Я хочу

Чед впервые в жизни хотел, чтобы Брайан на него закричал. Наорал, отвесил пощечину или просто врезал. Но Брайан впервые в жизни не сделал ничего. Он молчал. Отвернулся в сторону и безмолвно ожидал чего-то. Бета не знал, что сказать: слова подешевели и утратили всякий смысл. Ненависть к самому себе текла в горло расплавленным железом. Чед стоял и смотрел, как то, что росло между ним и мужем семь лет, обращается бесплотным прахом. Брайан раздраженно закатил глаза и вышел, оставив дверь распахнутой. Чед обрушился на пол, неплохо приложившись спиной о боковой бортик кровати, обхватил голову руками, вцепился в волосы так, словно хотел их выдрать. - Ты ублюдок, - процедил он сквозь стиснутые зубы, - ничтожество!!! Джоан испугалась громкого звука и захныкала. - Да, - сказал Чед, поднимая на нее рассеянный взгляд, - это все про меня. Девочка ничего не поняла, но плакать передумала, вместо этого села в кроватке и сосредоточенно обхватила беззубыми деснами один из деревянных прутьев. Выглядела совершенно умильно... наверное, если бы она могла знать, что натворил ее отец, то не была бы так невозмутима. Сейчас бета думал об этом с нестерпимой тоской. Что услышит о нем Джоан лет через десять? Он навсегда останется предателем в ее глазах? Или Брайан расскажет ей что-нибудь еще? Что-нибудь хорошее? Например, как они были счастливы в браке, как любили друг друга... Что дочь узнает после того, как Чеда заклеймят изменником и изгонят восвояси? После того, как он будет вынужден вернуться к Гарри... хотя, к какому такому Гарри? Да Гарри от него сразу отречется, если узнает... получается, вернуться к матери, терпеть ее и Джоша торжествующие нотации: они ведь даже слышать не захотят о том, что виноват во всем не Брайан. После того, как подпишет документы на развод, под уничтожающим взглядом Ройса Оуэнса, снимет квартиру где-нибудь подальше от всех, забросит работу, обретет привычку напиваться по вечерам. Или не забросит, начнет исправно выплачивать алименты, ошиваться вокруг бывшего мужа, умоляя простить, просить дать второй шанс хотя бы ради дочери, которая так и останется похожей на него. А Брайан будет непреклонен, и Чеду придется лишь наблюдать, как рядом с ним со временем оказывается какой-то альфа, как взрослеет без него Джоан, как она зовет папой непонятного чужого мужика, как у нее появляется младший брат... Чед приглушенно завыл, пряча лицо в коленях и чувствуя себя готовым разрыдаться. Почему не задумался об этом раньше? Почему?! Мужчина порывисто вскочил, поднял Джоан на руки, крепко прижал к груди. Дочка в этот момент казалась ему самым родным существом на земле. Чед неожиданно четко понял, что никуда не отпустит ни ее, ни Брайана. И впредь никогда даже не взглянет ни на другую женщину, ни, тем более, мужчину... Когда Чед вернулся из душа, где пробыл вдвое, если не втрое, дольше, чем обычно, Брайана в спальне по-прежнему не было. Бета быстро скинул полотенце, нацепил джинсы, собираясь отыскать мужа: если они оба посидят по отдельности еще хоть немного, это точно будет означать конец всему... Надо попробовать объясниться: хоть криво, хоть косо, но как минимум показать этим, что ему, Чеду, тоже не все равно, что сложившаяся ситуация - его огромная ошибка, а не тайный и давний выбор. И это, пусть немногим, но лучше, чем просто ждать, зная, что где-то там сердце твоего омеги рвется на куски. Благо, еще не возомнил, что предательство исчезнет, стоит только пообещать, что подобное не повторится, и поклясться в вечной любви. В дверь постучали. Чед вздрогнул и быстро закончил с ремнем. Это был всего лишь Джеффри. Пытливый взгляд скользнул по телу беты и остановился на лице, тем временем как его обладатель с тревогой заключил: - Что-то случилось, да? - Случилось, - кивнул Чед, упорно глядя в пол. Джеффри вздохнул и, ненадолго замявшись, произнес: - Брайан там пьет на сеновале, ну, в амбаре... ты бы его вытащил, пока он не надумал покурить... - Давно пьет? - мужчина почувствовал, как сердце резко ухнуло вниз. - Не знаю, - Джеффри тряхнул черными кудрями, - но ему точно уже хватит. - Присмотри за ребенком, - бросил Чед и со всей скоростью, на