Я хочу

Мир остановился, перевернулся, расцвел и закружился вокруг маленькой Джоан Харрингтон. Брайан был на седьмом небе. Чед - разве что не выше. Мужчина внезапно понял, что никогда раньше не слышал от своего омеги таких слов как «солнышко» или «зайчик». И хоть сейчас они звучали очень непривычно, сложно было называть Джоан как-нибудь по-другому. При одном только взгляде на нее в душе не оставалось ничего кроме бесконечной нежности, а на лицо беспощадно лезла широченная счастливая улыбка. Дочка всегда улыбалась в ответ, заинтересованно раскрыв свои огромные глазищи цвета горького шоколада. Их она унаследовала от отца-беты, как и черные волосы; даже смуглая кожа с различимым красноватым оттенком была всего на полтона светлее, чем у Чеда. Поначалу, он задумывался: а не коробит ли Брайана то, что родной ребенок совсем на него не похож? Но нет, Брайана ничуть не коробило. Омега даже частенько подшучивал на эту тему вслед за Гарри: мол, «дочь вождя краснокожих», чего можно было ждать? А однажды, заикнулся о том, что еще успеет наследить во внешности остальных детей. Сказать, что Чед такому заявлению удивился - не сказать ничего. Он и представить себе не мог, как один раз родив без наркоза, можно решиться на второй, ибо как никто, знал, сколько швов наложили Брайану после, и как долго омега не мог толком ходить, не говоря уж о чем-то более серьезном. Конечно, это тогда не имело для него никакого значения по сравнению с сокровищем, которое Брайан даже из рук выпускал очень неохотно, но... все же. Страхи Брайана остались далеко позади. Исчезли без следа. Омега целыми днями смотрел на свою здоровенькую дочку и просто не мог не поверить в собственную самодостаточность. Он не рассказал Чеду о том, что на следующий день после ее рождения снова видел сон, где Джонни сидел в песочнице и плакал. Но на этот раз Брайан смог поднять его на руки, и мальчик сразу же притих, умиротворенно цепляясь за отцовскую одежду. Омега закрыл глаза, прижимая ребенка к груди, ощущая его тепло и приятную тяжесть. А когда открыл - увидел, что держит уже не Джона, а новорожденную дочку. Наверное, именно поэтому Брайан не стал возражать, когда Чед осторожно заметил, что «Джоан Брианна Харрингтон» звучит совсем неплохо. Да, Брайан действительно был на седьмом небе. «У меня дочка!» - повторял он про себя всю первую неделю. И мысль эта приводила в полнейший восторг, хоть он никогда и не предполагал, что жизнь решит сыграть с ним такую же шутку как с его родителями. Но, в конце концов, если отец смог вырастить из Рэйчел нормальную девушку, которая потом без особых проблем вышла замуж и даже организовала ему внучка, то и у Брайана должно получиться. Он уделял Джоан все свободное время, при этом стараясь не терять рассудок и хотя бы несколько часов в день оставлять на рабочие обязанности, тем более что дела конюшни резко пошли в гору после весьма удачного выступления Эндрю и Орла на соревнованиях. Во всяком случае, жеребца заметили потенциальные покупатели и начали к нему присматриваться - главное теперь было не опускать планку. Эндрю относился к задаче со всей серьезностью и, в общем-то, был хорош как жокей. Говоря совсем откровенно, чтобы лезть в конный спорт с головой (как Брайан и Эндрю одно время мечтали), выходить замуж и уж тем более рожать детей, обоим было категорически нельзя - хотя бы потому, что голова теперь просто не могла полностью забиться лошадьми. Поэтому с головой никто туда не лез и не порывался. Все происходило на высоком уровне, но не было ни для кого основной жизненной целью. Так что Брайан не видел веских причин не задумываться о втором ребенке и даже за фигуру больше не опасался: основная часть веса, набранного за время беременности, исчезла еще в роддоме, а остатки сами собой рассосались в течение месяца. На коже, конечно, остались растяжки, но их было совсем немного, и Брайан отлично знал, что у многих других омег и женщин дела с этим обстоят намного хуже. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что молоко очень быстро закончилось, а значит, вернулись и течки. Конечно, как и полагалось, они сделались в два раза реже, а Брайан снова мог справляться с ними без помощи мужа... но хуже всего было в ситуации то, что он этой помощи и не хотел: после рождения дочери стало совсем не до секса. Чед мог там себе хотеть все что угодно, а Брайан хотел лечь и уснуть: может, в его объятиях, но уснуть! Чтобы через пару часов блаженного забытья проснуться, разбуженным детским плачем. Конечно, он и сам понимал, что все это не дело, что это его личная омежья карма и Чед тут ни при чем, но даже не знал, что хуже: не выполнять супружеский долг вообще, или выполнять его неохотно. И уж совсем не знал, как правильно сообщить об этом мужу. Мол, прости дорогой, ты по-прежнему классный, а у меня как раз течка, но что-то я тебя не хочу... да и зачем все эти глупости, если дети уже есть? Впрочем, потерпи, может, через годик я передумаю. Что ты, нееет, с чего ты взял, дурашка? Я люблю тебя! Просто давай не будем заниматься этим первое время... ты же понимаешь, я устал, голова болит и вообще мне не до тебя, у меня дочь маленькая! Нет, ну а как?! Любая отговорка будет звучать мерзко. И что может быть для мужчины унизительнее, чем узнать, что любимого к нему больше не влечет? Разве что имитация оргазма... К возвращению Чеда, Брайан старался лежать под одеялом с закрытыми глазами и если не спать, то хотя бы притворяться. В частности во время течек. - Мне все еще больно, - откровенно врал он, - я боюсь, что швы разойдутся. А время шло, Джоан подрастала и делала это так стремительно, что держать ее на руках скоро стало сродни хорошей физической нагрузке. Потом она начала ползать и, что важно - делать это чуть ли не реактивно. После того как она однажды уползла в леваду, прямо под ноги к лошади (у Брайана в тот момент прибавилось седых волос), стало понятно, что спускать с дочери пристальный взгляд можно только когда она спит в кроватке, за высокой решеткой деревянных прутьев, которую пока не в состоянии преодолеть самостоятельно. Дальше начали резаться зубы, и спать какое-то время не приходилось вообще. Во всяком случае, Брайану. А Чед к тому моменту уже давно понял и смирился с тем, что мужу не до него. Он вновь стал засиживаться в клинике допоздна, взяв дополнительные часы нагрузки, а если возвращался пораньше, то либо сидел с дочкой, пока Брайан работал с лошадьми или просто приводил себя в порядок, либо работал с лошадьми сам. При любом раскладе, они почти не пересекались наедине. Брайан знал, что муж обижен, и знал, почему. Пару раз ему казалось, что Чед хочет откровенно поговорить, и как только это замечал - сразу же находил повод скрыться где-нибудь на целый вечер... Просто потому что не знал, как объяснить свои противоречивые чувства; как не нанести смертельных оскорблений, признавшись в том, что, наверное, его организм слишком обрадовался долгожданному избавлению от потребности в постоянном сексе и теперь даже во время течек реагирует вяло, почти фригидно. Брайан чувствовал, что однажды это бесследно пройдет, но никак не мог спрогнозировать, когда. Просто пока ему требовалось время на отдых: как физический, так и моральный, и он не был уверен, что Чед сумеет понять это правильно. *** Все хорошее имеет свойство заканчиваться. Особенно, если это «хорошее» хоть как-то связано с Брайаном. Чед был просто в отчаянии. Он не понимал, что в нем неожиданно стало не так. Примерно то же самое он ощущал относительно Кэлвина, когда у того родился собственный сын. Сейчас, конечно, было больнее раз в двести. Постоянно хотелось крикнуть: «Что за отношение, Брайан?! Не у тебя одного бывают физические потребности!» Но тот, было заметно, и сам все знал. Так же как Чед знал, что между двух таких зол как принуждение и измена - золотой середины не водится. Безумно хотелось тепла. Простого человеческого тепла. Одно дело терпеть и ограничиваться рукой ради чего-то, и совсем другое - лишь потому, что у твоего омеги уже восьмой месяц видите ли «нет настроения». Это было тяжело, мучительно и все мысли неумолимо сходились в определенную сторону. Вот он стоит и смотрит, как его медсестра неспешно