***
Когда Кид видит Ло у выхода из школы, чувствует что-то неправильное: Ло уже не новенький, уже два года как учится вместе с ними, и вдруг стоит, будто не знает, куда идти. Они собирались сегодня поиграть в автоматах, но Кида задержала училка, нудила про несделанную домашку… Точно! Луффи тоже должен быть здесь, но его нет. — Не понимаю, куда подевался Луффи, — подтверждает его мысли Ло. Луффи в школе прикольно и весело, он никогда не прогуливает, в отличие от своего брата. Он не болеет — как будто Ди может свалить банальная простуда! Но где же он тогда, если они договаривались? — Понятия не имею, давай спросим у Ророноа. Они сворачивают к спортзалу; Кид подпрыгивает, хватается за подоконник и стучит в стекло. Ророноа выглядывает из раздевалки уже по пояс голый, в глубине кто-то кричит, чтоб закрыли окно, дует. День действительно на редкость ветреный. — Чего надо? — неприветливо буркает Ророноа. Он вечно весь такой серьёзный и брутальный чувак, которому не до пустяков. Только с Луффи он другой, но тот вообще мастер по превращению хмурых типов во вполне пригодных к общению. — Ты не в курсе, где Луффи? Мы договорились встретиться, — спрашивает Ло. Его тревога становится всё сильней, неприятно царапая по сознанию Кида. Недавно он научился прикрываться от чужих чувств чем-то вроде щита, но помогало только от слабых и не интересных эмоций. Вот и сейчас настроение Ло — скрежет наждачки по стеклу, мешает невероятно. — Его не было сегодня, — ещё более мрачно отвечает Ророноа. — Хочу зайти к нему после тренировки: он же никогда не прогуливал, да и комиксы обещал мне принести… На него такое не похоже. И Эйса тоже не было: его часто не бывает, но он одному мудаку обещал набить морду, прилюдно обещал, и не пришёл. Теперь уже и Киду не по себе всерьёз. Ророноа прав, это совсем не в духе чокнутых братишек — не сделать то, чего обещали. Ророноа машет им рукой и захлопывает окно, у него тренировка, с ним всё понятно. Кид и Ло остаются вдвоём на школьном дворе. Стоят, смотрят друг на друга и ждут, кто первый предложит, что делать дальше. — Надо было уточнить у Зоро адрес, — нарушает молчание Ло. — Или ты бывал у Луффи? Он что, больной, ходить в гости к семейке Ди? Конечно, Кид не бывал, но не говорить же об этом Ло именно в таких выражениях? Он до сих пор не может понять, Ди тот или не Ди, или какая другая напасть с ним приключилась. Мысли о трупах или чем-то подобном в голове Ло появляются всё реже, и это уже очень хорошо. По крайней мере, для Кида, который сидит с ним за соседней партой. — Нет, но примерно знаю, куда идти, а там спросим, — Кид отмахивается от ненужных мыслей и бодро шагает к окраине. Они не доходят даже до Портового района, когда Ло вдруг останавливается, весь напрягается, как перед ударом. — Это что, дым? — спрашивает он, принюхиваясь. — Кажется, пахнет гарью… Кид тоже принюхивается, но ничего не чувствует. Зато, приглядевшись, действительно видит дым не то в порту, не то над Серым Терминалом. Вот там-то точно есть чему гореть, о чём он и говорит вслух. Ло туда чуть ли не бегом припускает и выглядит при этом совершеннейшим психопатом. Горит действительно Серый Терминал: чтобы не дать пожару распространиться, закрыли старые, проржавевшие ворота, да ещё и охрану поставили, от идиотов вроде Ло, которых могло бы туда понести. Точнее, Кид так только сначала думает, а потом смотрит на мертвенно бледное лицо Ло и понимает, что кое-что упустил. — Там ведь никого нет, правда? — почти с отчаянием спрашивает Ло. — Это же заброшенный район порта, он не используется, вы сами говорили! — Там просто свалка, — тяжело сглотнув, отвечает Кид. — Но на свалках тоже живут люди, — шепчет Ло. — Я помню одну такую, возле мусороперерабатывающего завода. Я помню, что бывает, когда… Он закрывает глаза, сглатывает, а потом рычит, низко и утробно. И Кида накрывает такой волной боли, ненависти, такой концентрированной смертью, что приходится хвататься за голову