которую только был способен, помчался в амбар. Говоря «точно уже хватит», Джеффри не преувеличил. На первый взгляд бете показалось, что Брайан совсем никакой. Тот лежал, наполовину зарывшись в сено, и ошалелым взглядом смотрел в пространство. Однако приближающегося мужа заметил сразу. Он отхлебнул из горла полупустой бутылки виски, а в глазах появился некий проблеск сознания. Чед понял, что слова снова не желают звучать. Вина, боль, ненависть к самому себе: все это водопадом обрушилось на голову, не позволяя даже вдохнуть посмелее. Если бета и помнил хотя бы часть того хорошего, что когда-то делал для мужа, то сейчас все это казалось далеким, бессмысленным и никчемным. Чед на ватных ногах приблизился и опустился на сено рядом. Он чувствовал себя описавшимся мальчиком. - Идем домой, - попросил мужчина, боясь даже прикоснуться к своему омеге. - Нет, - сухо откликнулся Брайан, - мне стыдно перед дочерью, - бессвязно добавил он и медленно моргнул, запрокинув голову. - Почему? - вырвалось у Чеда, прежде чем он понял всю неуместность и нелепость этого вопроса. - Один из моих братьев - мазохист, - ни с того ни с сего заявил омега и, не выпуская бутылку, в одно ловкое движение оказался на муже верхом. Нет, он не был уж совсем пьян. Чед замер в полной растерянности. - Брайан, давай я отнесу тебя в кровать, и мы поговорим с утра, - буквально взмолился он, - я смертельно виноват перед тобой, но мы не можем говорить, пока ты в таком состоянии... тебе нужно проспаться. - Один из моих братьев - мазохист, - повторил омега, невольно качнувшись вперед. Он пошарил рукой в сене рядом и, кажется, что-то нашел: Чед в полутьме амбара не успел разглядеть. - Брайан, - снова начал мужчина, уже почти пугаясь происходящего. Короткий черный стек со свистом рассек воздух и отозвался тонкой полосой обжигающей боли. Чед невольно вскрикнул, хватаясь за плечо и в искреннем шоке воззряясь на мужа. - Я застал его за этим делом однажды, - продолжил Брайан, - не скажу, за каким, и не скажу, кого из троих... я пообещал не раскрывать тайну в обмен на то, что он объяснит мне, зачем это делает. Примерно тогда я и узнал, что такое возбуждение и что, оказывается, у некоторых людей оно обостряется от боли... Мне было десять, и я не въехал, если честно. Однажды даже попытался попробовать и порезал себя... - омега приподнял руку с бутылкой и коротким размазанным кивком указал на внутреннюю сторону предплечья, - тебе всегда было интересно, откуда у меня этот шрам. Собственно, оттуда. Только это не помогло мне узнать. А сегодня я, кажется, понял... - омега швырнул стек к дальней стене и нервно облизал губы. - Выходит, я тоже мазохист. ...И все случилось. Впервые за томительные восемь месяцев. Чед не был уверен, что это правильно и уж тем более, что, будь омега трезв, все не пошло бы иначе, но Брайан требовал и отказать ему мужчина никак не мог... Они снова любили друг друга, как и раньше, как и всегда. И ничто, казалось бы, не могло больше встать между ними... На следующий день омеге было плохо. Утром он мучился похмельем и даже не смог заставить себя подняться с постели. Чед сразу позвонил на работу и остался дома, отлично понимая, кто стал всему причиной. Брайан принял это как должное. Ничего из вчерашнего он не упоминал, обсуждать или просто осуждать ни в коей мере не рвался. Диалогов не избегал, говорил спокойно и размеренно. Несколько раз даже улыбнулся. Чед, сколько ни силился, так и не смог обнаружить в поведении мужа следы обиды или хотя бы той боли, о которой он говорил ночью в амбаре, и это... задевало. Да, задевало. У беты появилась навязчивая мысль, будто Брайану на произошедшее глубоко наплевать, и переубеждать себя было совсем непросто: казалось, омега пережил его предательство как нечто неприятное, но в то же время ожидаемое или там, например, привычное. Конечно, Чед молчал об этом: день за днем, неделя за неделей. Жизнь продвигалась своим чередом и сразу вошла в привычное русло. Работа в клинике текла рутиной, медсестра поняла, что ей больше ничего не светит, и вскоре бета не без радости узнал, что начальство одобрило ее просьбу о переводе к другому врачу. Брайан