Этому его научил Маркус

Будто барабаны, стучат резкие капли по металлическим стенам Иерихона. С утра прохладно, но не пробирает как обычно. Окна в комнате заколочены, но дерево такое хлипкое, что будто сейчас же готово рассыпаться в труху, и несколько струек света все же просачиваются через щели в ветхих досках. Усталый Саймон очнулся несколько минут назад. Одеяло, в которое его замотали с ног до головы, было толстым и не пропускало холодного воздуха, хоть и пахло неприятно чем-то прогорклым. И все же, кончики его волос после вчерашнего покрылись инеем и блестели на свету. Саймона коробило. Состояние вечного одиночества пробудило у него ныне неведомый голод по положительным эмоциям. Проснувшись, он снова провалился в сонливую кому. Это такое ощущение, когда время тянется, как мед в песочных часах, болят глаза, и ты вечно кутаешься во что-то, но теплее не становится, словно само одеяло превратилось в кусок льда. Осознаешь, что навеки забыл, какое оно, чувство беззаботной радости. Вспомнился бывший хозяин и его сын. То, с какой заботой Саймон оберегал Джонни, как волновался за его состояние, как обнимал его каждый раз после школы. Приятные деньки, сейчас же ничего не осталось от старой жизни, даже казалось иногда, что не было ее. Что Саймон лишь подсмотрел кусочек какого-то слащавого фильма, а то и вовсе во сне увидел мельком, и запомнилось. Саймон обводит взглядом комнату из-под полуопущенных век. Обстановка ему не знакома: окно не в той стороне, старинный шкаф с небольшим запасом тириума стоит по правую руку, а около двери он замечает вешалку, причудливо выпиленную из нескольких кусков железа. Саймон, немного заспанный и дезориентированный, замечает на полу около кровати смятый кусок бумаги. Неужели он был прав? Живот от напряжения покалывает, андроид тянется к свертку. Вчерашний вечер вдруг напоминает о себе, Саймону страшно, в голове со вчера бушует снежная буря, калечащий слух шум ветра, свистящий в сантиметре рядом с ухом и что-то переходное между смертельной усталостью и горчащим предвкушением будущего. Будущего, которого нет у них. Андроидов перестреляют, как собак и выкинут на свалку, даже не закинув в сраный мешок. Саймон не питает надежд на светлое будущее, светлым оно будет разве что, если их трупы подожгут на радость правительству. Саймон чувствовал, как быстро меняется восприятие мира. Чем дальше в лес, тем больше шанс, что Маркуса ранят, а то и вовсе уничтожат. Саймон готов отдать свою жизнь хоть несколько раз, бросаться под пули, убивать людей, не повинуясь своим принципам. Только бы не переживать такого. Иногда ему снилось, что Маркуса убивают у него на глазах. Вырывают внутренности, начиная от самых не важных, затем вырывают глаза, и он становится похож на куклу со свалки. Роботы ведь не чувствуют, Саймон. Люди отрывают ему голову, разбивают на куски, бьют тем, что под руку попадется. Вокруг затихают шумы, андроид падает на колени, закрывая васильковые глаза руками и просыпается. И так последние несколько недель. Андроид дотянулся до свертка бумаги. Тот выглядел, словно его смяли со злости. Где-то оборванный, пожелтевший от сырости, забытый. Саймон, устало улыбаясь, нервно выпрямил уголки листа. Тот оказался бесформенным куском крафтовой бумаги. На ней, удивляя Саймона своей неровностью, был нарисован профиль человека. Затуманенным взглядом андроид смотрит на мужчину и не видит никакого сходства ни с кем из окружения. Видимо, это кто-то важный для Восстания или просто неизвестный прохожий с глубокими глазами. Саймон положил рисунок себе в карман, предварительно аккуратно его сложив. Кто же спас его? Ничего не осталось в памяти. Разве что запах он помнил отдаленно. Пытаясь