at the touch of death // прикосновение смерти

Работа Тэхёна заключалась в одной просто идее: достижение мира путём объединения людей. Он уже давно работал в любовной сфере и часто являлся свидетелем того, как люди становились лучшей версией самих себя, когда кто-то был рядом с ними. Ему не раз приходилось наблюдать, как люди, впавшие в отчаяние, вновь находили надежду в глазах другого человека. Поэтому вполне очевидно, что он стал одержим Чимином. Посещать земной мир Чимину было разрешено только в дни с полной луной, поэтому у Тэхёна почти не было возможности познакомиться с ним. К тому же, у Чимина был довольно забитый график, пока он находился наверху, поэтому обычно тот просто просил Тэхёна оставить его одного с явно проскальзывающим отчаянием в голосе. Через год после начала их недодружбы Тэхён выпустил первую стрелу. В тот день Тэхён решил понаблюдать, как Чимин разговаривал с человеком. Это была девушка, и она показалась ему идеальной. У неё были яркие глаза, широкая улыбка, и, что наиболее важно, она могла многое простить. Возможно, даже то, что беседовавший с ней мужчина на самом деле был богом подземного мира. Однако эффект от стрелы исчез в течение дня, введя Тэхёна в ступор. Он слышал, как Чимин смеялся, видел его улыбку, чувствовал счастье, исходившее от него, но – через несколько часов всё исчезло. Чимин попрощался с девушкой и отправился выполнять свои поручения. Тэхён подошёл к нему. Заметив его, Чимин устало вздохнул. – Что произошло? Как ты сделал это? Чимин изогнул бровь. – Что, разве ты никогда прежде не разговаривал с человеком? Я слышал, что ты переспал с большинством из них. Мне-то думалось, что у тебя найдётся время и на разговоры. Вероятно, Тэхён обиделся бы, если бы к тому времени всё ещё не научился распознавать ворчание Чимина. Всё-таки тот, вопреки своей воле, позволил Тэхёну сдружиться с ним: в основном потому, что никто больше не разговаривал с ним наверху. – Разве ты не любил её? Смех Чимин казался грустным. – Любовь воскрешает. Я убиваю. Он демонстративно встретил взгляд Тэхёна: Чимин уже не раз заявлял ему о том, как нелепа была сама идея о возможной дружбе меж ними. Не стоило вновь возвращаться к этой теме. – Почему бы тебе не пойти посплетничать с Чонгуком? Тэхён фыркнул. – Ненавижу проводить дни полнолуния с Чонгуком. Он становится слишком ревнивым и вспыльчивым. Чимин взглянул на него. – Разве он не всегда такой? Тэхён остановился, чтобы толкнуть его. До конца дня они гуляли вместе, пока не наступил вечер и время Чимина истекло. -x- Через пять лет Тэхён выпустил вторую стрелу… … пока глаза Чимина были прикованы к нему. -x- Закашлявшись, Чимин просыпается, осознав, что плачет. Эта стрела серьёзно напортачила с ним. Ведь ему не снились сны… уже почти целое столетие. На мгновение он позволяет себе предаться воспоминаниям о своём первом сне. Раньше ему никогда ничего не снилось. Лишь оказавшись под воздействием стрелы Тэхёна, он впервые смог испытать подобное. Он был богом, но никогда не ощущал магию до того дня. Лишь тогда он впервые почувствовал радость. Почувствовал свою значимость. Почувствовал столько всего. Он так долго ничего не чувствовал. И теперь Чимин задыхается, утопая в эмоциях. Через несколько минут он вспоминает, что так и не навестил Юнги: в тот момент это было выше его сил. Ему нужно было уединиться, как бы иронично это не звучало. Ведь он практически всегда был здесь один. Он закрывает глаза и слушает. В данный момент во всем подземном мире находится лишь одно живое сердце, и звуки его биения – словно музыка, пульсирующая сквозь подземелье. Он следует за ней и находит Юнги, свернувшегося меж двумя покрывалами. Даже во сне тот дрожит от холода. Чимин чувствует себя виноватым. Ему приходится напомнить себе о том, как он плакал, пока не провалился в сон, схватившись за рану в груди, которую пронзила стрела Тэхёна. Но даже это не способно остановить его чувство вины. Он осторожно относит Юнги к своей кровати, прикасаясь к нему только через ткань покрывала. Чимин кладёт его на матрас и укрывает одеялом. Затем на мгновение позволяет себе взглянуть на него, с радостью замечая, как тот перестал дрожать. Чимин создаёт из воздуха призрачный пурпурный гиацинт, зная, что Юнги поймёт свой собственный язык цветов. Через несколько часов этот цветок исчезнет, но это не должно произойти раньше его пробуждения. Чимин покидает небольшую комнату, направляясь к мосту, раскинутому над рекой Стикс. Он останавливается посреди моста, окидывая взглядом медленно текущую реку, и тихо произносит, зная, что все её обитатели всё равно услышат его. – Прошло много времени с тех пор, как я мог посочувствовать вам. Я разделяю ваши сожаления, но вы должны избавиться от них, дабы отправиться к Елисейским полям. Это единственный путь, способный освободить вас от меня. Если бы я мог, я бы и сам отправился туда. Река словно гудит в ответ на его слова. Чимин хмыкает. – Не разговаривайте так со мной. Вы же знаете, что я прав. На мгновение он разворачивается в сторону спальни, а затем вновь переводит взгляд на реку. – Он прекрасен, да? И не просто внешне… вы ведь тоже можете это видеть? Можете видеть его таким же, каким вижу его я? Чимин знает, что они не ответят, но ему нужно было рассказать об этом хоть кому-то. Душа Юнги прекрасна. Он осквернял её, даже просто находясь рядом с ним. Ещё несколько часов Чимин продолжал стоять на мосту. По мере того как души проплывали мимо него, он вслушивался в их истории сожаления. Ведь это всё, о чём те могли думать, пока находились здесь. В этом и заключается весь смысл. Они должны размышлять о каждой ошибке, совершенной ими. Пережить каждый момент, чувствуя ту боль, что они причинили другим. Некоторые остаются здесь надолго. Некоторые не уходят никогда. Но однажды все оказываются в этом месте. Реку Стикс часто считали жуткой и устрашающей. Он видел, с каким ужасом Юнги глядел на неё. Но для Чимина она была прекрасна. В конце концов, эта река была частью его дома. Она была высшим правосудием. Никто не мог избежать её, никакой статус не мог спасти вас. Все были равными перед Стикс и получали по своим заслугам. Ровное дыхание, воцарившее в тишине, слегка сбилось. Чимин разворачивается в сторону звука. Юнги проснулся.