вел себя как обычно: дружелюбно, приветливо. В нем снова проснулся интерес к любовным играм, во время течек омега просил не оставлять его надолго, что было отчасти лестно после стольких месяцев отказа... и все же. Чед постоянно думал, что вот, вот сейчас, муж все-таки не сдержится и скажет что-нибудь о своих оскорбленных чувствах, о своей злости. Бета постоянно ждал этого во время ужина, во время задержек на работе, во время ссор, в конце концов; он не ждал, а жаждал этого!.. но нет. Во время ссор Брайан хранил убийственное равнодушие: если раньше он мог чуть ли не визжать, доказывая собственную правоту, то сейчас на любые аргументы безразлично подергивал плечами и, ссылаясь на нежелание ругаться, соглашался практически во всем или, в качестве второй крайности, преспокойно заявлял: «как знаешь, я все равно сделаю по-своему». В один момент Чед понял, что муж таким образом просто мстит ему: умело и изощренно. Брайан убрал из их совместной жизни ту теплую искорку, что всегда согревала лучше любого пледа и указывала в кромешной тьме путь к дому, где ждет любимая семья, ту самую искорку, которая и отличала их жизнь от существования. Все было словно как раньше, но уже не так. И Чед вдруг понял, что повзрослел: вот его вроде как верный муж, вот их ненаглядная наследница, вот его бесполезная работа, где он ишачит вместо того, чтобы заняться чем-то действительно интересным. Все взрослые живут примерно так... и он теперь один из них. Приключения закончились. Друзей нет, бежать некуда, круг замкнулся, крылья срезаны. Конец пути. Это финишная прямая длинною в остаток дней. Что еще могло случиться? Такого, чтобы встряхнуло и выкинуло из этого бесконечного водоворота приторной стабильности, все глубже затягивающего в пучину депрессии? Явно ничего хорошего. *** Брайан сидел на краю мягкой больничной койки и смотрел в окно. Между раскрытыми жалюзи пробивался яркий солнечный свет, дерево, растущее в сквере, неторопливо шевелило свежей листвой. По перекрестку проезжали автомобили. Шум улицы был практически неслышен из-за хорошей звукоизоляции, а приоткрыть окно на проветривание омега не мог, потому что ему запретили вставать. Наверное, сидеть бы ему тоже запретили, если бы предположили, что он до этого додумается... Брайан размышлял о парфюме: о дешевом или недешевом женском парфюме, запах которого уже давно выветрился с одежды его мужа, но все еще не выветрился из его собственной памяти. Вспоминать эту вонь было упоительно больно. Так же как и свою вину в том, что Чед все-таки не выдержал. Надо было предполагать заранее, а не испытывать мужа на прочность, чтобы потом рвать на себе волосы и от ужаса нажираться до полубессознательного состояния. Брайан признавался себе, что в тот день был в равной степени зол и напуган: что будет, если Чед теперь уйдет от него? Соберет вещи, махнет рукой и исчезнет навсегда, сказав напоследок только что-нибудь вроде «прости, дорогой, но это уж слишком» или «знаешь, я нашел себе пару получше». Почти год уже прошел, утекло много воды. Тогда Брайан попытался сделать с рушащимся браком хоть что-то, и вроде даже успешно... во всяком случае, с тех самых пор от Чеда больше ни разу не пахло ничем посторонним. Возможно, он стал лучше скрывать, но верить в такое не хотелось совсем. Омега и не пытался - знал, что муж просто не способен изменять всерьез или уж точно – скрывать это. Потом, когда все обошлось, Брайан очень хотел разозлиться и бросить его самостоятельно, но все никак не мог набраться смелости, чтобы разрубить связавший их узел. А может, слишком сильно любил, для того чтобы просто взять и выкинуть из своей жизни... Тем не менее, отношения их заметно охладели, и Брайан не отрицал своего участия в этом, но ничего не мог поделать: все-таки он злился и где-то в глубине души так и не смог простить мужу те несколько часов, проведенные с какой-то курицей. По глупости - омега не сомневался в этом... только вот отсутствие сомнений не лечило раненную душу. Брайан спрятал лицо в ладонях, почувствовав, как натянулся провод капельницы. Душа больше не была ранена - она была разорвана на куски и втоптана в грязь. Вся эта