Сто тысяч миль

      Я открыла глаза, заслышав шум. Взгляд упёрся в потолок из ровно сложенных брёвен, пахло сухой травой. Рядом на широкой лежанке, куда меня пристроили после беспамятства, лежали двое спящих девушек-воинов. В рубленное окно с мутным стеклом уже заглянул дневной свет, а за дверью маленькой комнатки слышались голоса.       Это всё-таки не сон.       Я села и свесила ноги с постели. Спутанные волосы упали на лоб и волной спустились на плечи. Ладони расчерчивали ссадины, а тело отзывалось ноющей болью на любое движение. Уэллс. Я шла сюда, перебирала ногами, спотыкалась, падала и поднималась, чтобы увидеть его. Узнать, что всё в порядке. Что он жив, здесь, дышит. Организм сдался раньше моего упрямства, и я отключилась, только переступив порог хижины.       Натёртые ноги неохотно приняли вес на себя. Пол оказался шершавым и грубым. Я прошагала до деревянной двери, схватившись за стену. В просторной комнате за столом расположилось несколько воинов вместе со вторым командиром, компанию которому составляла Октавия. Ещё двое воинов стояли у стены. Беллами не было видно. Когда меня заметили, шум и болтовня прекратились. Мы смотрели друг на друга несколько долгих секунд: я — в паническом отчаянии и нелепой ночной рубашке, они — то ли с недоумением, то ли со снисхождением.       — Где… Где Уэллс? Как он? — наконец, спросила я, ощущая дрожь в конечностях.       — Не надо, — будто просила не задавать этот вопрос Октавия.       — Не знаем точно, как он, но скорее всего уже в лучшем мире, — засмеялся воин за столом.       — Горцы не попадают в рай, — возразил другой.       — Да плевать, где он, главное — не будет больше мозолить глаза.       — Это только тебе повезло оказаться с командиром, красоточка.       — Вы лжёте! — однозначно заключила я, выдохнув последний воздух. — Где вы прячете его?..       Комната вертелась, и внезапно захотелось свернуться калачиком. Задохнуться в этой сжимающей духоте. К горлу подкатила тошнота, и, привалившись к дверному косяку, я сползла вниз бесполезной биомассой. Они же лгут! Пусть кто-нибудь скажет им перестать…       Октавия села рядом, заглядывая мне в глаза:       — Идём отсюда, я отведу тебя в комнату.       — Скажи мне, где Уэллс. Ты же скажешь мне правду, Октавия? — заскулила я. — Ты должна сказать мне правду!       — Ты в шоке, — заключила она, хватая меня за руки. — Идём со мной.       Я брела за ней по шершавому полу, а слёзы стекали по щекам горячими дорожками. Уэллс. Почему ты бросил меня вот так? Почему пропал? Как мне бороться дальше и — главное — за что?       Воительница усадила меня на травяную лежанку и села передо мной:       — Слушай внимательно. Ваш плот перевернулся у меня на глазах. Я пережила много жутких часов, думая, что мой брат погиб. Я прокручивала в голове эту картину снова и снова, всё думала, как я могла бы помочь. Как могла бы исправить. Но я не могла! Я плакала, как ребёнок, стоя на коленях на том берегу. Мы искали всех четверых несколько часов. Ник не пришёл. Не нашёлся Уэллс. Вернулись только вы вдвоём. Смирись. Прими, что он больше не с тобой. Поплачь и смирись, Кларк.       Комната снова завертелась, дышать стало трудно. И тут меня прорвало. С головой хуже водоворота захлестнул поток отчаяния, страха, безнадёжности и ужаса. Я снова улетала от всего, что любила, меня выворачивало на изнанку в корабле, ряды коек снова были полны больными, которых я не знала, как лечить, а потом во тьме трещал костёр и слышалось мерзкое «кому вы отдадите её, командир?». Всё тело задрожало, пока взгляд помутнел от слёз. И я больше ничего не видела, только свои кристально яркие воспоминания, как дикие кошки укладывали огромных воинов одной лапой, как раздирали плоть зубами и, топоча, больше не таясь, мчались за нами по чаще. Как Уэллса закрутил, снёс и утащил за собой бурный поток на моих глазах, и я даже не успела понять, что больше никогда его не увижу.       — Что с ней? — я даже не заметила, как к Октавии подошёл Беллами.       — То же, что со мной вчера. Нервный срыв.       — Не… неправда, — возразила я сквозь всхлипы. — Уэллс жив.       — Ясно, — констатировал командир, обращаясь к сестре. — Скажешь, когда она перестанет бредить. Будем выдвигаться.       Да у него вместо сердца лёд. Лучше бы сам утонул. Лучше бы истёк кровью. И зачем я его спасала?       Моё обессиленное тело погрузили на спину одной из гончих, которая недовольно заворчала от тяжёлой ноши, но покорилась воле хозяев. Октавия посоветовала ухватиться покрепче, пусть с моим весом пёс вряд ли сможет бежать на своей обычной скорости. Отряды тронулись в путь, мимо проплывали бесчисленные стволы деревьев, поляны и холмы, покрытые густой зелёной травой. Если раньше великолепные виды меня восхищали, заставляли млеть в благоговении, то теперь никак не трогали. Даже пугали. За каждым неровным стволом, будто выплавленным из воска с наплывшими наростами, затаилась смерть. Ветер трепал волосы, унося наши запахи хищникам. Речной поток, обманчиво мирный и плавный, только и ждал момента, чтобы утащить на дно.       Воздух был и вовсе ядовитым — не от радиации, а от вируса, о котором говорил мне Беллами. Если он не соврал, значит, у меня есть полгода, чтобы спасти себя и всю экспедицию или умереть. Он скорее ошибся в том, что симптомы уже проявились: покрасневшие глаза всё ещё не прошли после нашей посадки, а жар был последствием обычной простуды. Но мы были не единственными, кто оказался на поверхности впервые за эти триста десять лет, значит, им есть с чем сравнивать. Октавия в своих словах упоминала какую-то Гору, в речах воинов я слышала презрительно выплёвываемое «горцы». Очевидно, большинство землян причисляло нас с Уэллсом — внутри всё снова сжалось при мысли о нём — к этим самым горцам, что бы это ни значило. Казалось, только Беллами видел меня насквозь, подозревая что-то неладное, потому я жутко боялась его проницательности и сообразительности. Одно неверное движение или слово будет означать катастрофу. Если мотивы и намерения большинства воинов легко угадывались по их словам или действиям — будь это намерения заняться со мной «этим» или перерезать горло — то с командиром не понятно было вовсе ничего. Взгляд его тёмных глаз по-прежнему был будто непроницаемая стена, за которой ничего было не разглядеть, у меня ещё ни разу не вышло предугадать то, что он скажет или сделает в следующий миг. Он хотел знать, кто я и откуда, зачем мы строим в лесу этот чёртов лагерь. Не такие уж и сложные вопросы, только что повлекут за собой правдивые ответы на них? Что он сделает, как только я расскажу, что мы прятались в космосе как последние трусы, пока они тут вырывали право на существование из глоток зверюг и умирали от мутировавших вирусов? Что за план родится в его голове, когда я расскажу, что там, наверху, осталась целая космическая станция лучших инженеров и учёных с технологиями двадцать второго века, когда они здесь бьются за жизнь коваными ножами и вручную сделанными луками?       