и спешно поднимать в мозгах барьеры. А когда чуть приходит в себя, хватает Ло и тащит оттуда. И очень, очень старается не думать, что Луффи с братьями имеют отвратительную привычку тусить в этом самом Сером Терминале. Киду тринадцать лет, и впервые хочется напиться, вдрызг, в хлам, до полной невменяемости. Он тащит Ло к Старому Джо — в его конуре всё насквозь пропахло бензином и машинным маслом, там нет ни малейших следов запаха гари, должно быть полегче. Ло до самого вечера сидит молча, без единого движения. Просто пялится в стену и время от времени моргает. Это выглядит по-настоящему жутко, но когда начинает темнеть, он почти спокойно встаёт, прощается со Старым Джо и просит Кида проводить его до метро, а то он заплутает в этих лабиринтах. На следующий день Луффи в школе снова нет. Ророноа огрызается не привычно хмуро, а откровенно злобно; говорит: «Им всем сейчас не до того». Значит, всё-таки ходил к Луффи и что-то узнал, что-то очень нехорошее. Киду едва ли не впервые в жизни по-настоящему страшно. Ло сидит за соседней партой и выглядит хуже, чем когда только перевёлся в их школу. На перемене Кид застаёт его в сортире; Ло стоит, уткнувшись лбом в потрескавшийся кафель, и твердит, как мантру: «Меня там не было. Меня. Там. Не было. Это не меня там жгли». Ему хочется помочь, но Кид боится сделать хуже. Он не умеет чинить людям мозги, он только учится чинить мопеды. Неделю спустя в школе появляется Луффи, улыбается во всю пасть, вроде и как обычно, но уже иначе. Он говорит: «Нас так просто не убить!». Руки его забинтованы. Пальцы заклеены пластырем, обмотаны бинтами кисти, и Кид слышит, как он говорит физруку, что не сможет участвовать в соревнованиях — у него сломано три ребра. Это кажется настолько нереальным, что даже не сразу вспоминается: Луффи пока только двенадцать, он ещё не вошёл в полную силу и физически не так уж отличается от человека. На большой перемене Луффи сидит рядом с Ророноа, уплетает свой обед — три стейка и парочка помидорок — и говорит, что вот как оклемается, будет вместе с ним ходить к Михоку, а то он собой совершенно недоволен. Михок — хозяин качалки в подвале, но даже на неё у Кида нет денег, он тягает самодельную штангу, и кажется, даже неплохо выходит. Физрук говорит, что если подтянет технику, сможет сдать на КМС. А значит, нужно больше работы, тогда хватит и на качалку, там есть инструктора. Все оставшиеся уроки Кид думает о том, где бы ещё найти заказов, поэтому даже не сразу замечает Луффи и Ло, которые устроились на лавочке в сквере недалеко от школы. Так близко к Портовому району уже мало зелени, каждый куст как достопримечательность, уникальный образец флоры, способный выдержать полив солёной водой, — так дешевле. А тут аж несколько деревьев, газон и лавочки; утром гуляют мамаши с колясками и карапузами, днём с газетами сидят старики, к вечеру собирается молодёжь с пивом. Но пока не стемнеет — время школьников, отдыхающих после уроков. Луффи сидит на спинке, ногами на сидении; в руках у него бумажный пакет с масляными пятнами — лучшие в районе пирожки как раз совсем рядом продают. Ло сидит нормально, но вытянув ноги через всю дорожку, чтобы обходили по дуге, если не хотят споткнуться. Прикольно будет подойти сзади и внезапно что-нибудь крикнуть, решает Кид, а вдруг они отреагируют? Но в последнюю минуту замирает, услышав обрывок разговора: — Всех спасти не выйдет никогда. Это какой-то закон природы, вроде круговорота воды и пищевых цепочек: падальщик сожрёт труп, сам сдохнет, его растащат насекомые, червяки и вот это вот всё, он разложится, станет почвой, прорастёт травой, траву сожрёт травоядное, его сожрёт хищник, хищник сдохнет, его съест падальщик… — Я смотрю, биологию ты учить пытался, — бесцветно говорит Ло. — Ну не совсем же я идиот, — Луффи пожимает плечами и суёт в рот очередной пирожок. И куда в него только столько лезет? — Но я не совсем о том, Трао, я скорее говорил, что в этой цепочке