XV. Тьма всех ночей

       Каждый шаг отдавался болью в спине, и человек еле ковылял, то и дело морщась. Хотя какая разница. Он бродил по коридорам и тоннелям, кажется, уже несколько дней. И за все это время не нашел ничего, никаких особых примет в окружении. Лишь однажды перед ним на несколько минут возник образ сестры. «Синго, — напомнил он себе. — Меня зовут Цукино Синго». Очень важно помнить себя. Он боялся, что если снова забудет себя, то совсем растворится. Решив, что пора отдохнуть, он сел на пол. Этот участок коридора ничем не отличался от всех остальных, но идти дальше все равно бесполезно. Пустая, бессмысленная трата времени. Кожа на спине свербела и ныла, когда человек чуть горбился. Прежде чем любое движение стало причинять слишком сильную боль, он ощупал себя, хотя и поклялся себе больше не трогать спину. На ощупь больное место походило на два раздутых длинных волдыря, аккуратными полосами идущих от плеч к поясу, и под ними что-то шевелилось. Что-то чужеродное, неподвластное ему, внутри его тела. И он старался больше не думать об этом, не то сойдет с ума окончательно. Хотя какой толк от душевного здравия здесь? Вдруг он уже никогда не выберется отсюда? Из собственного разума, ага. Это уже был не его разум, а их. Но если это их стараниями он очутился здесь, то они и сейчас должны наблюдать за ним, так? Ну, тогда… — Покажитесь, черт бы вас побрал! — он подал голос впервые с тех пор, как образ его сестры исчез. Горло еле слушалось после долгого молчания, и вместо крика вышел скорее хрип. — Я знаю, что вы следите за мной. Все равно больше вам заняться нечем. Так вот, давайте поговорим. — Ты зря теряешь время. Вздрогнув, он кое-как вскочил на ноги. Он ожидал, что снова появится призрак его сестры, но рядом возникал незнакомая женщина в доспехах. Он был выше ее на несколько сантиметров, крупнее, но все равно взгляд ее ясных глаз заставил его оробеть. — Кто вы? — спросил он. — Меня зовут Феба. — Королева Феба… — Он не помнил, где слышал это имя, пока оно не сорвалось с его губ. — При жизни я не носила этого титула. Лишь моя внучка Диана стала первой настоящей королевой Луны — как ты бы узнал сам, если бы не страх не мешал тебе. — Что вы имеете в виду? — Он сощурился. — И, кстати, почему вы сказали, что я зря теряю время? — И то, и другое означает, — она обвела рукой все километры извилистых коридоров, по которым он блуждал ранее, — что все это создал ты сам. Ты помнишь, как попал сюда? Он замешкался, не желая упоминать барьер Фебы в ее присутствии. — Я… надел корону. — И сейчас корона пытается внедрить тебя в центр очень сложного заклятья, что требует некоторой физической и ментальной адаптации. Он кивнул, поджав губы. — Как ни странно, тело твое приспособилось вполне успешно. Поздравляю. Еще бы сознание не упрямилось… Внезапный приступ боли в спине заставил его согнуться. Женщина подождала, пока он придет в себя, прежде чем продолжить. — Все происходящее — чистый символизм, — сказала она. — Лабиринт без выхода — воплощение твоего чувства, что тебя обманули и загнали в угол. Боль… Что ж, со временем мы вымотаем тебя достаточно, чтобы ты сдался и позволил нам слиться с тобой. Но проблема в том, что, если ты продолжишь сопротивляться нам, мы нанесем тебе необратимый вред. Ага, и корчащаяся штука внутри — символическое воплощение их. Человек подумал, что если бы сам подбирал символы, то нашел бы что-нибудь более изящное и глубокомысленное, а не примитивную метафору, которую расшифрует даже школьник. — Даже если бы я хотел, я не знаю, как не сопротивляться вам. Только так он мог выразить просьбу о помощи. Обычно ему тяжело было просить других о чем-либо, а мысль о том, что в его голову засунут память десятков, а то и сотен посторонних людей, его, честно говоря, пугала, но что угодно лучше, чем застрять здесь до конца своей символической жизни. Женщина сняла с пояса кинжал и протянула ему рукоятью вперед. — Ты сообразительный мальчик. Уверена, ты поймешь, что надо сделать. Не стану врать, легко не будет, но ты знал, на что шел. Он на секунду перевел взгляд на кинжал, а когда снова поднял глаза, Феба уже исчезла. Кинжал оказался очень острым, как мужчина обнаружил, потрогав лезвие. Достаточно острым, чтобы пустить кровь даже легким, почти безболезненным касанием. Кожа на его спине набухла, словно нечто хотело вырваться наружу. Если ничего не предпринять, рано или поздно оно прорвется. Если помочь этому чему-то, что изменится? Станет это символическим согласием или еще какой метафорой? Какое все-таки банальное у него подсознание… Если подумать, выбор-то очень прост. Приспособиться — или пострадать, как намекала Феба. Понятно, что она имела в виду. Остаться до конца жизни слюнявым овощем он не хотел, но слишком ярко представил, как же больно это будет. И он сел обратно на пол, вертя оружие в руках, хотя и знал, что решение принято. Ему оставалось только собраться с духом и сделать надрез, да надеяться, что он справится с нервами прежде, чем станет слишком поздно.