Мысль покончить с собой, чтобы земляне точно не смогли ничего узнать, промелькнула в голове лишь на миг и тут же исчезла. У меня хватило бы духу, но никакого смысла не было ни во внезапной смерти, ни в моём побеге. Они знали, где находится наш лагерь, и то, что туда ещё не направились другие их отряды, можно было считать удачей. Нас учили рукопашному бою, учили самозащите, но всё это не шло ни в какое сравнение с силой, ловкостью и боевым опытом землян. Ребята точно не выстояли бы даже против сотни воинов с гончими, не говоря уже о большем количестве. Что помешает землянам захватить сразу всех и задать интересующие вопросы? Или… Зачистить лагерь до основания. Значит, врать им нельзя — нам всем конец, если поймут. Правду говорить… значит, поставить под угрозу не только экспедицию, но и весь «Ковчег». А молчать они не дадут. Ни за что. Из вариантов оставалось только пытаться выведать как можно больше и думать, думать, думать. Как-то вывернуть ложь так, чтобы земляне приняли её за чистую монету. Выиграть время для офицеров, чтобы успели восстановить связь со станцией, а там Советники должны были что-то подсказать. Точно должны! Иначе мы все пропали.       Пейзаж вокруг действительно заинтересовал, когда вдалеке показалась длинная стена, уходящая прочь так далеко, сколько хватает зрения. Не слишком высокая, в полтора человеческих роста, но сложенная крепко и устойчиво. Грубо обработанные камни были прямоугольными или близкими к тому, их держал вместе застывший бетон. Крепкие железные ворота открыли часовые на привратных башнях ещё когда мы были в нескольких сотнях метров от стены. Они приветственно махали отрядам и, кажется, искренне радовались возвращению своих. Воины салютовали им в ответ и даже тихонько свистели, махая. Стоило псине вбежать в проём ворот, она тут же сбросила меня со спины на землю и понеслась к навесу, где стала жадно глотать воду из железной ёмкости. Я выругалась, потирая ушибленное место, а затем услышала фырканье и ржание, перетаптывание, похожее на шаги. Внутри всё сжалось. Зверюги! Но никто больше не реагировал, воины отдыхали, развалившись на траве у стены, командиры похвалялись перед часовыми своим уловом — мной.       — Что это за шум? Я слышала животных! Хищники рядом? — я тут же взволнованно спросила у Октавии.       Она пару секунд озадаченно смотрела на меня, а затем рассмеялась. Махнула в сторону навеса, рядом с которым устроились псы, и покивала головой, всё ещё улыбаясь до ушей. Присмотревшись, под навесом я заметила силуэты достаточно крупных животных, закрытых в загоне, и сопоставила их с картинками лошадей, каких видела на учебном планшете на «Ковчеге». Я представляла их себе на порядок меньше и с удивлением разглядывала длинные ноги, массивный корпус и вытянутые морды с широко посаженными глазами-бусинками и торчащими гривами.       — Мы внутри первого кольца городских стен. Оно самое большое. Самое ненадёжное в смысле обороны от врагов, но от случайно забредших хищников здорово спасает. Здесь у нас пасётся скот, здесь же находятся поля, которые кормят город зерном и бобами. Пришлось потратить много сил и времени на эту стену, но иначе было нельзя. Хищники разоряли пастбища и не щадили ни фермеров, ни животных. Мы редко берём лошадей в пустоши. У нас их не очень много, а они бесценны для кучи разных дел. А здесь им безопасно. До самого города уже поедешь верхом не на гончей, а на лошади, — подмигнула она.       Я скорее испугалась, чем обрадовалась.       — А на гончей можно? — спросила я, вызвав новую волну звонкого смеха.       — Псы останутся здесь. Их работа — сторожить предместья города и предупреждать дозорных о приближении хищников. Часто разведчики берут их с собой, но большую часть времени гончие проводят здесь, — Октавия объясняла мне всё, будто маленькому ребёнку.       — И длинное это кольцо стен?       — Не знаю точной длины, — пожала плечами воительница, — но скорее всего очень, раз нужно прокормить целый город тем урожаем, что растёт внутри.       Строение, в котором мы устроили привал, было уже не деревянным, как лесная хижина, а каменным, построенным на совесть. Видимо, тут жили дозорные на воротах, а отряды останавливались, чтобы перевести дух.       — Что-то горцы к нам совсем зачастили, — посмеивались часовые. — Второй чужак за месяц. Даже не чужак, а чужачка!       — Оказывается, у них и женщины есть. Сами были в шоке, — вторили ему в отрядах.       — Красотка! Может, оставите её нам? А то на этих стенах скука смертная!       Повисла пауза. Я дрожащими руками поднесла кружку с водой к губам. Он же обещал!       — Она моя женщина, — спокойно заявил Беллами.       Я поперхнулась и закашлялась. Что? Что он только что сказал? Горестный вздох пронёсся по рядам и тут же затих. Неужели они так легко смирятся с поражением? Но никто не спорил, все вернулись к привычным перешучиваниям и болтовне. А Беллами снова смотрел на меня своим ничего не выражающим взглядом, возможно, пытался найти на моём лице облегчение или счастье. Я побледнела ещё больше. На всякий случай.       Настойчивые просьбы посадить меня к Октавии полностью игнорировались. Мне пришлось садиться на его лошадь, ведь перед всеми я теперь «его женщина», чтоб его за ногу! Я с опаской приблизилась к чёрному коню с белой продольной полосой на морде, он иногда всхрапывал и переминался с ноги на ногу, будто ему не терпелось тронуться в путь.       — Ты первая, — обрадовал Беллами. — Хватаешься за луку седла, ставишь ногу в стремя и отталкиваешься от земли, а я тебя подсажу. Давай помогу.       В подтверждение слов его руки потянулись к моей талии. Я почти подавилась возмущённым вздохом и отшатнулась. Кровь прилила к щекам. Что этот гад себе позволял?       — Не смейте, — предупредила я, хмурясь. —  Я сама.       — Знаешь, для первого раза это не очень хорошая идея.       — Я. Сама, — процедила я снова.       Со снисходительной усмешкой Беллами кивнул и опустил руки, но не отошёл ни на шаг. Наверняка назло. Лошадь всхрапнула, переступив с ноги на ногу, и этим заставила меня в ужасе вздрогнуть. Но я не отступила. Почти кожей чувствовала насмешливый взгляд командира. Проглотив непрошенный испуг, я схватилась за упряжь крепче, приподняла ногу. Наступив в стремя, оттолкнулась от земли — и пошатнулась. Не удержалась, когда оно внезапно качнулось вперёд. Позорно потеряла равновесие, от неожиданности выпустила упряжь из рук и теперь пыталась схватиться за что угодно. Но рука соскользнула только на гладкую кожу седла, и я полетела вниз, уже представляя, как шлёпнулась бы на потеху всем.       Я рухнула прямиком в руки Беллами, издав удивлённый вскрик. Он каким-то чудом поймал меня и удержал вертикально, обхватив за плечи. Я повернула голову вбок. Встретилась с ним испуганным взглядом. Его лицо было слишком близко, ближе, чем какого-либо ещё мужчины когда-либо, и от этого моё сердце забилось ещё испуганней. Вместо того, чтобы возмутиться, я застыла, ошарашено разглядывая его.       — Я предупреждал, — хитро улыбнулся он. — И не очень хочу ловить тебя второй раз. Может, всё же позволишь помочь?       Я резко отстранилась, не зная куда деть руки. Боги! Какого чёрта я оказалась такой неуклюжей в этом новом мире?!       — Хорошо, — кивнула я, едва не заикаясь. Согласилась только чтобы не повторять унизительное пике в его руки. Неохотно добавила: — Спасибо.       — Без проблем, — кивнул Беллами всё с той же улыбкой. Теперь она казалась снисходительной, а не коварной, потому разозлила меня ещё больше.       Тихо закипая, я всё же смирилась с его руками на своей талии. Он легко подсадил меня, приподнимая выше, будто это совсем ничего ему не стоило. Не издал ни звука, ни одна мышца не дрогнула, хотя до меня вдруг дошло, что это всё должно было быть очень тяжело. Травма на предплечье должна была кошмарно болеть и без того. А тут я грохнулась прямо сверху. Боги.       