история с Чедом казалась смешной и нелепой по сравнению с тем, что творилось внутри сейчас. Омега мучительно пытался представить, как он будет жить дальше после того, что совершил час назад. Как сможет простить себя, ни на секунду не способный забыть о том, что сам принял то решение... Он всего лишь поступил так, как счел правильным. Знал, чем все это может закончился, знал чем рискует, знал, что собирается принести в жертву, и все равно пошел на это. Только вот теперь, когда все случилось, уже не был так уверен. Сердце мучительно сжималось, отстукивая глухой ритм в опустевшей грудной клетке. Брайан старался прогнать из мыслей все сожаление, чувствуя, что этим самым лишь выказывает неуважение к своей страшной утрате. Что скажет Чед, когда приедет в больницу? Кто-нибудь поделился с ним подробностями произошедшего? Или Брайану придется объяснять все самому, с самого начала? Омега вспомнил Джонни. Роберта. Их недоделанную любовь. Несостоявшуюся свадьбу. Вспомнил, как разбил свою Honda - подарок отца, как чуть не сгорел вместе с ней и как долго умирал от стыда перед всей своей семьей по возвращении на конюшню. Вспомнил, как его дразнили в младшей школе и как узнавали до тех пор, пока не сменил фамилию. Вспомнил, как не ладил с лошадьми, как боялся их, как ничего долгое время не получалось и как отец упорно и терпеливо возвращал ему веру в себя. Вспомнил день, когда отца не стало, и что так и не успел поблагодарить его за все хорошее, что тот принес в его жизнь. Или даже за то, что эта жизнь вообще появилась. Вспомнил, как много хотел бы сказать отцу-омеге, которого никогда не знал, и сколько бы отдал за то, чтобы просто однажды обнять его. Снова вспомнил запах того проклятого парфюма. Моргнул. Бесполезно. Никаких эмоций, никаких слез. Боль обжигала изнутри, не желая вырываться наружу. Личная и глубокая. Брайан с невыносимой тяжестью все четче осознавал, что нет на земле того, с кем он нуждается разделить это безумное пламя, бушующее в груди, надежно скрытое от посторонних глаз. Он сидел, смотрел, как светит солнце, как оживает на дереве ранняя листва. И как машины мчатся по перекрестку. Да какая разница, что скажет Чед? Пусть осуждает, пусть убирается, если хочет. Ничего не изменить. Все уже случилось. Дверь палаты щелкнула. Брайан даже не пошевелился, ожидая, что муж сам подойдет и заговорит. Но это был не Чед. В конце концов, не мог он так быстро вырваться со своей вшивой работенки... а если и мог, то на дорогу тоже нужно время. - Пришли родители того подростка, - неровно сообщил голос Дерека и тут же осекся, - лег бы ты лучше, чтобы кровотечение не возобновилось. - Литром больше, литром меньше. Терять больше нечего, - бесцветно ответил Брайан. - Мне сказать, чтобы они зашли позже? - Нет, пусть проходят, мне все равно. - Я не смогу остаться с тобой... - Знаю. Я справлюсь сам, - пообещал омега, - я в норме, - он обернулся и посмотрел на брата, надеясь, что это его немного убедит. Дерек с расстроенным видом кивнул и, сказав что-то посетителям, переминающимся за стеклянной стеной палаты, ушел. Ими оказались альфа и омега, супружеская пара, оба уже в возрасте. Омега заламывал руки и готов был вот-вот расплакаться. Его била крупная нервная дрожь. Наверное, он чувствовал себя не лучше, чем Брайан. Альфа хмурился и обнимал мужа за плечи. - Мистер Харрингтон, - произнес он, чтобы не затягивать тяжелого молчания. Было видно, что мужчина тоже безумно переживает. - Я искренне соболезную Вашей утрате и ни в коем случае не собираюсь оправдывать поступок моего сына, но сразу скажу, что даже после всего произошедшего он остается моим сыном, и я... - Я не буду давать показаний, - ответил Брайан, перебивая. Альфе было очень трудно говорить, он не мог не заметить этого, потому что самому ему слушать было так же трудно. - Мой адвокат проследит, чтобы у вашего сына отобрали права на закрытом слушании и, желательно, навсегда. Он свяжется с вами немного позже. - Но... как же... - шокировано продолжил альфа, а муж-омега порывисто схватил его за руки: мол, молчи, это же наш шанс. - Исправительная колония не научит его водить, - сказал Брайан, сглотнув, - и не вернет мне ребенка. Все внутри оборвалось от этих слов, прозвучавших так обманчиво спокойно. - Поделом ему будет, - решительно заявил альфа в ответ, - отвлекся на телефонный разговор, идиот. Теперь до конца жизни будет ездить на автобусе... спасибо, - добавил он так искренне, что Брайан на миг простил ему начало фразы. - Спасибо, - прошептал пожилой омега, продолжая цепляться за руки мужа. Они вместе покинули палату. ...