heavydirtysoul

\\ Когда ум Терри не занят мыслями о победе, Олег позволяет себе думать о Дэни. Терновой даже не знает, любовь ли это. Он ведь никогда не влюблялся в парней, если быть честными, Олег никогда и не влюблялся так сильно. Дэни первый для него во всех смыслах. И именно от этих отношений столько проблем, столько головной боли. Но противиться Олег этому уже не может, хотя очень хочет просто вырезать часть сердца, принадлежащего Дане, и забыть. Если бы все было так легко… Иногда ему кажется, что это просто издевательство над парнем, который никогда не был в более серьезных и тайных отношениях, чем с ним. Иногда Олег думает, что Терри просто скучно, и поэтому он играет не только с его телом и разумом, но захватывает и остальных игроков. Олег действительно хочет, чтобы Даня был счастлив. Чтобы он просыпался по утрам рядом с человеком, который будет безоговорочно любить его, чтобы его целовали в нос, губы, скулы, шею, обнимали по особо холодным вечерам около камина, гуляли по набережной или старым аллеям, чтобы этот кто-то давал Дэни то, чего Олег не может дать ему. Олег всеми силами души желает, чтобы Даня был счастлив. Даже без него. Терновой устал бороться, устал решать проблемы, устал быть лидером. Если бы Дэни приказал ему в тот момент остаться рядом с ним в кровати, он бы предал всех богов и остался бы. Променял бы пять миллионов, славу победителя и весь мир на ночь вместе. Вот только Дэни уменьшается, сливается со стеной, как только Терри появляется в поле его зрения, и молчит так громко, что можно оглохнуть. Дэни просто его горе. Его собственный круг ада, его болезнь, поглощающая изнутри, его любимейшая часть ужасного рассказа, его проклятье, его боль в ногах после долгой прогулки. Все было бы невероятно просто, если бы не было Дэни с этим тупым обожанием и всепрощающей любовью в глазах. Он простит его, что бы Терри не сделал, и это пугает до спазмов, до разбитых косточек пальцев, до слез. Олежа знает, что они связаны. Что красная нить, привязанная тремя узлами вечности и половинкой бесконечности к сердцу Олега, проходит сквозь Дэни. Дэни осторожно трогает ее, поправляет, поддерживает, когда она внезапно готова порваться, сжимает в пальцах, хотя это невероятно больно. Олежа точно знает, что это больно, но Даня никогда не жаловался. И сколько бы раз Терри не пытался разорвать ее, всегда была другая рука, готовая завязать следующий узелок. Они до сих пор связаны миллиардами нитей с первого мастер класса, который они же безобразно прервали. Иногда Терновой думает, что на самом деле ведущий совсем не он, что только благодаря Дэни он еще не свихнулся и не стал Терри — безумно талантливым рэпером, которому чуждо все, кроме собственной выгоды. До финала оставалось четыре недели. Всего двадцать восемь дней, а потом Дамоклов меч упадет, разрезая насквозь их лживую любовь, их красную нить, их адский рай. Убивая настоящего Олега. Убивая их, которые никогда и не были «мы». Всегда порознь, но переплетены. Терновой думает, что сможет выжить и без Дани, но безбожно лжет. Терри шепчет, что никто не сможет отобрать у него победу. Олегу, в принципе, плевать на всех остальных участников. Олега не волнует, что они замолкают на полуслове, едва он появляется в комнате, что прячут глаза, будто Терри сможет высосать душу, посмотрев единожды, что он завтракает, обедает и ужинает в гордом одиночестве победителя. Терри шепчет, что все правильно, что так и должно быть. Они боятся его. Олегу, в принципе, плевать на всех. Вот только упасть хочется замертво, броситься из окна перед полуфиналом, потому что так нравился вид с высоты, а Олегу уже все равно, уже не имеет значения, потому что Дэни говорит ему: — Пошел ты. По-крайней мере, это справедливо. \\ С Терри и Дэни репетируют чаще в силу того, что у них авторские песни. Даня зевает и пьет третью чашку кофе, пока Олег снова и снова повторяет припев. Марко останавливает его на половине, мрачно качая головой: все не то. Олег устало массирует виски и косится на Дэни, когда Марко внезапно говорит: — Тебе нужен кто-то, кому ты петь будешь. То есть, по-настоящему, не играя, а чувствуя песню сердцем. Ты выполняешь механически, тебе нужен кто-то… Дэни, поможешь ему? Тебе просто нужно стоять, пока он представлять будет девушку свою, Машей зовут, верно? Вот только представлять нечего, пока тот, кто все мысли занимает, встает с дивана и медленно движется к Олегу. — Поехали, — кивает Джакомо. Дэни смотрит в его глаза, словно испуганный зверек на своего мучителя, но стоит рядом, качаясь едва в такт. Олегу безумно больно осознавать, что Даня его простит все равно, хотя он сам простить не сможет. Марко прав — песня оживает, когда Олег поет тому, кому хотел бы посвятить все свои песни. Даня двигается робко, осторожно, а Олег боится спугнуть его, поет сначала почти не слышно, полушепотом, словно признается в чем-то. Твоя мама говорит, что нам не по пути… Дэни улыбается, представляя, что сказала бы мама, если бы узнала про любовь всей его жизни. Одобрения ожидать точно не стоит, но ведь любовь не выбирают, верно? Олега распирает от нежности, и это выражается в том, что он поднимает руку и пальцами едва касается щеки Дани, боясь, что парень отскочит от его прикосновения. Олег просто не простил себя, если бы не сделал этого, даже если бы сломал момент. Даня в ответ нерешительно приподнимает уголки губ, чувствуя жжение в тех местах, где пальцы Олега касаются его щеки. — Хорошо, — одобряет Марко, слегка щурясь и улыбаясь, как сытый кот. И как ей объяснить, то, что между нами? Ведь ты целую неделю снова не ночуешь дома. Слишком близко, слишком жарко, слишком больно будет потом, но сейчас им хорошо. Все забывается, кроме слов, проскальзывающих от одних губ к другим, и движений, будто дополняющих друг друга. Дэни вспоминает мастер класс Мии, улыбается, буквально видя, как между ними натягиваются разорванные до этого нити. Они впервые за несколько дней чувствуют себя настолько живыми, настолько счастливыми, настолько заполненными. В небе ярче солнца свети; Чтобы сердце шло за тобой и не заблудилось в пути. Олег приближается даже слишком, очки с Дани снимает, носом касаясь чужого носа, и Джакомо ошарашено вглядывается в них. Слухи ходили разные, но не верить в них, когда прямо перед тобой парни готовы сорвать друг с друга одежду, было сложно. В голове обоих парней роятся мысли, которые сводятся к одному: поцеловать его. Сейчас же. Это мания, когда мы с тобой одни. Это магия объединяет наши миры; Иди сюда. Песня кончается слишком быстро, хочется продолжения, хочется большего. Возбуждение захлестывает с головой, а они все не могут оторваться друг от друга, даже когда Марко встает и начинает хлопать. — Сделаешь точно так же на сцене — и стопроцентно будешь в лидерах. Эм, спасибо, Дэни, теперь давай возьмемся за твою песню, — мужчина кивает Олегу, — можешь идти спать, ты хорошо поработал. Олег откашливается, неровными, качающимися шагами покидает комнату, даже не оглядываясь. Он заходит в ванную, потому что спать после такого вообще не хочется, включает холодную воду и лицо под струю подставляет, пытаясь справиться с болезненным возбуждением. И внезапно оборачивается, услышав тихое «Олеж». Дэни стоит в дверях, и Олегу сначала кажется, что он его сам себе выдумал. Они движутся друг к другу медленно, Олег боится, что руку протянет — и Даня исчезнет, как наваждение. Дэни губы пересохшие облизывает, и это срывает крышу у Олега, он преодолевает оставшееся расстояние в пару секунд и наконец-то целует его. Олег действует осторожно, нежно, как и танцевал с ним в репетиционной, чувствуя трепетное тепло в груди, где раньше была пустота, и Дэни от этого тает, млеет и стонет едва слышно. Это все так правильно в тот момент. Терри, соперничество и боль отходят куда-то назад, оставляя лишь теплые руки, обнимающие так привычно, и губы, целующие в ответ. Дэни захлебывается от радости, пытаясь