Благодаря ему я всё же смогла перебросить ногу через круп лошади. Уселась в седло и тут же схватилась за гриву несчастного животного. Проклятье. Только бы снова не упасть! Но в следующее мгновение я напряжённо застыла уже совсем не из-за это. Командир сел прямо за мной. Спиной я теперь ощущала каждую неровность его доспехов. Беллами взял поводья, и я поёжилась. Он будто захватил меня в объятия. Пусть шансы выпасть из седла уменьшились на несколько порядков, но сердце всё равно забилось быстрее. Не то, чтобы он позволял себе лишнего, скорее напротив, вёл себя подчёркнуто отстранённо, только направлял лошадь вперёд, но… он сидел очень близко. Слишком близко! Я казалась себе мелкой зверушкой, попавшей в ловушку большого хитрого хищника.       Пейзаж перед глазами постепенно сменялся, как только мы тронулись в путь. Лошади оказались на порядок быстрее пешего путешествия, внешняя стена мельчала всё сильнее, когда на вершинах холмов посреди полей с колосящейся золотой пшеницей появлялись силуэты ветряных мельниц. Они стояли в ряд, их лопасти с лёгкостью прорезали воздух, поворачиваясь вслед за потоком воздуха. От каждой по тонким деревянным столбам тянулись линии проводов к одному концентратору, а от него провод уходил уже в направлении внешней стены. Я изумилась, не в силах поверить:       — Вы добываете электричество?       Беллами хмыкнул:       — Ну прости, что не живём в пещере и не бегаем с каменными топорами.       — Как вам удалось воссоздать генераторы? У прежней цивилизации на это ушли долгие века.       — Не обязательно заново открывать переменный ток и роторный двигатель, чтобы использовать знания прошлых поколений. Воссоздать ветряки у ремесленников получилось не так давно, и много энергии они не дают. Хватает только на освещение ближайших к стене территорий и бытовые нужды, но и это здорово спасает, когда мутанты под покровом темноты решают пробраться за первое кольцо.       — Не проще сжигать топливо для этих целей?       — Проще, но его негде взять. Все поверхностные слои каменного угля уже выкопали до нас, а делать его из дерева в таких количествах просто нереально. До глубинных залежей нефти и угля пока что технологически не возможно добраться. Не уверен, что будет когда-то возможно. Слишком много ресурсов уже выработано и слишком много технологий потеряно, приходится проходить безумно долгий цикл даже для получения обычной серной кислоты, не говоря уже про что-то более сложное.       Слова застряли в горле. А ведь «Ковчег», гигантская орбитальная лаборатория, обеспечивал сам себя долгих триста десять лет и мог бы стать решением всех их проблем. Что они подумают, когда узнают об этом?       Но и на этом уровне земляне до глубины души впечатляли. Они сплетали технологии разных веков и эпох. Ветряные мельницы когда-то придумали для перемола зерна, а земляне предприимчиво превратили их в электрогенераторы. Пропустили долгие промежуточные этапы и использовали знания авиаконструкторов: сразу поставили на ветряк три лопасти вместо древних четырёх. Перепрыгнули неверную идею транспортировки постоянного тока на большие расстояния и использовали переменный вкупе с трансформатором. И как только по соседству с технологиями, что когда-то изменили мир, в их головах уживались варварские идеи вроде изнасилования, пыток или убийства?       Внутри второго кольца городских стен рядом друг с другом громоздились массивные каменные здания в несколько этажей высотой. Вдоль них уже непрерывно следовал провод с электричеством, от него ответвлялись те, что поменьше, подведённые к каждой крыше. Из труб валил дым: где-то тёмный и густой, где-то сизый и лёгкий, тут же сдуваемый порывами ветра. Наша процессия влилась в общий поток деревянных повозок, перевозящих металлические балки, бочки, связанные друг с другом деревянные бруски. Повсюду слышались оживлённые вскрики: «Быстрее!», «Шевелись!», «Перегревается, лей!»       