Отвлекся на телефонный разговор. Зачем было говорить это? Пожар в груди распространялся, разгораясь все сильнее. Отвлекся, мать его, на телефонный разговор. Брайан краем глаза заметил, что парень за рулем был молодой - лет семнадцать, не больше. И права-то, наверное, недавно получил. Ну, мало ли, не справился с управлением или перепутал что-то... но отвлекся. Всего лишь отвлекся. Брайан ненавидел его отца за то, что он это ляпнул. От волнения, конечно. Лучше бы уж просто молчал. Спасибо, денег не предложил. Омега снова посмотрел в окно. Спина затекла и разболелась, ребра ныли, ногу начало сводить от неудобного положения, а Брайан все смотрел на тот перекресток, и в мыслях беспрестанно пульсировал чужой голос: «отвлекся на телефонный разговор... отвлекся на телефонный разговор... отвлекся...» - Брайан! Омега равнодушно повернул голову, но невольно вздрогнул, завидев выражение на лице мужа, подходящего к его постели, - прости, - едва слышно выдохнул он, прикрывая глаза и отворачиваясь к пустой стене, - прости меня, Чед, - мужчина тщетно попытался придать голосу хоть какую-то эмоциональную окраску и сразу же оставил это. Сил притворяться просто не было. - Ты не виноват, - тихо ответил Чед, опускаясь на постель рядом с ним. Их плечи почти соприкасались, но сейчас бета не решался нарушать это, даже столь незначительное, расстояние. Внутри творилось что-то невероятно страшное. Возможно, Чеду было бы сложнее осознать произошедшее, если бы только у него никогда не было собственных детей. Мысли терялись, никак не желая собираться воедино. Что? Почему? Как?! Брайан неровно мотнул головой и отодвинулся чуть в сторону. Бета не обратил внимания. - Так это правда? - спросил он. - Правда, - ответил мужчина, и маленький лучик надежды, робко теплившийся у Чеда в самом-самом отдаленном уголке сознания, бесследно угас. - Не то, что хочется пережить снова, да? Чед молчал, пытаясь справиться с чувствами. Только не сорваться - он нужен своему мужу, он должен быть ему твердой опорой, а не довеском, особенно сейчас... - Там была дорога, - отрешенно сообщил Брайан, - двое детей переходили, и на них несся какой-то ублюдок. Наверное, дети думали, что он притормозит... да все так думали... и я так думал, пока не увидел, что он даже не собирается замедляться, - омега судорожно прикусил костяшку указательного пальца и сжимал челюсти, пока на коже не остались глубокие фиолетовые следы, - клянусь, он убил бы их... Чед, я не мог стоять и смотреть! - в отчаянии воскликнул мужчина, резко взмахнув руками, и в следующий миг мучительно поморщился, хватаясь за переломанные с правой стороны ребра. Из-за удачной перевязки дышать было практически безболезненно, но двигаться... - И? - спросил Чед, с трудом сохраняя остатки здравомыслия. Невозможность ничем помочь Брайану и резкая, ослепляющая ненависть к этому недоноску, сидевшему за рулем, буквально лишали рассудка. - Я оттолкнул их, - омега безжизненно посмотрел на свои руки, покрытые ссадинами, - но меня зацепило. Он все-таки заметил и затормозил в последний момент... а будь там не я, он действительно мог убить... когда твоя жизнь - одно сплошное падение с лошади, то группируешься как-то интуитивно... Чед, я не знаю, что хуже... наверное, я бы не сделал этого, если бы был уверен в своей беременности чуть раньше... но это подтвердилось только сегодня утром, и я... я, наверное, просто не успел до конца осознать свое положение, ответственность... хотя, какая теперь разница... Брайан перевел пустой взгляд на окно и неподвижно замер. Чед хотел сказать ему что-то, но просто не смог. Он собой не владел. Внутри разрастался бешеный ураган, охватывающий все мысли, чувства, эмоции, сбивающий их в огромный