завязывает пышный шелковый шарфик, прикрывая им излишне глубокое декольте; вот он учтиво подает ей пальто, а она благодарит, кокетливо улыбаясь и таинственно поглядывая из-под полуопущенных ресниц... Ей на вид не дать больше двадцати, хотя по документам значатся все двадцать пять. Она не работает с Чедом и месяца, так что еще не успела составить о своем молодом, приветливом и, ко всему прочему - потрясающе красивом старшем напарнике, определенного мнения. Она питает иллюзии. Она всегда приодета и аккуратно накрашена. И ее не останавливает ни некоторая экзотичность его внешности, ни даже кольцо на безымянном пальце. Она знает, чего хочет. Чед все чаще ловил себя на том, что разделяет ее желание. Ловил и проклинал, но ничего не мог поделать. Брайан продолжал арктическим айсбергом плавать вокруг да около, а медсестра, призывно надувала пухлые губки и не упускала случая повертеть упругим задом или склониться над столом так, чтобы груди еще сильнее вываливались из глубокого выреза. Чед постоянно хотел намекнуть, что не заказывал проститутку в коротком белом халате, но все не мог набраться смелости и вместо этого снова себя проклинал. - Вчера машину пришлось в ремонт сдать, - вздохнула девушка и просящее посмотрела на Чеда, заканчивая поправлять шарфик и отворачиваясь от зеркала, - а вам случайно не по пути Трэйтр стрит? Чед в свою очередь бросил на нее короткий оценивающий взгляд и неохотно кивнул. - Давай подвезу, - ответил он. Заехав на пустую парковку перед нужным домом, мужчина прохладно распрощался со своей подопечной и про себя отметил, что та не сильно торопится уходить. - Спасибо, доктор Харрингтон, - медсестра прикусила губу, ярко накрашенную блестящей розовой помадой. - Не хотите зайти на чай? - предложила она, взглядом указав на часы, где было только семь. Чед не ответил, просто повернул голову и после не раз признался себе, что действительно сделал это для того, чтобы девушке было удобнее поцеловать его первой... Да, он предполагал, что все закончится именно Этим. Более того: какая-то мелкая частица его души просто жаждала подобного исхода. Чед поддался - не выдержал. Слишком долго терпел, слишком долго обходился малым. Оказывается, в нем тоже обитали первобытные инстинкты. Мужчина протянул руку и на автомате нашарил в бардачке пачку презервативов, валявшуюся там еще с незапамятных времен. Дальше было ни до чего. Он очнулся от наваждения в чужой постели, с чужой женщиной, которая, уже рассчитывала на что-то. А Чед лежал и широко распахнутыми глазами смотрел в потолок - тоже чужой, пытаясь понять, не снится ли ему все это. Нет, не снится. - Это было потрясающе, - горячо прошептала вполне реальная девушка, нежащаяся рядом, и потянулась к нему за поцелуем. Чеду стало противно. - Мне пора, - ответил он, небрежно уходя от этого жеста и рукой дотягиваясь до брюк, валяющихся здесь же, на полу. - Куда? - заинтересовалась медсестра, изо всех сил изображая наивность. - Домой, - сухо пояснил Чед, натягивая свитер, - к семье. - Плохо спать с нелюбимыми, - вздохнула девушка. - Да, - бросил мужчина и ушел, оставив ее раздумывать над весьма неоднозначным ответом. По дороге домой ему казалось, что машина вот-вот потеряет управление, он влетит в дерево и разобьется насмерть. Это стало бы достойным наказанием. Сейчас, когда жажда схлынула, Чед смог в полной мере ощутить весь ужас содеянного. Его почти трясло от омерзения к самому себе. Как он посмел предать свою семью, своего омегу? Этот человек так много сделал для него... Как такое вообще в голову пришло? Почему не остановился? Брайан обнял мужа, уткнулся носом в свитер на его плече, а потом вдруг замер неподвижно. Чед сначала подумал, что омега догадался. Но нет, Брайан остался совершенно спокоен. Просто отстранился и устало улыбнулся. - Голодный? - спросил он. - Нет, - мужчина был страшно голоден, но знал, что не выдержит общества Брайана еще хоть на полчаса. Он не смел даже взглянуть мужу в глаза, боялся, что взгляд его сразу выдаст. - Ну ладно, - откликнулся омега и рассеянно посмотрел в сторону, - ...надеюсь, с резинкой?