Сто тысяч миль

      Болота за время своих странствий я успел повидать самые разные. Торфяные считал самыми мерзкими и опасными. Там вся земля являла собой либо чавкающую жидкую грязь, либо огромные провалы вглубь, с виду слишком похожие на полянку для привала. Соваться туда без знающего тропы опытного проводника — форменное самоубийство. Наредкость негостиприимное место, но Клан Голубого Утёса каким-то образом неплохо там обжился. Торф они использовали как в качестве удобрения, так и в качестве теплоизоляции для своих жилищ. Ну, и как горючее. Но я бы предпочёл туда не возвращаться. Лучше уже севернее, где были болота мшистые, укрытые кочками с зелёным или красным мхом, поросшие травой и кустарниками с дикими ягодами. По таким шагать по большей части было приятно. Почва под ногами почавкивала и пружинила, как естественный матрас. И не пыталась убить. Почти.       Но теперешнее болото не относилось ни к тем, ни к другим. Водянистое, низинное, заросшее осокой и тростником. Кое-где цвели кувшинки, по воде шустро бегали водомерки. Почти все болота в этом районе были именно такими — глубиной примерно по пояс, с вязким дном. Они образовались от чрезвычайной влажности. Грунтовым водам некуда было стекать, кроме как скапливаться здесь годами. Идти через это великолепие следовало не менее аккуратно, чем через торфяной ад: непременно прощупывать днище перед собой длинной палкой. Иначе можно было однажды ухнуть вниз в прореху в иле и больше не всплыть.       От большого плота пришлось отказаться. Он попросту перестал вмещаться в узкие промежутки между деревьями, так что мне пришлось соорудить плотик поменьше, чтобы сложить на него наши сумки. Идти дальше предстояло на своих двоих. И если привычную к этому Эвелин не смущал ни запах, ни всяческая живность, ни погрязающие в донном иле ноги, то наши гости из космоса её спокойствия не разделяли. Решив, что мы никого здесь не встретим, они снова облачились в свои костюмы, по их словам, полностью непромокаемые, вывернув их наизнанку. Серебро сменилось тёмным хамелеоном.       Смотреть на Кларк стало попросту невозможно, будь прокляты эти новые технологии. Ткань облегала каждый изящный изгиб её фигуры, стройной и гибкой. Само собой, сделано это было для удобства хозяйки костюма, чтобы тот сидел, будто вторая кожа. И ей-то наверняка было комфортно, а вот мне… Мне не слишком. Вообще нет. Я пялился на неё, будто мальчишка, который впервые увидел красивую девушку. Девушку, которую ему скорее всего никогда не заполучить. Такая вот извращённая пытка.       Именно поэтому я решил идти во главе процессии. Отобрал у Эвелин вырезанный из молодого деревца шест высотой почти в мой рост, а та даже особо не возражала — выпустила из рук с усмешкой и ждала, как я облажаюсь. Но смотреть на ряску и мутную воду было намного проще. Ничего лишнего в голову не лезло. Я сосредоточился на исследовании дна. Мокрая одежда неприятно липла к телу, особенно раздражала обувь — в ногах всё хлюпало и булькало. Но риск подцепить пиявок или ещё какую дрянь перевешивал дискомфорт в десятки раз.       — А здесь крокодилы бывают? — услышал я голос Кларк за спиной. — Я читала, что они как раз любят подобные места.       — Или даже стая, — выдал пацан.       Я фыркнул. Тоже мне умник.       — Мало кто из них живёт стаями, — поучительно заметил в ответ я. — Эти ребята не из тех, что избегают хорошей драки. Особенно друг с другом. Так что у каждого свои охотничьи угодья. Максимум, что нам светит — голодный одиночка, но и то вряд ли. В этой тине нечем поживиться.       