стенающий комок, лишающий возможности видеть, слышать и даже осязать. Там была и любовь к неродившемуся ребенку, о котором они с мужем подозревали уже около недели, которого он, Чед, уже ждал, которого мечтал взять на руки. Там была и ненависть к Брайану, к его отчаянному и неосторожному поступку, мешающаяся с осознанием того, что омега никогда бы себе не простил гибели тех двоих, и тем самым порождающая какую-то невыносимую нежность. Там были и панические мысли о том, как бы он сам поступил на месте Брайана, имея всего несколько секунд на раздумье. Рухнувшие надежды на то, что все могло бы и обойтись. Боль за маленького человечка, который уже никогда не появится в их семье, никогда не обрадует родителей первыми шагами и словами... Потому что все, кто будет после него, если, конечно, будет, - уже не он, и никогда не смогут восполнить этого вырванного из сердца куска. Чед задышал с каким-то нездоровым присвистом. Брайан сначала подозрительно покосился на него, а мгновение спустя, уставился с нескрываемым ужасом. Он никак не мог ожидать от мужа подобной реакции. Ведь, как правило, альфы и беты немного легче переносят новости о выкидыше... И если еще минуту назад Брайан меньше всего был готов кого-то утешать, то теперь, игнорируя острую боль, пронзающую ребра, он схватил мужа за плечи и привлек к себе, порывисто проводя ладонью по мягким черным волосам, широкой спине, успокаивающе дотрагиваясь до крепко сжатых кулаков. - Чед, что с тобой? - зашептал омега, испуганно касаясь губами виска мужчины, притягивая мужа еще ближе. Чед безвольно навалился всем весом, а Брайан продолжал гладить его по волосам, прижиматься к нему как можно плотнее. Это было так неловко, так неудобно, так непривычно. Впервые он видел этого несгибаемого и терпеливого мужчину настолько подавленным, потрясенным их общей потерей. После такого Брайан уже не мог злиться на своего бету: даже за самые тяжелые обиды, даже за ту проклятую измену. Не мог больше сомневаться в нем. - У нас ведь есть Джоан... - тихонько произнес омега, чувствуя, что муж начинает понемногу приходить в себя, - и у нее обязательно появится младший брат. В следующий раз я справлюсь, вот увидишь. - Я не хочу видеть, - едва различимо пробормотал Чед, медленно и с огромным усилием отстраняясь, - давай закончим с детьми, - устало, но очень серьезно попросил он. - Ты был абсолютно прав... прости, что я не верил. Брайан хотел, было, его перебить, но даже не сразу обрел дар речи, полностью обескураженный таким ответом. - Только благодаря твоему неверию у нас сейчас есть дочка, - горячо возразил омега, стараясь отнестись не со злостью, а с пониманием, которое, по правде, Чеду сейчас было гораздо нужнее, чем ему самому. - Да, я ужасно трусил тогда, но ты всегда был рядом, ты постоянно держал меня за руку, успокаивал, и... да, я отлично знаю, что ты не хотел становиться отцом, а пошел на все это только ради меня, и... - Так ты знал? - переспросил Чед, явно шокированный. - Догадался со временем, - кивнул мужчина, - не сразу, конечно... но ты хоть представляешь, сколько это значило? И до сих пор значит, - Брайан протянул руку и ласково коснулся щеки мужа. - Не все в этом мире дается легко и сразу: у кого-то есть любимое дело, у кого-то действительно любимый человек, а у меня - так и то и другое... ну, а кто-то иной штампует детей, пока нелюбимый муж вкалывает на нелюбимой работе, - тут омега отчего-то вспомнил про Лесли и Роберта, хотя никогда особо не задумывался о том, как у них дела. Может, Лесли прямо сейчас самоотверженно рожает восьмого или девятого Куинна в соседнем крыле, а в коридоре его ждет абсолютно счастливый и восторженный альфа, совершенно довольный и руководительской должностью, и вообще жизнью... впрочем, неважно. Какая разница? - У нас ведь есть так много, Чед! Просто нужно приложить чуть больше усилий. И если сильно захотеть, все обязательно получится... ты сам это обычно говоришь, - омега пожал плечами, и уголки его губ чуть приподнялись в грустной улыбке. Чед накрыл ладонь мужа своей и легонько сжал. - Получится, - неохотно согласился он, - если уж ты хочешь, то нет ничего невыполнимого.