***
Лотта не спит всю ночь, слезящимися глазами таращась в экран телефона, поминутно отправляя Джеку сообщения. Джек тоже не спит, после того, как рассказал Шарлотт про звонок, он вихрем вылетел из её дома и понёсся в больницу. Конечно, к Финну не пускали, но Грейзер бы просто не смог находиться в другом месте. Бледный, взлохмаченный, дрожа всем телом, он сидел в холле у кофейного автомата, зачем-то читая задом наперёд названия напитков, словно это могло бы его успокоить. Отвлечь от очень плохих мыслей. Финн может умереть Джек не мог представить, что красивый кудрявый Вулфард, с таким едкими шуточками, с такими шоколадными глазами, с такими тонкими пальцами и хриплым срывающимся голосом, может умереть оставить его. И оставить не потому, что переехал в другой город или завёл серьёзные отношения с девушкой. Оставить совсем, так, что нигде никогда не будет звучать его надтреснутый смех, никто больше не возьмётся пересчитывать веснушки на тонкой переносице, никто не сможет увидеть, как щеки его в одну секунду начинают пылать, когда речь заходит о серьёзных чувствах. нет, это невыносимо Джеку хочется подняться с неудобного стула, обитого серым дерматином, и разнести тут всё. В первую очередь этот отвратительный кофейный автомат, мигающий красными лампочками. Хочется кричать, до потрескавшихся уголков губ, до сорванного голоса, бить кулаками стёкла, разбрасывать вещи, что угодно, только бы перестала стучать в голове чёрная страшная мысль о возможной смерти его лучшего друга, который лежит сейчас в реанимационной палате, с лицом белее больничного кафеля, весь истыканный трубками, с остановившимся сердцем, ближе к тому миру, чем к этому. К этому миру, где Джек Грейзер сходит с ума, невидящими глазами уставясь прямо перед собой, стискивая пальцы на металлических подлокотниках, до крови искусав губы. Он вздрагивает, когда на его плечо ложится тяжёлая ладонь отца Финна. Тот смотрит сверху вниз, разом постаревший лет на десять, но лицо его трогает еле заметная улыбка облегчения. — Он пришёл в себя, пульс стабильный.***
Джек выходит на крыльцо клиники, хочет закурить, но руки трясутся, и колёсико зажигалки проворачивается, громко щёлкая, не давая пламя, а лишь обдирая кожу на пальце, и Грейзер отшвыривает бесполезную вещицу в сторону. Достаёт телефон, пишет Шарлотте, которая наверное там тоже с ума сходит, и та тут же перезванивает, крича в трубку, выспрашивая подробности. Но Джек устало отвечает, что он сейчас не может говорить, главное, что Финн жив, что всё теперь будет в порядке. Нажимает на сброс и, покачиваясь, идёт к своей машине, кое-как припаркованной почти у самых ворот госпиталя. После этой ночи Джек обнаружил у себя над ухом тоненькую прядь седых волос — как вечное напоминание об этом случае, случае, когда его лучший друг словно повторно родился в день своего первого рождения.***
— Мне уже разрешают выходить в общий холл и смотреть телевизор, — улыбается Финн бледный, с отросшими кудрями и осунувшимся лицом, такой непривычный в этой больничной рубашке, что даже сердце сжимается от жалости. Лотта протягивает руку и проводит по его щеке, отводя в сторону свалявшиеся пряди волос. Он уже вторую неделю находится в больнице, впервые встретив Рождество не дома, провалявшись в забытье весь свой день рождения, но вновь ощущая вкус к жизни, мечтая поскорее оставить эту надоевшую палату, вновь начать играть в группе и устраивать шумные вечеринки с Джеком, вновь катать Шарлотту по вечернему Ванкуверу и с упоением целовать её на каждом светофоре и даже, может быть, всё-таки принять участие в очередном школьном спектакле, на этот раз с романтичным названием «Зачарованные охотники», где Уильямс играла лесную фею, очаровавшую незадачливого поэта. — Когда тебя выпишут? — Думаю, к концу января теперь точно. Может быть и раньше, только нужно приходить на перевязки, — морщится Финн, кивая на свои рёбра. Пара из них сломана, осколок едва не проткнул лёгкие. Остался в полу-сантиметре, застряв в мышцах, а мог бы пройти дальше. Но парень не хочет об этом думать. Он только сейчас понял, как он на самом деле любит жизнь, со всеми её казусами, неудачами, подставами, любит даже Калеба Маклафлина разбившего ему нос из-за Шарлотты, любит и саму Шарлотту, такую красивую, взволнованно глядящую ему в лицо серыми лучащимися глазами. Финн целует её, слегка постанывая от боли в рёбрах, но чувствуя, как голову кружит от знакомого вишнёвого вкуса губ и кровь приливает к низу живота, заставляя ёрзать по жёсткому матрасу, стыдливо укрываясь простынёй. Но Лотта замечает его вставший член и хихикает, с улыбкой касаясь губами его шеи, словно бы