вспомнить, Саймон сжал зубы и предпринял попытку по малейшим отблескам памяти узнать андроида, спасшего его, отделить тонкие нотки определенного сплава металла от страха и ощущения трясущихся рук. Не выходило. Саймон поймал себя на мысли, что не так важно, кто его вытащил, ему не нужен был правдивый ответ–его собственный, единственный, звучал правдоподобнее. Ведь он подбирал улики под определенного подозреваемого. Образ человека в длинном плаще, уверенной походкой направляющегося спасти тебя, ведь ты часть его жизни, его народа. Бросает на тебя сдержанный взгляд, и в груди разгорается пламя, а руки. Они, переставая дрожать, тянутся к теплому. К нему. Застучали по железному дну Иерихона тяжелые сапоги. Семейный андройд шелохнулся, сердце пропустило удар. Не успев успокоится, оно застучало быстрее–дверь с невыносимым скрипом открылась. Саймон умел собираться и сейчас не было дела до его чувств. — Саймон, — Позвал знакомый голос. — Маркус, — Растерянный семейный андройд чуть не запнулся, приподнимаясь на кровати. В разговоре с лидером он боялся раскрыть себя, поэтому периодически опускал глаза вниз полностью стирал с лица все эмоции, кроме слабого налета трепета перед высшим. —Ты в порядке? — В глазах лидера он замечает облегчение и чуточку обеспокоенности. Маркус нервничает. В кой-то веки кто-то за него волнуется. Боится потерять. Пронесся перед глазами старый мир. Джонни приходит после школы, расстроенный, готовый заплакать. Саймон конечно же, на кухне. Снимает фартук, подходит, садится рядом, старается приободрить, улыбается. Джонни напряженно выдыхает и расставляет руки в стороны, давая домашнему андройду его обнять. Саймон тут же подхватывает мальчика на руки и крепко прижимает к себе. "Саймон, я люблю тебя, Саймон". — Что с тобой происходит? — А вот и тот запах. Слишком близко. Маркус, не дождавшись ответа на вопрос, подходит к кровати и опускается на край, кладет руку андроиду на плечо. — Если тебя что-то беспокоит, знай, что ты можешь мне довериться. Можешь рассказать, что случилось вчера? Мне показалось, что ты замерз, хотя андроидам не нужно…ну, знаешь, греться. —Я в норме, Маркус, — Холодно и угрюмо, — Я, как и все андроиды, не нуждаюсь в тепле. Несколько секунд тянулись, словно час, воцарилась мрачная тишина. А затем Саймон добавил, только совсем тихо, будто боялся спугнуть: — Спасибо, что спас меня. Иерихону нужны лишние руки. Маркус молчал, пытаясь разгадать настоящие эмоции Саймона, тот явно нервничал. Зрачки бегали из стороны в сторону, он переходил с шепота на нормальную речь и прятал взгляд. Лидер пришел к выводу: Саймон нуждается в помощи, но гордость не дает ему рассказать, он волнуется, что покажется слабым в глазах лидера. Маркус молчал, ожидая, что Саймон сам заговорит. Он не ошибся: — Мне так надоело прятать от тебя правду. Ты ведь все равно узнаешь, ощущение, что мне осталось недолго. Маркус, я…— Саймон остановился, собрался с мыслями и продолжил, — Я мерзну, мне никогда не было так холодно, я даже не знал, как это...бывает. Вчера мне было отвратительно. Я должен рассказать, это все...леденеет внутри и дышать тяжело. Может, если я скажу, станет легче. Маркус молчал, сдерживая в себе желание прижать Саймона к груди и согреть. Ничего любовного не было в этом жесте, обеспокоенность за товарища, не более. Андроид продолжал: — Я не знаю, прав ли я в своих догадках. Когда я видел, как Норт...как вы с ней...целовались. Сперло дыхание, и я чуть не задохнулся. Я ушел ото всех, подальше. А там...Кажется, что кровь застыла внутри, хотя диагностика не показывает нарушений. Маркус, я не уверен, что знаю, какого это, любить. Но я проверил по симптомам. Я люблю тебя, Маркус.