Не девиант

9 ноября, 2038 год

Ночные огни города все мелькали перед глазами и расплывались под действием алкоголя. Дул осенний ветер, и где-то скрипели ржавые и потерявшие цвет из-за облезшей краски качели на опустевшей детской площадке за спиной. Хэнк смотрел на город с высокого холма, сидя на спинке деревянной скамейки и выпивая четвертую бутылку дешевого коньяка, купленного в какой-то забегаловке по пути сюда. Он, сделав глоток, поднес бутылку к своему уставшему лицу и посмотрел сквозь стекло внутрь. На дне бутылки еще оставалось пару капель карамельного цвета жидкости. Андерсон потряс перед собой полупустую бутылку, и коньяк ударился о прозрачные стенки. Хэнк с тоской вспоминал как раньше совершенно не обращал внимание на такие простые моменты как обычный разговор с кем-то, легкая малозначительная улыбка, нечаянно брошенный взгляд в свою сторону. Все это было таким бессмысленным раньше, но сейчас этого не было и вовсе. Лейтенант даже как-то заскучал по временам, когда к нему то и дело липнул надоедливый андроид, который должен был стать ему напарником. Конечно, это все лишь воспоминания минувших дней, от которых сейчас почти ничего не осталось. Больше всего Хэнка тревожили мысли о Конноре. Он ненавидел его: ненавидел за то, как тот поступил с ним; за то, какие решения принимал; за каждое его действие и милое выражение лица; за странные привычки; идеальную, но неумело построенную речь; за то, что доверился ему и наивно полагал, что Коннор способен быть человеком. Он всегда был так похож на человека, но все это было лишь обманом. Эти чертовы игрушки, сделанные из пластика, названные чудом компании «КиберЛайф» и созданные с целью помогать людям, лишь приносят беды в этот никчемный мир. Эти притворство и ложь, сотворённые ублюдком Камски. Все это он ненавидел. И самое ужасное, что приходилось ему осознавать, это то, что все его мысли сейчас были именно о продукте этой лжи — о Конноре. Хэнк никогда не боялся потерять кого-то, да было и некого, на самом деле. Он знал, что его сын сейчас спокойно живет в Канаде, ведь благодаря «Иерихону» его туда переправили. Он был рад, что не приходится о нем волноваться, однако он так соскучился по обыденной жизни, когда ты не должен спасать мир, а можешь просто побыть с близкими тебе… людьми или андроидами, посмотреть кино или сходить в кафе, хотя все это было так не «по-Хэнковски». И, услышав он свои мысли месяц назад, наверняка захотел бы застрелиться. Андерсон все никак не мог представить, что теперь с ним на одной земле существует два разума. Он все так же считал, что создание разумных машин — ошибка, которая привела общество к краху. Однако, если бы у него была возможность стереть из истории андроидов, он бы не смог. Не смог бы из-за своих ничтожных воспоминаний о Конноре, хотя никогда не признал бы этого. Конечно, Коннор не мог заменить лейтенанту его сына. Порой Хэнк давал ему случайные ложные надежды, но сам себя за это всегда карал. Их отношения нельзя было описать лишь одним словом «семья». Хэнк сделал последний глоток коньяка и, встав со скамейки, оставил пустую бутылку с черной этикеткой у мусорного бака, — который и так был уже весь забит, — пополнив коллекцию выпитых бутылок, а затем снова сел на спинку скамейки и сплел пальцы рук между собой, заключив их в замок. Он всмотрелся в город, что далось ему нелегко, когда все вокруг словно кружилось. Где-то там сейчас чем-то занят Коннор, думал Хэнк. Возможно, получает новое задание. Возможно, его отключили. Мысль об этом пугала лейтенанта все больше. Он позволил убить им Коннора! Нет, машину. Позволил отключить машину! Неужели он ничего не чувствовал? Неужели и правда машина? Не вспоминал те времена, когда они работали вместе, не думал о том, где сейчас Хэнк, чем он занят? Всего лишь кукла. Послышался чей-то приближающийся тихий шаг, зашуршали и захрустели осенние листья под сапогами. — Хэй, — настороженно прошептала Норт. Она подошла ближе, но все так же стояла за спиной, пытаясь найти подходящие слова для начала разговора. — Что ты тут делаешь? — так же тихо спросила девушка. — Да ничего… пью, — не оборачиваясь, ответил Андерсон. Девушка с волнением посмотрела на бутылки, валяющиеся у мусорного бака. — Что-то случилось? — вздохнув, сделала вывод она, сев на скамейку к