дразня, от чего Финн издаёт стон уже не боли, а наслаждения. — Господи, ты меня с ума сведёшь, Лотта! — Тебе же нравится, — шепчет девушка словно невзначай кладя руку поверх простыни, как раз в том месте, которое сейчас больше всего нуждается в её прикосновениях. — Если ты не прекратишь, я кончу прямо в пижамные штаны, — с придыханием говорит Вулфард, но не отстраняет девушку, позволяя её пальцам снова и сжиматься вокруг его члена через двойную преграду в виде простыни и пижамы. Стук в дверь заставляет их разом отпрянуть друг от друга и принять преувеличенно равнодушный вид. — Привет, Белоснежка! — это пришёл Джек Грейзер, похудевший за две недели, отчего его тёмные глаза кажутся совсем огромными на светлом лице. — Почему это я — Белоснежка? — бурчит Финн. Он всегда радуется появлению Джека, но сейчас тот пришёл слегка не вовремя, прервав такой приятный и необходимый разгорячённому телу процесс. — Потому что я принёс тебе вот это! — Грейзер кидает ему большое красное яблоко, сверкнувшее отполированным боком, с плеском шлёпнувшееся в подставленные ладони Финна. — И это при том, что я терпеть не могу фрукты, — бурчит Вулфард, тем не менее, любуясь красными гладкими боками. — Извини, но пиццу пепперони и пончики тебе пока нельзя, однако я хорошо изучил твои вкусовые предпочтения, поэтому вот, — Джек протягивает другу бутылку простой воды, — по-моему, от этого ты никогда не отказывался. Финн смеётся, потому что ему приятно, что Грейзер помнит про его любовь к воде, без которой он и получаса прожить не может. Какая-то странная зависимость. Джек садится на стул рядом с кроватью и начинает рассказывать про группу и про то, что он сочинил новую песню, которая непременно понравится Финну. — Так что заканчивай прохлаждаться в больничке, зализывай свои раны, Вулфи, и вперёд — нас ждут великие дела! — заканчивает Грейзер свою речь, видя как загорелись глаза его друга. Финн слушает Джека, держит пальцами нежную ладошку Шарлотты, в другой руке вертит нелюбимое, но очень красивое яблоко и чувствует себя счастливым, самым лучшим человеком на свете, даже в этой дурацкой больничной пижаме с завязочками.***
В конце января он уже почти не чувствует последствий от аварии, красную мазду сменила чёрная тойота камри, сразу полюбившаяся Вулфарду за просторный салон, который наводил мысль о недвусмысленных приключениях на заднем сидении. Джек рассказал Финну об его идее записать EP, чем вызвал сумасшедший восторг друга, тот был готов подхватить Грейзера на руки, и так и сделал бы, если бы не рёбра, которые ещё не до конца зажили. А Грейзер смотрел на счастливого друга и вспоминал, как всего месяц назад сидел трясясь в холле больницы, скрещивая пальцы, молясь каким-то неведомым богам, чтобы Финн очнулся. И вот он здесь, до одури счастливый, ещё более кудрявый, чем прежде, смеётся вместе с Джеком, заставляя забыть о том, что в жизни, в общем-то, случаются плохие и тяжёлые вещи, но иногда событиям предрешён счастливый конец, стоит только немного потерпеть.***
Финн возвращается в школу, вызывая неподдельные восторги у одноклассников, которые уже конечно слышали об аварии и его чудесном воскрешении. Ловя вновь заинтересованные взгляды красоток из старших классов, он идёт по коридору рядом с Джеком, чувствуя себя героем какого-то кинофильма, слегка даже смущаясь, от подзабытого ощущения всеобщего внимания к его персоне. На втором уроке он обескураживает миссис Ганьон, заявляя о своем желании играть в новом спектакле, и та, обрадовавшись, шумно роется в папках с текстом, отдавая Вулфарду роль -конечно же — того самого поэта, которого будет очаровывать героиня Шарлотты, под сенью раскидистых каштанов на залитой солнцем опушке лесной декорации. После занятий они с The Colony собираются на репетицию, Финн берёт гитару, ощущая, как внутри всё начинает вибрировать в предвкушении. И, когда для разогрева Джек предлагает сыграть что-нибудь из старого рока, Вулфард исполняет «Whole Lotta Love*» — заставляя глаза сидящей напротив него Шарлотты сиять от восторга, на словах: — I'm gonna give you every inch of my love, I'm gonna give you my love.** Жизнь постепенно становится даже лучше, чем была когда-то давно, до поступка Алекс, до его депрессии, до встречи с Шарлоттой и Джеком. И Финн вновь чувствует счастье, просто от того, что стоит сейчас рядом с лучшим другом, который дёргает струны тяжёлой бас гитары, под взглядом своей любимой девушки, зная, что так будет и завтра и послезавтра. И эта уверенность в неизменности радостных моментов словно тёплые объятия, мягко окутывает его, даря спокойствие и сохраняя на веснушчатом лице задумчивую полуулыбку.