознание. Она отстранилась, делая паузу в поцелуях, пытаясь сделать вдох, при этом рука ее начала работать даже быстрее. Он машинально уткнулся носом в влажный висок, почувствовал как волосы защекотали нос, как защипало губы и выдохнул: — Санса… И даже не сразу понял, что рука, находящаяся в брюках, больше не двигается. — Вот значит как ее зовут. А-то все Алейна да Алейна. — Что? — Спасибо, что представили мне свою загадочную спутницу. Хотя, полагаю, это нужно было сделать чуть пораньше. — Я… Нет, Вы не так поняли. — Вы уже говорили это сегодня. И мы оба знаем, что поняла я правильно в обоих случаях. Петир замер, беспомощно открывая и закрывая рот, как огромная рыба. Рука Джейни уже находилась вне его брюк, но он свои не убрал, будто бы вообще забыл об их существовании. Машина снова подпрыгнула на неровной дороге и Бейлиш вдруг особо остро почувствовал тошноту. — Мы можем остановиться? — обратился он к равнодушному, кроме того, наверное еще и слепому водителю за перегородкой. — Мне нужно на воздух. Водитель молча сбросил скорость и основательно напылив затормозил у обочины. Бейлиш вывалился из машины кубарем на ходу застегивая штаны. Джейни же наоборот вышла, полная достоинства, изящно одной рукой оправив платье. В руках ее откуда-то появился уже привычный мундштук, в который она демонстративно равнодушно пристроила сигарету. Вокруг была жухлая, серая от пыли трава, пара жидких деревец и звездное небо. Дорога казалось необитаемой, глухонемой водитель мисс Пуль был не в счет. — Русе говорил, что девчонка, скорее всего, вовсе никакая не Алейна, но не стал вникать, ему в общем-то все равно кто она, — дохнула она дымом не глядя на Бейлиша. — Я что-то не понял, — он растерянно хлопал глазами как спросонья, пытаюсь вернуть уплывающему зрению фокус, силуэт Дженни терялся в пыли. — Вы сегодня подозрительно часто произносите эту фразу. Странно, Русе говорил, что Вы сообразительный. — Русе… говорил с Вами обо мне? — Вы действительно считаете себя настолько привлекательным, чтобы я в первые несколько минут знакомства прямо в ресторане попыталась залезть к вам в штаны? — словно подтверждая свои слова, достала платок и начала демонстративно тереть ладонь. Петиру вдруг стало по-мальчишески обидно. — Вообще-то Вы не казались сильно недовольной, когда в ваши «штаны», — он выделил это слово голосом, — попытался залезть я. — Вы мне нравитесь, мистер Бейлиш, но я не настолько себя не уважаю, чтобы заниматься сексом с человеком, который представляет на моем месте другую женщину. — Это Ваши догадки, мисс Пуль. Я просто пьян и… — Я, конечно, еще юная незамужняя девушка, но не идиотка, Бейлиш, — с неожиданной злобой выпалила она, сверкнув глазами, даже забыв прибавить приличное уважительное «мистер». Пыль оседала и ему удалось различить какое-то новое выражение на ее лице. Горечь? Разочарование? — Я все видела. — Вам показалось. — Интересно. И что же мне показалось? — Неужели это ревность, мисс Пуль? — Петир вдруг снова почувствовал себя в привычной роли рокового соблазнителя, решив увести все в шутку. — Вы ревнуете меня к собственной племяннице? — Мы оба знаем, что никакая она вам не племянница. — Допустим. Но Вы все равно ревнуете. — Вам никогда не приходило в голову, Бейлиш, что мир вращается не только вокруг вас? — Приходило. Слава богам, ненадолго. Довольно быстро отпускало. — Так что, — она пропустила его колкость мимо ушей, направившись дальше от машины, чуть на расстоянии от Бейлиша. Он последовал за ней, — Вы больше не переживаете за девочку? — Что за провокации, мисс Пуль? — Как вы думаете, почему я тут? — Очевидно, Вас попросил Русе. — Неглубоко копаете, Бейлиш. Думайте дальше. — Вы же сказали, я Вам не нравлюсь. Остались еще какие-то варианты или признаетесь, что соврали насчет первого? Светлое