Глупых вопросов они больше не задавали. Солнце поднялось совсем уже высоко и жарило без намёка на пощаду. Духота стояла невыносимая — последние дни лета всегда были самыми жаркими. Минуты складывались в часы, а часы, казалось, длились неделями. Доведя монотонную работу до автоматизма, мой мозг отключился и, казалось, уснул. Я и сам не заметил, как бездумно повторял заученную последовательность: вытянуть руку, погрузить шест и нажать, шагнуть вперёд, вынуть шест, вытянуть руку… Шест провалился внутрь, не уткнувшись в дно. Я едва не нырнул следом, но только едва, спасибо рефлексам. Такие провалы периодически случались, заставляя нас слегка изменить курс, заодно и бодрили мозг хорошей долей адреналина. Что таилось в глубине, лучше было не проверять.       — Долго нам ещё идти по этим болотам? — спросил Уэллс, когда мы остановились на краткий привал на небольшом островке.       Бросив суровый взгляд на пацана, испортившего мне аппетит, я отвернулся. И вот зачем он напомнил о своём существовании? Чёрта с два я не заметил, как он смотрел на Кларк: совсем не по-дружески и не по-братски, что бы она там себе ни надумала. И с чего бы тогда закатывал сцены в Полисе, если бы сам не хотел оказаться в тот вечер с Небесной, а не с Эвелин? Сначала я думал, что он был просто агрессивный и достаточно тупой, чтобы это демонстрировать. Но теперь понял. И это напрочь сбивало с толку. Разве этот их Протокол не запрещал подобное? Пусть даже он только жадно рассматривал. Даже не пытался скрываться. Мечтал. Гадёныш.       — К ночи мы должны дойти до твёрдой земли. Потом ещё где-то день до межкланового торгового пути, — вежливо и сухо ответил я.       — Что, надоело тут? Кажется, что болото засасывает? — усмехнулась Эвелин. — Ничего, скоро втянетесь и уходить не захотите.       Кларк наградила её скептическим взглядом.       — Лучше уж обратно в космос. Там всё серое и просторы не такие, зато не так воняет. И душ есть.       — Что ж ты сразу не сказала, что такая принцесса? Простите за неудобства, Ваше Высочество, — воительница склонила голову в подобии поклона. Я едва переборол желание усмехнуться.       — Лучше уж принцесса, чем грязнуля с болот, — не осталась в долгу Небесная. — Ну и гадость.       — Это ты зря бросаешься оскорблениями. Космос далеко, а вот болото… Оно прямо здесь и полно опасностей.       — Так уж полно… Нас всего четверо.       Я почти засмеялся. Если эти двое подружатся, то миру не миновать второго апокалипсиса. А это было не исключено — они обе с трудом скрывали улыбки за серьёзными лицами. Общие невзгоды сближали, как ни крути. Не хотелось даже ругаться. Максимум — свернуть шею пацану, но только для профилактики.       К ночи мы-таки добрались до твёрдой земли, но больше не успели ступить ни шагу. Темнота опустилась стремительно, и идти вглубь зарослей стало опаснее, чем остановиться на берегу. В ночь на охоту выползали самые разные твари, к встрече с которыми наши небесные гости были не совсем готовы. Палатку мы поставили в полусотне футов от реки. Эвелин осталась со мной, чтобы развести костёр, пока Уэллс и Кларк отправились набрать воды. Выполнять задание они не спешили — стояли и о чём-то говорили у самой воды. Я изредка поглядывал на их силуэты, но пока всё было тихо.       — Я и не думала, что моё желание сбудется так скоро, — мстительно усмехнулась Эвелин. — Ты страдаешь. Так приятно! И здорово! Она, конечно, классная, но всё же…       — Что? Ревнуешь?       — Никогда больше не говори такой бред, — фыркнула она. — Я просто заметила, что там уже занято.       — А мне казалось, что там сейчас пустое место.       Эвелин усмехнулась и бросила взгляд на Небесных. Они стояли ещё ближе прежнего. Я отвернулся, борясь с желанием прервать их беседу прямо сейчас.       — Неплохо. Но не думаю, что она того же мнения.       — Он предал своих, намеренно или нет — неважно. Вряд ли между ними всё по-прежнему.       — Но это не отменяет того, что он подходит ей по всем параметрам намного больше тебя. Воспитание, образование, образ мыслей, моральные принципы, да и прошлое у них общее.       — И что?       — Да ничего. Просто нравится смотреть, как ты бесишься, — засмеялась она и, взмахнув косой, нырнула в палатку.       — Ненавижу тебя, — напомнил ей я. В ответ снова услышал лишь смех.       Костёр уже вовсю разгорелся. Я поднялся на ноги, рефлекторно хватаясь за кинжал на поясе. Да сколько можно набирать там эту треклятую воду? С намерением поторопить их я зашагал к берегу, но они уже закончили разговор и без меня. С мрачным выражением лица Уэллс шагал обратно к костру, а Кларк присела у воды, наполняя флягу. Я засмотрелся на неё, поражаясь свойствам ткани костюма. В ночи она настолько идеально сливалась с окружающим миром, что даже почти не отражала отблески пламени костра. Вот бы нам такое на охоту. Просто сокровище.       Боковым зрением я уловил какое-то движение на поверхности воды. Волны расходились в стороны, будто нечто стремительно приближалось. Я рванул к Кларк раньше, чем успел осознать это. Схватил её за руку и потащил на себя, оттягивая вглубь берега. Она вскрикнула, но даже не успела подняться на ноги — в следующий миг из воды выползла огромная кожистая туша. Крокодил раскрыл пасть, полную острых клыков, и пополз прямо к ней. Небесная резко вскочила на ноги, в панике пятясь назад.       — Крокодил! У нас тут чёртов крокодил, — рявкнул я, уверенный, что Эвелин услышит и прибежит, как можно скорее.       Пока гигантская рептилия ползла, желая отгрызть Кларк пару конечностей, я думал. Быстро. Бежать по суше особо некуда. Реакция у этих гадов отменная, так что зайти сбоку, оставаясь в целости, невозможно. Сзади сильный длинный хвост, которым они глушат рыбу. Одного удара вполне хватит, чтобы сбить с ног. Чёрт! Нужно ослепить его. Закрыть обзор. Нужна ткань. Ткань…       Я стянул с себя рубашку и швырнул прямо в морду твари. Пока крокодил вертел башкой, пытаясь её стряхнуть, я в несколько шагов оказался рядом. Запрыгнул на переднюю часть спины и сжал ногами его бока, не давая нас перевернуть, а руками надавил на шею. Рептилия вынужденно пригнула голову. Её нижняя челюсть упёрлась в землю, и пасть захлопнулась. Роковая особенность крокодилов: сжимают пасть они с потрясающей силой, равной которой нет, но даже моей силы было достаточно, чтобы не дать ему разжать её снова. Гад зашевелился, пытаясь освободиться, но тут уже подскочила Эвелин. Стащила с морды ткань, без промедления всадила кинжал ему в глаз и смотала пасть верёвкой на случай, если крокодил был ещё жив. После второго удара рептилия окончательно обмякла. Я отпустил массивную шею и встал, натягивая рубашку обратно.       — Кажется, ты выловила нам ужин, — усмехнулся, глянув на побледневшую и ошарашенную Кларк, которая всё ещё не могла сдвинуться с места.       — Ты говорил, что здесь нет крокодилов, — сдавленно пробормотала она.       — Зато теперь ты попробуешь самый настоящий деликатес. Даже у нас в городе все умрут от зависти.       Ничего не ответив, она дрожащими руками понесла расплескавшуюся воду к костру. К ней тут же подскочил Уэллс, донимая расспросами. Эвелин рядом хмыкнула.       — Ты скорее напугал её, чем впечатлил, повелитель крокодилов.       — Заткнись.       — Ты хотел сказать «спасибо за помощь, напарница»?       — Хотел сказать, что туша огромная. И сама себя не освежует. Если не хочешь, чтобы я взялся за тебя, то замолчи и режь.       Когда с ужином было покончено, мы с Эвелин договорились всю ночь дежурить по очереди, чтобы ещё какая-нибудь весьма расторопная рептилия не успела полакомиться человечиной. Водная ушла спать первой. Через какое-то время от своего присутствия нас, к счастью, освободил и Уэллс. Кларк пока идти спать не захотела, и он за это почему-то смерил долгим злобным взглядом именно меня. Но всё же, к своей чести, ушёл молча.       