Командир был не обязан, но почему-то объяснял, что это всё промышленные цеха. Производства: выплавка чугуна, ковка, обработка дерева, камня, очистка добытой руды от примесей. В немного другой части — ткацкие станки, аппараты для перегонки спирта, щелочей и кислот. Города были изолированы из-за опасных пустошей. И если развитие логистики и самый активный товарный обмен между поселениями невозможны из-за множества голодных тварей, то вполне логично было сделать из отдельного города целое отдельное государство, которое обеспечивало само себя. И всё это было у меня перед глазами.       Отряды спешились у въезда в третье кольцо: в город с лошадьми можно было в основном грузовым повозкам, а всадникам — в порядке исключения. Беллами помог мне спешиться и сразу зашагал прямо, будто позабыв, что я могу вот-вот потеряться в оживлённой толпе у третьих ворот. Дальнейший путь предстояло проделать пешком по мощёным каменным улицам, где-то широким, где-то уже узким из-за разросшихся домов вокруг.       Землян оказалось даже больше, чем я могла себе представить. Оживлённые улицы напоминали неширокие коридоры «Ковчега», только вот коридоры я все знала на память, а проулки всё расползались и расползались в стороны бесконечной паутиной, в которой терялся взгляд. Одежда и внешний вид местных совсем не напоминал строгие регламенты и протоколы «Ковчега». Здесь все одевались, как того хотели: в сарафаны, широкие шаровары и топы; кто-то убирал волосы, кто-то носил распущенными, кто-то заплетал в замысловатые причёски с бусинами и лентами. Спектр цветов не отличался разнообразием, но зато разные фасоны и стили казались настоящим буйством разнообразия после однотипной формы, отличавшейся лишь цветом и нашивками. И несмотря на это, я всё равно приковывала множество взглядов. По словам землян — из-за светлой спутанной копны, в которую превратились мои волосы.       Прохожие иногда салютовали командирам и их отрядам. Не торопясь шагали женщины, будто светящиеся изнутри, умиротворённые и счастливые. Под свободными платьями выпирали объёмные животы, они поглаживали их с любовью и обожанием, а все вокруг расступались перед ними и их сопровождающими. Горожане улыбались и спрашивали, как здоровье и когда появится малыш. Будущие матери тепло улыбались и отвечали, излучая величие и достоинство. Я смотрела на всё это с содроганием — похоже было на какой-то культ, даже мурашки пошли по коже.       Меня привели в большой дом, каменный, как и все здесь. Невысокий, в пару этажей, и поселили меня на первом. Небольшая комнатушка, дверь железная, а на окнах толстые прутья решётки. В углу была кровать, настоящая, а не та колючая и дурно пахнущая лежанка, на которой пришлось спать в хижине. На тумбочке рядом стояла заправленная маслом лампа, стол, два стула — очевидно, для допросов — и комод с ящичками. Даже несколько горшков с комнатными растениями пристроились на подоконнике моей темницы.       — Я думала, у вас и в домах есть электричество, — я озадаченно глянула на Беллами.       — Для тебя — нет, — взбесил меня он. — У тебя немного времени, пока соберётся Совет. Отдохни. Я приду через час.       Я обессиленно опустилась на кровать. Этого я и боялась.       Они ждали меня в широком зале. На стенах висели масляные лампы, их беспокойное пламя вселяло в душу тревогу и страх. Я ожидала увидеть больше землян, но за длинной трибуной разместились всего восемь человек. Их лица было не разглядеть из-за висящих за спинами неярких светильников, силуэт угадывался чётко, а вот полутона эмоций — не рассмотреть. Рядом с трибуной стоял второй командир, что сопровождал меня сюда. Беллами, дышавшему мне в спину, не нужно было подсказывать, где мне встать — я сама заняла место по центру зала и посмотрела прямо на мужчину и женщину, сидящих прямо напротив.       — Нам сказали, что тебя зовут Кларк, и ты можешь рассказать о себе много чего интересного, — спокойно начала женщина с раскосыми глазами. — Меня зовут Анья. Я глава этого города. Рядом со мной сидит Густус, он — глава Военного совета. Раз мы уже познакомились, то начнём с простого. Откуда ты?       Я сделала глубокий вдох. Волнение всё равно пронеслось по венам, несмотря на мои жалкие попытки подготовиться и выглядеть грозно.       — Оттуда, куда ни у меня, ни у вас шансов вернуться нет, — губы пересохли и задрожали. — Я прилетела из космоса. С орбитальной станции «Ковчег».       Вздох глубочайшего изумления прокатился по рядам землян.       — Ложь! — подал голос кто-то с краю трибуны.       — Такие технологии уже давно утеряны, — согласился другой.       — Космос — это сказки для детей, — согласилась ещё какая-то из женщин. — Девчонка врёт!       Я молчала, пока они продолжали единогласно обвинять меня во лжи. Командиры подошли к Густусу и Анье и тихо говорили им что-то, будто убеждали принять на веру хотя бы часть моих слов. Я не могла разглядеть мимику, но они хотя бы не перебивали, терпеливо выслушивая речь своих подчинённых.       — Допустим, что ты не лжёшь, — осторожно начала Анья, как только Беллами выровнялся во весь рост, превратившись в высокое устрашающее изваяние за её спиной. — Расскажи про этот… «Ковчег»? Каким образом вам доступен космос?       Я рассказывала. По возможности кратко. Умалчивала про какие-то детали, но в целом не отклонялась от общей истории станции, которую мы изучали целых полгода — долгого пути проб, ошибок, успехов и неудач. Долго объясняла, что станция разваливается на глазах, из убежища превращается в братскую могилу. Они не перебивали. Видимо, то, что две главы согласились меня выслушать, значило достаточно, чтобы остальные додумались замолчать.       — В последний год Совет запустил программу сокращения населения, потому что ресурсы закончились насовсем. Справиться с прежней численностью в несколько тысяч стало непосильной задачей, и взрослых старше пятидесяти усыпили, будто животных. Подростков, которые совершили какие-либо правонарушения, и вовсе упекли в тюрьму. А затем рационально решили, что незрелые члены общества, которые идут против Протокола, на станции не нужны, и придумали способ убить двух зайцев одним выстрелом. Они отправили нас на Землю. Избавили общество от нарушителей и с нашей помощью вознамерились узнать, возможно ли выжить на радиоактивном пепелище Третьей Мировой. И вот, — я повела рукой, будто извиняясь, — я здесь, перед вами. Нарушительница. Выжившая без обратного билета домой.       Долгое и пугающее молчание повисло в зале. Переваривают. Я чувствовала на себе тяжёлый взгляд Беллами и бессознательно пыталась рассмотреть его глаза, чтобы снова в них ничего не увидеть, но мир будто смешался в хаотичном вихре. Слышно было, как нервно отбивает удары сердце — пульс шумел в ушах, а руки, сжатые в кулаки, похолодели.       — Наше сообщество не принимает преступников, подобных вам, — вынес мне приговор Густус.       — Но нам не обязательно принимать их, чтобы помочь друг другу выжить, — возразила ему Анья. — Что ты можешь предложить в обмен на свою жизнь, Кларк?       — Вы всерьёз вознамерились убить меня? — я нервно сглотнула.       — Мы с тобой обе понимаем, что убивать тебя сейчас нам смысла нет. Твоя доставка сюда и без того дорого обошлась. Сначала я хочу узнать ваш уровень знаний и технологий, а затем понять, какого уровня взаимопонимания мы можем достичь, — спокойно ответила она. — Несмотря на то, что вы все успешно выживали в лесу несколько суток, это ещё ничего не значит, так ведь? Хищники — это весомая, но далеко не главная опасность наших пустошей.       — Кларк хорошо понимает во врачевании, — подал голос Беллами. Предатель. — Она промыла и обработала мою рану, думаю, только благодаря этому я не истёк кровью сразу же после сплава по реке.       Я метнула на него максимально яростный взгляд, но он даже не шелохнулся. Вот же… землянище! Глупо было ожидать, что он упустит из виду столь важную деталь. И ещё глупее — думать, что не решит воспользоваться этим в своих интересах. А я не хотела им говорить. Если они поймут всю полноту моих знаний, то, скорее всего, не отпустят вообще никогда. Но будет здорово, если мне зачтётся спасение жизни командиру.       — Он говорит правду? — Анья снова обратила свой проницательный взгляд на меня.       — Да, — нехотя признала я.       — Тогда я предлагаю тебе завтра встретиться с Нико, нашим главным целителем. Как насчёт небольшого обмена опытом?       Мы обе понимали, что вопрос был риторический. Я не спорила — кивнула, внутренне сжимаясь от страха. Густус, главный среди всех воинов, ожидаемо выписал Беллами должность моего надзирателя. Анья добавила, что хочет поговорить со мной снова в неформальной обстановке, потому также придёт завтра. Совет удалился осознавать то, что я с гордостью вывалила им на голову, а я и мой тюремщик снова побрели в темницу.       Дверь земляне заперли на замок. Затем накормили, позволили искупаться в тёплой воде, дали удобную одежду и оставили в одиночестве осознавать весь ужас ситуации. Накатила тоска и безысходная паника. Что, если я больше никогда не увижу Уэллса? Что, если следующий день станет последним и для меня? Что, если земляне скорее решат перерезать всех из страха, а не станут делиться опытом? Что, если этот смертельный вирус действительно существует, и обратный отсчёт уже запущен? Никто в лагере и понятия не имел, насколько большой и страшный мир появился вокруг нас.       Не в силах сидеть на месте, я начала подробно исследовать комнату с мебели, затем плавно перешла к окну. Последним пунктом были побеленные стены, внешние оказались безбожно толстыми, а вот внутренние при простукивании озвучивали глухим эхом. Над кроватью у потолка я обнаружила небольшое отверстие, что-то похожее на вентиляцию. Она была закрыта решёткой, но сквозь прутья просматривалась другая решётка, очевидно ведущая в другую комнату. Занавеска, её закрывающая, колыхалась, освещённая желтоватым светом масляной лампы.       Дыхание замерло в груди, когда занавеска колыхнулась непривычно резко. А затем на меня в упор уставилась пара пронзительно серых глаз. Землянин?       — Зачем шпионишь? — подал голос незнакомец.       Этого выговора и интонаций я прежде не слышала.       — Исследую обстановку, — с трудом выговорила я. — Я здесь первый день.       — Пленница? — удивился он.       — Они говорят, что нет, но на двери железный засов, так что я не уверена.       Незнакомец усмехнулся:       — Добро пожаловать.       — Кто ты?       — Горец. А ты?       — Горец? Как это понимать? Почему все так кого-то называют? — я нахмурилась. — Откуда ты? С каких-то гор?       Он сощурился, глядя на меня с недоверием.       — В смысле? Шутишь?       — Нет, — серьёзно заявила я. — Я прилетела из космоса где-то четыре дня назад, поэтому ещё не до конца вникла в тонкости местных порядков.       — Кажется, моё пребывание здесь стало интересным впервые за три недели, — парень не переставал сканировать меня взглядом. — Как тебя зовут?       — Кларк Гриффин, офицер экспедиции по высадке на землю, — кивнула ему, приветствуя. — А ты? Как зовут тебя?       — Аарон, — усмехнулся он, — но они предпочитают звать меня Хиляк.