человек как бы мало отличается от той коровки, что мы сейчас хаваем. Жизнь и смерть — части естественного процесса, одно без другого не существует. Смерть нельзя победить. — Но можно отсрочить, — Ло проталкивает слова сквозь зубы с силой. Ему больно, Кид явственно чувствует это; Луффи больно тоже, но он своих чувств не показывает вовсе: не чуял бы, ни за что бы не догадался. — Болезни можно лечить, а… — Всех спасти нельзя, — снова повторяет Луффи. — Если не всех, то хоть кого-то! — В пальцах Ло мнётся промасленная бумага из-под пирожков. — Ну вот об этом я и начал! — возмущается Луффи. — Серый Терминал всё-таки терминал, пусть и обмелел чуток; а то, что у современных сухогрузов осадка и водоизмещение больше, не значит, что туда не может войти вообще ни один корабль! Всех, кто смог добраться до воды, оттуда вытащили. — А те, кто поджёг… — Остались там, — безразлично отвечает Луффи, засовывая нос в пакет, видимо, в поисках остатков, и следующие его слова звучат невнятно: — Ну, как бы не побегаешь быстро, если тебя обрезком трубы по голове приголубили. Потому что люди не мусор, чтобы их вот так вот жечь. — Мир — дерьмо-о-о, — мучительно тянет Ло. — Другого нам не дали, работаем с тем, что есть, — как-то очень печально и по-взрослому вздыхает Луффи. Кид разворачивается и бредёт к Старому Джо, на автомате, почти не разбирая дороги. Этот разговор — не для него, его хочется стереть из собственной памяти, потому что Луффи только двенадцать лет, а он уже кого-то убил. И самое поганое здесь то, что Кид, в общем-то, целиком и полностью на его стороне. Он искренне считает, что Луффи с братьями — не в одиночку же он там обрезком трубы размахивал? — всё сделали правильно. Честно и по справедливости. Освобождённый от всяческого мусора Серый Терминал расчищают и заравнивают бульдозерами. Издали — пустынный каменистый берег, а ближе смотреть никто не будет. Гоа наводит марафет перед визитом президента: положили новый асфальт, поштукатурили фасады зданий в Портовом районе — только тех, что выходят на центральную улицу, — вымыли с шампунем небоскрёбы Верхнего города, сожгли Серый Терминал. А то некрасиво выглядит с моря.***
Один из заказчиков расплачивается с Кидом бутылкой хорошего виски. Деньги нужнее, но буквально на днях ему стукнет пятнадцать, а родителей как раз не будет дома — чем не повод почувствовать себя взрослым? Засада в том, что лето и все дружбаны кто куда намылились, большую вечеринку не закатить. В итоге он зовёт только Луффи и Ло — самая та компания, чтобы творить безумства. И наглядно видит разницу в… как там его? Метаболизм? Потому что Луффи не пьянеет вообще. Ну или просто, пьяный, он ничем не отличается от трезвого, ничего не меняется. Ло, на первый взгляд, тоже не пьянеет, а потом он пытается встать с дивана, пошатывается и сползает на пол. Кид едва ли не на четвереньках ползёт блевать в сортир, а когда возвращается, Ло поёт о том, что все они живут на жёлтой подводной лодке, и Луффи улёгся спать прямо на последнем куске пиццы. Кид думает, что в мире всё-таки есть справедливость, и падает на диван, моментально отрубаясь. Но справедливости нет: утром Луффи порывается приготовить завтрак, пока Кида мутит от одной только мысли о еде. Ло твёрдой рукой выключает газ под сковородкой с будущей яичницей и говорит категорическое «нет» еде. Нет обрезкам колбасы и сыра! Нет помидорам, плавающим в яйцах! Выглядит он вполне нормально, только постоянно прикладывается к минералке. Когда Луффи говорит, что одолжит у него сковороду, и уходит куда-то — Киду всё равно что он затеял, пусть хоть к себе домой идёт, хоть на костре свою грёбаную яичницу жарит! — Ло спрашивает, нет ли у Кида знакомого, который может татуху набить. — А тебе зачем? — уточняет Кид, прикладывая ко лбу стеклянную бутылку с прохладной водой. — Татуху набить, — логично отвечает Ло. Действительно, какие ещё варианты? На следующей неделе Ло приходит в школу со словом «Смерть» на