Я вздохнул с облегчением и посмотрел на сидящую рядом Небесную. Она закуталась в плед, несмотря на летнюю духоту, будто он мог как-то её обезопасить, и с отсутствующим видом глядела на танцующие в костре язычки пламени. Её яркие глаза, казалось, заволокло какой-то дымкой усталости и растерянности, и всё, чего мне в самом деле хотелось — это заставить её улыбнуться, хоть слегка, чтобы снова загорелся взгляд. От болезненного желания коснуться её пришлось сцепить руки в замок.       Я уже даже злиться на себя устал за то, что всё это испытывал. Как можно было так чокнуться? Ещё и из-за какой-то одной девчонки?       Хотя она не была «какой-то». И точно не была просто «одной девчонкой». Она была той, от кого любой счёл бы за честь потерять голову. До дрожи красивой, смелой, знающей столько всего невероятного, что это вызывало лишь восхищённую оторопь. Не устоял даже проклятый Уэллс, пусть и учился чёртову Протоколу вместе с ней с самого рождения. Куда было мне?       Кларк вдруг нарушила тишину — тихо произнесла:       — Спасибо, что спас меня. Снова.       Я улыбнулся. Был бы рад спасать её каждый день только ради этого «спасибо». Это стало уже почти привычкой.       — Сильно испугалась?       — Хотела бы соврать, что нет, но да. До ужаса. Никак не могу привыкнуть, что здесь всегда нужно быть начеку.       И снова эта опустошённость звучала в её голосе.       — У вас на «Ковчеге» было совсем не так, да?       — Да. Совсем. Космос, конечно, тот ещё враг, но враг пассивный. Он — это законы природы. Они не меняются, у них нет разума и свободы воли. Нужно только им не перечить. Я впитала Протокол с рождения и всегда знала, что буду в безопасности, пока строго следую всем правилам. А здесь… Здесь не так. И обычно выигрывает тот, кто все правила нарушает.       — Иногда. Но совсем не всегда. Это скорее везение, — возразил я. — Ты сама видела, как Лекса нарушила правила своей игры. И проиграла, когда Роан прирезал её за предательство. Думаю, секрет успеха — в балансе. В знании, когда можно нарушить правила, а когда этого лучше не делать. Вот и всё.       Кларк ничего не ответила. Либо обдумывала услышанное, либо ей нечего было возразить. Сидела так рядом, что не надо было бы даже полностью протягивать руку. Но я не смел даже пошевелиться, хотя очень хотелось.       — Можно вопрос? — вдруг спросил я. — Но он странный. Прямо очень.       — Да. Заинтриговал, — она взглянула на меня с любопытством. — Спрашивай, конечно.       — Тави говорила, что ты ей рассказывала про ваши порядки. Про отношения и всё такое. И ты сказала ей, что там, наверху, в космосе, тебя ждёт твоя девушка.       Я понятия не имел, имел ли вообще право спрашивать о таком. Но это помешательство на ней подточило мои нервы достаточно, чтобы я решился попробовать. Последнее, чего я хотел — это расстроить её ещё больше, но если всё, чего хотела она — это вернуться туда, к той, кого она любит… Мне стоило бы подумать не о том, как искать к ней подход, а как от этого безумия избавиться.       Кларк вздохнула и снова уставилась на искры, летящие от костра.       — Не думаю, что ждёт. Она не знала, что я улетаю на Землю, и когда о нашей миссии объявили открыто… Она решила, что я предала её. И, в принципе, это справедливо. Между нами всё кончено. Скорее всего, навсегда. Мы обе знали, что я могла рассказать ей правду. И мы обе знали, что я так и не решилась отступиться от Протокола. Наверное, я даже чувствую облегчение от мысли, что правда уже вышла наружу, и всё закончилось. Секретов больше нет.       — Тебе нравятся девушки? — спросил я, сам не зная, хочу ли знать ответ.       — Что? — она нахмурилась. — Я… Я не знаю.       — Как это? — не понял я. — Как можно не знать? Ты же просто… хм… смотришь и… понимаешь.       Я смотрел на неё и понимал очень чётко. Чётче, чем когда-либо в жизни. Моё личное проклятье от богов с небес — это определённо было оно.       — У нас не принято думать такими категориями. Не принято говорить о каком-то… влечении или… Ну… в общем, не важно, кто нравится. Мы ведь не животные. Мы можем контролировать свои желания. По правилам всем следует просто выбрать себе партнёра и не думать больше ни о чём другом. Этот союз не про гормоны же. Почти все пары основаны не на влюблённости или влечении, а на дружбе, верности и доверии. Это как… соседство.       Казалось бы, куда уже ещё, но я не понял ничего ещё больше. Бред какой-то. Ничего более странного в жизни не слышал.       — А… обычных… то есть для вас необычных пар вообще не бывает?       Кларк в ответ долго объясняла: были и такие, но они — в меньшинстве и чётко должны были соблюдать регламент рождаемости. И всё это странное сожительство называлось семьёй. Семья создавалась на много лет для поддержки и взаимопомощи, и двое людей считались принадлежащими друг другу — так она и сказала. Я окончательно впал в ступор, отчаянно не понимая, как люди могут кому-то принадлежать. Они что, вещи какие-то? Но Кларк этот концепт почему-то нравился. Она утверждала, что это было её мечтой — создать эту самую семью.       — Знаешь, для нас всё было чуть менее строго, чем для всех, — добавила она в конце. — В нашей инструкции по высадке была отдельная глава, посвящённая случаю, если на Земле не осталось выживших. Там было сказано, что все члены экспедиции должны создать разнополые семьи для продолжения человечества. После того, как обустроят лагерь и убедятся в его безопасности, разумеется. Но я старалась об этом не думать. Надеялась, что этого не произойдёт, ведь нас буквально законом вынудили бы на то… на те вещи, за которые принято презирать. И, пожалуй, я рада, что теперь это… всё это больше не актуально.       Она замолчала. И я тоже молчал, не понимая, что за звери всё это придумали. Как можно было закладывать в голову такие противоречивые установки, что даже при рассказе о них Кларк как будто оправдывалась за идиота-автора? Как можно было так промыть мозги своими ненормальными правилами и протоколами, что она любую симпатию искренне считала извращением? Сколькие из них там, наверху, уничтожали себя мыслями, что с ними что-то не так, если у них возникали абсолютно нормальные для взрослых людей желания? И всё из-за маниакального желания правительства всех контролировать.       — Молчишь. Ты в ужасе, да? — тихо спросила она.       — Нет, — ответил я. — Для ужаса надо бы что-то похуже. Просто пытаюсь осмыслить настолько иной способ жизни. И пока… пока он в голове никак не укладывается. Но спасибо, что рассказала. Это было… хм… интересно? Да. Определённо, познавательно.       — Для тебя это всё очень странно. Я понимаю.       — Понимаешь, потому что сама так думаешь о нашем мире? В свете всего, что тебе привычно, ты, наверное, правда в ужасе уже от наших обычаев? Ведь всё действительно очень… прямо-таки сильно отличается, да?       Немного помолчав, она задумчиво ответила:       — Честно? Ну, поначалу я была в глубоком шоке. Кто бы не был? Но потом у меня было много времени всё осмыслить, знаешь, проанализировать причины и следствия. И сейчас я думаю, что ни у кого из нас просто не было выбора. Мир сам диктует нам правила. Мы все продукты своей среды, какой бы она ни была. И всё.       — Значит, тебе не отвратительны наши традиции?       — Отвратителен мне только «Второй Рассвет». Я ненавижу и презираю их за то, кто они есть. За то, что они возомнили, будто у них есть право на насилие, право навязывать всем свои отвратные догмы. Но вы ведь не такие, у вас, как я поняла, главенствует свобода, верно? Каждый может сам выбирать, как жить. Никто не обязан… хм… отдавать долг общему благу?       — Всё верно, — кивнул я. — У нас не принято никого ни к чему принуждать.       — Тогда что плохого в том, что все живут, как им нравится? Звучит даже заманчиво.       Кларк повернулась, смотрела прямо, будто подтверждая, что была искренна. Мы встретились взглядами, и я в ту же секунду пожалел, что додумался вообще на неё смотреть. Я думал совсем не о том, о чём должен был. О том, как красиво в её глазах отражалось пламя.       — Ты правда только что сказала, что тебе здесь что-то понравилось?       — Не только это. Есть ещё пару вещей. Например, об экспериментах со взрывчаткой дома я не могла даже мечтать. Ещё закаты и рассветы. Они невероятные. И свежий ветер, и шелест травы, природа, от которой не оторвать глаз. Если бы только не всё остальное…       — Да, — тихо согласился я, — я понимаю.       Кивнув, она снова повернулась к костру и стала задумчиво разглядывать язычки пламени. Рыжая прядь уже давно выбилась из её причёски и упала на лоб. От желания коснуться, убрать её за ухо запекло пальцы. В голове ярко вспыхнула картинка, как я невесомо скользнул бы пальцами по фарфоровой коже лица совсем невинным жестом, она бы повернулась, смотрела бы в глаза, пока я склонялся бы всё ближе, и невозможно было бы перестать, когда изящные черты лица хотелось изучать прикосновениями и поцелуями. Даже в фантазии всё это казалось таким интимным, что в груди что-то замерло, сворачиваясь в тугой ком.       Я едва успел остановить себя, чтобы правда не податься ближе. Если бы думал об этом ещё на пару ударов сердца дольше, то тогда бы точно нарушил все мыслимые и немыслимые обещания. Сократить расстояние было безумно просто. Но я уже один раз поспешил и облажался. А третьего шанса Небесная определённо мне не даст.       Кларк, словно бы почувствовав моё намерение, повторила мой воображаемый жест: скользнула пальцами по непослушной пряди, смахнув её со лба. Наваждение рассеялось.       Я едва слышно выдохнул:       — Извини. Ты, наверное, устала. Не буду больше мучить тебя расспросами. Поздно уже.       — Да. Ты прав, — резко отведя взгляд, пробормотала она. Поднялась на ноги. Как-то засуетилась. — Точно. Уже поздно. Я… тогда я пойду. Хорошего дежурства. Ещё раз спасибо.       — Не за что, — бросил я в ответ, всеми силами заставляя себя смотреть на костёр. Не на неё. Не на её удаляющийся силуэт. Иначе бы всё дежурство пялился вслед, воскрешая это в памяти. Воскрешая её взгляд. Едва слышно произнёс напоследок: — Сладких снов.       Интересно, слышала ли она? Оглянулась ли напоследок перед тем, как нырнуть в палатку Эвелин?       Боги. Я был совсем плох. Просто отвратителен. Уже и сам себя не выносил. Во что превратился? Хотел заботиться о ней даже без всякой надежды на взаимность. Без всякой надежды на что угодно. Потому что просто иначе не мог. Не мог спокойно жить, думать, дышать, если ей было плохо. Разве я не был жалок?       Кларк, может, больше не боялась, охотно рассказывала о себе и, возможно, даже начала немного доверять. Но это всё ещё ничего не значило. Пока она решала для себя, кто в принципе может ей нравиться и готова ли она себе это позволить, я только о ней и думал. Бесился, что не могу перестать, и продолжал. Сможет ли она хоть когда-то ответить мне взаимностью? А если сможет, то захочет ли? Вокруг же ещё неустанно мельтешил проклятый Уэллс. Бросал на неё двусмысленные взгляды. Может, даже думал перейти к действиям. И, как справедливо заметила Эвелин, подходил ей намного больше, чем я. Пусть он сильно наломал дров, но она давно его знала, значит, могла бы легче простить. А я? Чем был лучше я, когда полез её целовать под влиянием прежде неизвестного мне спектра чувств? И с тех пор всё становилось только хуже.       