Хэнку. — Нет, ничего. Просто все эти андроиды… то есть… извини, я не это имел в виду, просто… — уставшим голосом начал детектив. Он явно не был доволен пополнением в своей одиночной компании. К тому же Хэнк все так же не мог привыкнуть к андроидам, как и они к нему. Он не слишком хорошо общался с «Иерихоном». Лейтенант считал, что он не там, где должен быть, что он лишний, и здесь нет его родственной души и того, с кем бы он мог поделиться своими переживаниями и бессмысленными пьяными речами по ночам, смотря на небо. Хотя вся эта сентиментальность казалась ему тошнотворной, где-то в душе он все-таки был романтиком, по крайней мере, иногда. — Ничего, мы живые. Мы тоже люди, — Норт попыталась поддержать Хэнка, хотя, на самом деле, ее все-таки задели его слова, и это было слышно в ее голосе: он был слишком сдержанным, что нельзя было не заметить, и напряженным. Ей так хотелось, чтобы андроидов воспринимали, как людей. — Надеюсь, что все-таки нет, — со смешком и некой печалью в голосе ответил Хэнк. — Люди бывают ужасны… — Мы тоже, — Норт задумалась. — Например, Коннор. Он убил Маркуса, такого же, как и он. Себе подобного! — она говорила это, осознавая, что не смогла его уберечь, что его смерть — ее вина. Девушка больше не могла прятать свой гнев и обиду внутри. Она знала, что на самом деле Коннор не был виноват, но ей хотелось отчаянно в это верить, посему всю свою злобу она старалась переносить на него, чтобы в конце концов не разрушить себя. — Нет, Норт, Маркус — живой… — Был живым, — неожиданно перебила Андерсона Норт. Хэнк видел, как ей больно, он понимал, что она чувствует, и ощущал то же самое, ведь он не смог сберечь Коннора от Аманды и не успел сказать, что испытывает к нему. — Он умер, но умер живым и остался таким же для нас. А Коннор — нет. Он жив, но он не знает каково это — жить. Он чертова кукла! Мне нужно было его убить, но я не справился, — сквозь зубы проговорил лейтенант, проклиная самого себя. — Твоя задача была открыть двери в офис «КиберЛайф», чтобы мы могли освободить там андроидов, и ты это сделал, ты справился. Мы все безумно тебя ценим, ведь благодаря тебе у нас сейчас есть сила, Хэнк. — Если я начну лишь выполнять задачи — я перестану быть живым, Норт, — мужчина посмотрел на девианта. Девушка промолчала, а затем, подумав, осторожно сказала: — Тебе не все равно на Коннора. — Да, ведь я хочу прострелить ему его гребаную железную башку! — детектив повысил голос. — Коннор не убил тебя тогда, Хэнк. И не убил андроида, когда вы были у Камски, ты ведь сам это говорил? — Норт была в замешательстве: ей было тяжело понять, почему Андерсон так противоречив. Какая-то часть программы Норт не могла признать это естественным. — Да, но он был готов убить меня, если бы я ему не сказал про то, что за мной придут андроиды. Убить из-за приказа, Норт, чтобы выполнить свою ебаную задачу! — Хэнк встал со скамейки и отошел чуть вперед, чтобы вдохнуть свежего воздуха и не срываться на ни в чем не повинной девушке. — Мы многого не знаем, Хэнк. Что, если он — девиант? Что, если у него есть какой-то план? — Норт попыталась поставить себя на место Андерсона. Она поняла, что он тоже винит во всем себя, и сейчас ему нужна не поддержка, а надежда. — Когда это ты начала так заботиться о наших врагах, а? — Хэнк сделал паузу, возмущенно взглянув на Норт. — Его диод светился голубым. Он — андроид, он ничего не чувствовал. — Тогда я предоставлю тебе возможность «прострелить его гребаную железную башку»! — с легким смешком ответила девушка, а потом выдержала долгую паузу. — Мы обязательно отомстим ему за Маркуса, — посмотрев в лицо Хэнку, сказала Норт. Ее глаза немного слезились от мысли, что Маркус сейчас не здесь, но в темноте этого нельзя было заметить, к ее счастью. Она замерла, будто окаменев, погрузившись в свои мысли и воспоминания, представляя, что было бы, будь Маркус жив. Норт попыталась детально повторить в своей голове момент его гибели, чтобы понять, сколько возможностей его спасти у нее было и сколько она упустила. Но все это делало лишь больней. Ей было бы проще постараться все забыть или даже специально очистить себе память о случившемся, однако мысль об этом тут же исчезла, когда она поняла, что сделав это, она перестанет быть человеком, перестанет любить и верить.