костяшках обеих рук. Это глупо, стоило бы выбрать менее приметное место, но ему удивительным образом идёт. Классная прям в истерике бьётся, распинаясь о том, что до сих пор Ло был чуть ли не единственным нормальным ребёнком в их школе, выигрывал олимпиады по химии и биологии. Требует родителей к директору. Ло кладёт руки на парту перед собой и говорит: — У меня нет родителей. Они умерли. В кабинете повисает тяжёлая, вязкая тишина, и Кид думает, что классная совсем дура: о том, что Ло сирота, у него должно быть в документах написано, а она родителей требует. — Ну, кто-то же есть? — гораздо тише спрашивает она. — Опекун, — кивает Ло. — Тогда его к директору, — не отступает от своей темы классная. Ло спокойно кивает, будто его ни капельки не волнует такое развитие событий. Внешне опекун Ло на него не похож, наверное, они не родственники. Он высокий, какой-то нескладный, на нём вполне приличный костюм, дурацкий галстук в сердечках и чёрные очки. Он запинается о порог директорского кабинета и практически падает вовнутрь. Ло спокойно закрывает за ними дверь, как будто так и надо. На месте классной Кид бы вызвал опекуна Ло не за татухи, а за доклад, в котором Ло от стоицизма перескакивал на суицид, а потом и вовсе перешёл к джихаду. Слушать было прикольно, конечно, но осознание, что один из его ближайших дружбанов — реально психопат, никак не желало оставлять Кида всё время выступления. С другой стороны, когда у тебя есть ещё один друг-психопат, нарвавшийся на невъебенные проблемы, в результате которых ему располосовали всю морду лица, хорошие отношения с Ло, упорствующим в своём стремлении стать врачом, только на пользу. Кир валяется в кресле, снятом с привезённой на запчасти тачки, прижимает к лицу пропитывающееся кровью полотенце и глухо матерится, а Кид бежит к автомату, пихает в него мелочь и звонит Ло, тому как раз на пятнадцатилетие подарили мобильник. Ло слушает его сбивчивые объяснения с мрачной внимательностью и отвечает двумя словами: «Скоро буду». К счастью, он уже достаточно ориентируется в гаражах и знает, в каком из них у Кида своя, чтоб её, мастерская. Он притаскивается с огромной сумкой через плечо, грохает её на стол между полуразобранным движком, инструментами и промасленными тряпками; он матерится, говорит, что они долбоёбы и нужно было вызвать скорую. Потом натягивает перчатки, протирает их спиртом, берёт кривые иглы, щипцы и ещё какие-то страшные хреновины. Заставляет Кида стоять в роли торшера с фарой в руках, потому что иначе слишком темно. Антисептик на ранах шипит и пенится, Кир тоже шипит, несмотря на таблетки обезболивающего и пару уколов анестезии. Ло матерится и говорит, что получится поебень, потому что он не врач, потому что руки у него из жопы, а эти нитки не предназначены для того, чтобы зашивать лицо. Но зашивает, быстро и как-то сразу ловко, будто не в первый раз, и руки у него не дрожат ни капли. Обмазывает всё лицо остро пахнущей мазью, бинтует, заставляет сесть и делает ещё один укол, под лопатку. — Это от столбняка, а то у вас тут полнейшая антисанитария, — бурчит он. Стаскивает перчатки, собирает в одну кучу окровавленные куски ваты, заматывает в полотенце и советует сжечь, если они не хотят, чтобы кто-нибудь нашёл здесь следы крови. — Спасибо, — говорит ему Кид, продолжая прижимать к груди уже выключенную фару. — Спасибо! Я даже не знаю, как тебя благодарить! Ло смотрит на него долго, будто что-то решает для себя, и отвечает: — Ну мы же друзья. Оставляет аспирин, на случай если поднимется температура, обещает прийти завтра, чтобы проверить состояние, и уходит. Когда с Кира окончательно снимают бинты, Ло снова неодобрительно кривится, глядя на свою работу, на всё ещё красные вспухшие шрамы. Говорит: — А вызвали бы скорую — нормально бы зашили, не жопа всё-таки, лицо. — Скорая обязана поставить в известность полицию, — качает головой Кир. — Мне такая радость ни к чему. И вообще мне нравится, кто