Проклятая Эвелин. Пусть наслаждается, раз уж так хотела, зараза.       Как я и думал, до главного торгового пути мы добрались к вечеру следующего дня. Широкая дорога, утрамбованная колёсами телег, улетала по равнине в обе стороны от взгляда. В отличии от кишащих тварями джунглей, по тракту можно было двигаться и ночью. Достаточно было иметь с собой факел или фонарь, чтобы не сбиться с пути. Но задачи охраны Небесных это ничерта не упрощало. Я понятия не имел, патрулируют ли дорогу ублюдки из «Второго Рассвета», а если да, то четверых подозрительных путников они без внимания не оставят. Мы, конечно, будем сражаться, но против двух десятков вчетвером не устоять. Особенно когда на равных с ними биться могли только двое.       — Мы уже скоро будем в вашем городе? — с надеждой спросила Кларк, когда мы закончили очередной привал и собирались дальше в путь.       Я усмехнулся. Наивная.       — Даже несмотря на то, что мы неплохо срезали через болото, идти ещё не меньше пяти дней. А то и неделю. Но так намного безопаснее.       — Не сказал бы, — вставил Уэллс, намекая на встречу с крокодилом и этим раздражая меня до крайности. Махнул рукой в сторону Эвелин: — Её мать уплыла в Город Воды с вашими воинами. Так ведь намного быстрее?       — Вспомни то, как мы удирали, и подумай ещё раз, — возразил я. — Вода — не болото, там не скроешься. В безветренную погоду против течения только с командой гребцов пойдёшь. Кто бы взял нас на борт? Чьи суда заняли весь порт? Вот-вот. Лучше неделю бродить по пустошам, чем кормить водных змеев.       Но это была только одна из причин. Ещё я не знал, чью сторону в этом противостоянии займёт Луна. Деррик и Артигас ей были незачем — и они наверняка уже вернулись в город. А вот Небесные… Их Вождь Водного Клана могла так легко не отпустить. Слишком уж большим преимуществом они становились. Я избегал говорить об этом с Эвелин, но был почти уверен, что мы оба молча об этом размышляли.       На второй день пути по тракту мы встретили торговый караван. Пока Небесные прятались в рощице у дороги, я умудрился выменять кожу крокодила на неплохой лук и колчан стрел. Ещё и на съестные припасы хватило. Теперь несколько дней можно было идти быстрее и не тратить время на охоту. Торговцы поехали дальше на юг, так и не узнав, что у нас с Эвелин было ещё двое попутчиков, а мы продолжили идти на север.       Ежевечерний привал у костра стал почти отдушиной от однообразной дороги. Пусть даже Уэллс теперь намертво прилип к Кларк и ни на минуту не оставлял её без внимания, ему это не помогало. Порой я замечал у Небесной только усталое раздражение и не мог избавиться от затаённого злорадства. Может, у меня не было шансов на её взаимность. Но, кажется, у Уэллса её не было тоже. По крайней мере, пока.       Наконец, спустя почти неделю пути я осознал, насколько мы близко к дому. Тогда, на шхуне, я было решил, что больше никогда сюда не вернусь. Близость дома теперь втройне грела душу.       — Мы рядом. В пяти-шести часах от города, — тут же объявил всем я.       — О боги, наконец-то! Я уже думала, эта чёртова дорога никогда не закончится, — шутливо заворчала Эвелин. — И как вы так живёте, а, сухопутные крысы?       — Беллами, — я услышал тихий голос Кларк. — Мы… все наши договорённости же в силе?       — Какие договорённости? — усмехнулся я, но, увидев, как она побледнела, тут же посерьёзнел. Определённо, это была не та тема, о которой ей хотелось шутить. — Разумеется. Всё в силе. Никогда в таком не сомневайся.       