платье Джейни было в пыли, его брюки и ботинки тоже, черная в цвет неба машина уже совсем слабо виднелась в темноте возле дороги, а они все шли дальше от нее. — То, что вы — идиот, не отменяет того, что вы мне нравитесь. — Спасибо и на этом, — буркнул он, спотыкаясь о какой-то корень. — Почему я здесь, Бейлиш? — У меня кончились версии. — Почему я согласилась на это до того, как увидела вас? Предчувствовала, что вы мне понравитесь? — Вам так нравится играть со мной в угадайку? В машине эта игра мне нравилась больше. — Мы не можем играть в эту игру в машине. Водитель хоть и притворяется глухонемым, все внимательно слушает и так же внимательно докладывает. Видимо на воздухе мозги стали чуть проясняться, даже тошнота на время отступила. — Русе вас заставил? — Браво. Дальше сами продолжите или вам снова требуется все разжевать? — Значит эти деньги… Вы на него работаете? — В должности штатной шлюхи? Боюсь, этот род деятельности нельзя внести в налоговую декларацию. А Русе у нас — человек честный во всем, по крайней мере, что касается налогов. — Но деньги Вам дает он. — Это не мои деньги. Не мой шофер, не моя машина. Это реквизит. — Реквизит для чего? — Бейлиш ненавидел чувствовать себя тупым, тем более рядом с красивой женщиной. Уже в который раз за сегодня он поклялся, что после сегодняшнего пить будет только зеленый чай. - Для вас. Бейлиш остановился от удивления, Джейни даже не обернулась. — Ну что, начало доходить? — она тоже остановилась, присев на поваленное дерево. В своем дорогом кремовом платье и туфлях на каблуке она выглядела тут по меньшей мере чужеродно. — Кажется не совсем, — сдался Петир. Джейни схватилась за голову. — Где бы ты сейчас был, если бы я тебя не увезла? — спросила она подчеркнуто спокойно, будто беседуя с очень трудным ребенком. — Ну… В клубе еще недолго, потом поехал бы в поместье. — Русе понимал, что как только выступление кончится, ваш договор не будет стоить ничего. Что ты будешь пытаться увести девчонку, придумал какой-нибудь псевдогениальный план, чтобы снова выглядеть героем в ее глазах и не выглядеть дерьмом в своих. Так ведь? — Петир едва заметно покраснел. Было неприятно, что Болтон так легко прочитал все замыслы Петира буквально за несколько минут за бокалом виски и помимо того еще и обсуждал это с Джейни. — Я не собирался нарушать договор. — Ты готов был отдать ее Русе? — Я этого не говорил, — возмутился Бейлиш. — Тебя нужно было убрать. Так, чтобы девчонка не хотела больше слушать тебя, чтобы возненавидела. А потом — возненавидела еще больше за то, что ты ее продал. Улавливаешь мысль? Петир улавливал. В голове стремительно яснело от прохладного ночного воздуха. — Он… хочет оставить Сансу себе? — сказал он и внутренне похолодел от этой мысли. — Ну если только как военный трофей. Скорее всего он даже поселит ее вместо со мной, будет проезжать мимо и упиваться своей гениальностью. — Я не понимаю, зачем она ему? — А зачем она тебе? — устало выдохнула ему в лицо Джейни и зашелестела в складках платья в поисках новой сигареты, которую ловко достала из декольте. — Ему не нужна она, ему нужен ты. Петир мрачно хихикнул. Тогда Джейни посмотрела на него таким взглядом, что желание смеяться у него тут же пропало. Где-то сверху, завершая мрачность картины, ухнула сова. — Он хочет прибить мою голову рядом с кабаньей на стену? И любоваться при свете луны? — спросил он как мог серьезно. Огонек зажигалки на мгновение осветил лицо Джейни пока она прикуривала новую сигарету. Ветер снова поднял пыль, заставляя Петира спрятать лицо в полы пиджака, запахнув его плотнее. Со стороны дороги требовательно просигналила машина, кажется скоро водитель должен был пуститься на их поиски. Ее тон был холоднее степного ветра. — Он хочет уничтожить вас. Так же, как уничтожил меня и Теона.