теперь не зассыт со мной махаться? Ну, нормальный? — А ты видел в этом городе нормальных людей? — усмехается в ответ Ло. — Ну, вот тебя сейчас вижу, — честно отвечает Кир, а Кида от смеха едва ли не пополам складывает. Ди он там или не Ди, человек или нет, но нормальным Ло абсолютно точно никогда не был. — Вообще-то я психопат, — растерянно говорит Ло. — У меня недолеченное посттравматическое стрессовое расстройство, мании, навязчивые идеи… — Да будь ты хоть психом со справкой, для меня ты — нормальный, — упорствует Кир. Ло молчит, будто не знает, что сказать на это, хмурится и в конце концов вздыхает: — Да не, справки мне не надо, меня тогда работать хирургом никто не пустит. Они смеются долго и с удовольствием.***
В старшую школу Кид не идёт, он идёт в техникум на автослесаря и наконец-то получает КМС по жиму лёжа. На пару с Луффи мешает Ло утонуть в учебниках, сходится ближе с Ророноа, даже начинает звать его по имени: у них хоть интересы общие есть, с другими приятелями Луффи ему иногда и поговорить-то не о чем. А Зоро он регулярно видит в качалке у Михока, у них там даже негласное соревнование намечается на тему тягания железа. Кроме того, Кид первый раз участвует в нелегальных гонках и начинает откладывать деньги на собственное дело. Его жизнь полна событий, она даже включает котиков, которых он подкармливает в морозы. Полезные животные: не позволяют крысам расплодиться в гаражах. К тому же они милые, но в этом Кид никому не признаётся. Первый блокнот для наблюдения за собой и окружающими закончился, новый толще, в обложке получше, и оба прячутся в тайнике, просто на всякий случай. Потому что стать причиной чьих-то проблем не хочется совсем, а безобидного в записях меньше и меньше с каждым годом. Работы с каждым днём всё больше, денег тоже должно становиться больше, только мама заболевает, а лекарства стоят дорого. Пока отец на смене, Кид притаскивает к себе домой Ло и просит посмотреть. Дома у Кида очень просто, и ремонт не делали дольше, чем он живёт на этом свете, но Ло, кажется, добивает, что у Кида есть семья и при этом его жизнь не в порядке. У Ло больные глаза и бесцветные губы; он стоит, сцепив пальцы, на внешних сторонах ладоней свежие татуировки с какими-то не то кругами, не то крестами. — Если я в чём и понимаю, то в хирургии, — чуть не шепчет он. — Простите, я вряд ли смогу чем-то помочь. Но всё равно помогает — переписывает себе названия лекарств и через пару дней приносит новый список. Те же действующие вещества, но другие названия и другие дозировки, получается дешевле. — Когда я был ребёнком, то думал, что врачи — боги, — говорит он, прижавшись затылком к стене гаража-мастерской. — Что спасти можно каждого, достаточно захотеть, подумать, постараться. А это не так. Кид вспоминает, как Ло положил на парту руки и, глядя на дважды «Смерть» — на правой и на левой, — про своих родителей сказал: «Они умерли». Кид вспоминает, как он отреагировал на пожар в Сером Терминале. Ло может сколько угодно быть психопатом со стрессовым как там его расстройством, но это ни хрена не меняет того факта, что семья для него не пустой звук. Отец работает не сменами, а сутками; Кид носится из техникума в мастерскую и домой, Кир помогает ему в гараже и предлагает ограбить банк, причём, кажется, это не шутка. Но со списком Ло денег хватает и на лекарства, и на нормальную еду, чтобы витамины и прочая польза. Мама идёт на поправку и, когда уже совсем хорошо себя чувствует, печёт огромный пирог, просит передать «тому хорошему мальчику». Он передаёт пирог и слова. Кажется, Ло готов этот пирог обрыдать, но держится. — Я же ничего не сделал, — удивлённо говорит он. И ведь верит в это, действительно верит! — Ты сделал больше, чем все остальные, — отвечает Кид. — Для кого-то врач — просто профессия и способ заработать на жизнь. А для тебя — призвание. Как я подохну без своих железяк, так ты не можешь не спасать людей. Со стороны, знаешь ли, виднее.