Небесная улыбнулась в ответ, и на сердце потеплело. Где-то на фоне недоверчиво фыркнул Уэллс, но после её неподдельной радости это даже не взбесило. Первыми нас признали гончие, патрулировавшие окрестности первого кольца стен. Ребята-патрульные тоже были рады видеть нас, переживших пустоши и чёрт знает что ещё, но быстро пропустили дальше. Город неуловимо изменился: с улиц исчезла беззаботность, гуляющих счастливых матерей было не видать, и без того не самые многолюдные места поредели ещё сильнее. На ветру развевался символ всеобщего траура — чёрный флаг. Густус. Они чтили его память.       Матушка бросилась ко мне сразу, стоило мне только ступить на порог. Обнимала и приговаривала, что однажды шило в одном месте меня погубит, а пока она счастлива, что я жив и цел. Шум услышала Октавия и тоже следом повисла у меня на шее. После кратких представлений и обмена любезностями я обратился к матери.       — Мне нужна твоя помощь. Наших гостей нужно где-то разместить, кто справится с этим лучше тебя? А мне пока нужно созвать Советы. Есть пара вопросов, которые нужно обсудить.       — Ты можешь хоть на секунду присесть? Мы страшно за тебя волновались, — с упрёком ответила она. — А тебе всё война. Сядь, выпей чаю.       — Мы и так кучу времени потеряли в дороге, — отрезал я.       — Просто есть кое-что, что ты должен знать, братец. У нас в городе появился ещё один Небесный.       — Что?       — Кто? — выдохнула Кларк, делая шаг вперёд.       — Он сказал, что его зовут Джон Мёрфи, — пожала плечами Октавия. — Хочешь повидаться?       Небесная широко улыбнулась.       — Чёртов номер один. Конечно, хочу! Как он попал сюда? Давно?       — Мы нашли его пару дней назад. Его вела гончая, которую мы отдали тебе в сопровождение. Оба еле шевелились, но хотя бы пытались ползти. И да, — Тави улыбнулась, — я очень рада, что Белл спас тебя. Ну, и не только тебя.       — Бо жив? — с восторгом переспросила Кларк.       — Конечно. Эти гончие намного крепче твоих самых смелых ожиданий.       Я не совсем понял, почему Небесная так радовалась тому, что этот самый Джон выжил. Помнил о нём с её слов только то, как он предал своих. Но, видимо, хоть кто-то из старого мира внушал ей спокойствие. Пусть даже ещё один предатель, которого товарищи обрекли на смерть.       — А горец? Он жив? — в голосе Кларк послышалось волнение.       — Не помню никаких новостей о нём. Думаю, ты понимаешь, что у Военного Совета и без него дел по горло, — успокоила её сестра.       Матушка всё же убедила нас пока остаться у неё и освежиться с дороги. Пыльные и уставшие, все охотно приняли приглашение. Анья явилась почти тут же — я успел только привести себя в порядок и немного перекусить.       — Отличная работа, — улыбнулась глава Совета, и морщинки паутинкой собрались в уголках её глаз.       — Спасибо, — бросил я, скорее напряжённый, чем польщённый.       — Если вдруг тебе интересно, нового главу Военного Совета пока не избрали. Но после вашего послания из Полиса Линкольн занялся подготовкой обороны города. Столько работы… Возможно, тебе стоит ему помочь?       — У меня есть идея получше. И я рассчитываю, что Совет матерей её поддержит.       Анья приподняла бровь, заинтригованная и озадаченная.       — Не только мы решаем что-то в этих вопросах. Густуса больше нет, но Военный Совет никуда не делся.       — Это не ваша проблема. С этим я разберусь сам, а от вас мне просто нужно содействие. Без лишних вопросов.       — Что ты задумал?       — Решил выиграть войну против Коалиции.       — Мы против кровопролития.       — Я тоже.       — Чудесно. Тогда мы готовы выслушать твои предложения на заседании. А пока мне нужно обсудить кое-что с Авророй.       — Вы довольны? — спросил я, когда она уже почти покинула гостиную. Я говорил про смерть Густуса, и глава Совета тоже прекрасно поняла подтекст.       — Пока не знаю. Время покажет, — вновь улыбнулась Анья и ушла, а у меня по позвоночнику пробежал неприятный холодок.       И как все её желания так легко сбывались?