неопытно углубить поцелуй, и Олег смеется ему в губы, шепча «не торопись», и вновь целует, целует, целует. Даня цепляется за его шею, практически повиснув на нем, потому что колени предательски подкашиваются, и Олег прижимает ближе, руками обхватывая тонкое тело. Им так беспредельно хорошо, в животе тугим комом стягивается желание. — Меня Марко ждет, — шепчет в раскрытые губы Дэни. — Ну так иди, — говорит Олег, прижимая крепче. Даня улыбается счастливо, когда его поднимают на руки и усаживают на раковину, шею подставляет под губы чужие, доверяясь ему безгранично. — Иди, если хочешь. У Олежи голос слишком глубокий, грудной, возбужденный, заставляющий Даню вздрогнуть. Олежа касается губами ключицы, буквально заставляя себя не оставлять отметок, но так хочется заявить права на этого парня. Парня, который и так уже его полностью. — Он опять злиться будет, — по-детски хмурится Дэни. Терновой улыбается, лбом утыкаясь в данино плечо, понимая, что ему нельзя переступать черту. Даня руками гладит его, куда достает, мысленно умоляя продолжать. Ему так мало, но Терновой уже поправляет на нем майку, пальцами обводя ключицы, и снимает с раковины. — Идешь? — спрашивает Олег, протягивая ему руку. Даня улыбается, сплетая их пальцы, думая, что более счастливым еще никогда не был. Большой палец Олега мягко скользит по всей длине пальца Дэни. Они идут рука об руку под покровом темноты, пытаясь растянуть момент, до кроватей, и Даня внезапно решает, что сейчас самое время. Если он не признается сейчас, то уже никогда не посмеет. — Я люблю тебя, — шепчет Даня, когда Олег уже лег в кровать. В темноте сложно понять по лицу, что испытывает Терновой, но Дэни продолжает, кусая губы. — Я люблю даже Терри, потому что он часть тебя. Я люблю тебя, Олежа. — Зачем? Дэни вздыхает устало и уходит, больше не говоря ни слова. PLC поворачивается на другой бок, ненароком подслушивая чужие признания, замирая внутри хуй пойми от чего. Хочется достать флягу и выпить все пойло, что осталось, а еще больше — закричать, чтобы слышали все, потому что с ним ведь любовь тоже повеселилась. Вот только Даня выбирает постоянно этого ублюдка, для которого чистая любовь — просто ненужный сувенир к победе. Вот только Даня даже не подозревает, что горечь застилает глаза мужчины, пока он слышит признания, адресованные не ему. Сережа думает, что смог бы защитить Дэни. Смог бы дать ему все, что в его силах, дорожил бы, заботился, оберегал. Однако Дане нужен вовсе не он. \\ Олег облокачивается о стену, наблюдая, как Даня кружится по кухне, убирает грязную посуду, оставленную после шумного завтрака. Дэни не замечает его, напевая под нос что-то незамысловатое, и Олег чувствует, как на губах у него появляется улыбка. — Боже, что это пригорело ко дну? — ругается Даня, еще усерднее пытаясь отмыть сковородку, на которую уже все забили. Он выдавливает еще немного средства для мытья и продолжает оттирать налипшую еду. Олег думает, что его еще никогда так сильно не возбуждал вид человека, моющего посуду. — Ой, — Дэни вздрагивает сначала от того, что с него снимают наушники, а потом от ощущения больших теплых ладоней на своих бедрах. Сковородка с веселым звоном летит обратно в мыльную воду. Вода оказывается на футболке Дани и на полу, и парень наиграно хмурится. — Олег, блин, посмотри, что ты наделал. Олег продолжает рисовать круги на его коже, которая тут же покрывается мурашками. — Что? — спрашивает Даня, не разворачиваясь к нему лицом, а упрямо продолжая мыть проклятую посуду. — Ничего. — Совершенно ничего?.. Олег хмыкает, утыкаясь ему в шею, губы скользят по коже, и Даня еле сдерживается, чтобы не застонать. Терновой забывает про круглосуточное наблюдение, про камеры и надвигающийся отчетный концерт. На посуду уже тоже наплевать, но Дэни не собирается сдаваться слишком легко. Он стоически выдерживает пытку, отмывая еще один стакан и пару вилок, когда Олег прикусывает осторожно кожу на шее, и стон срывается с губ, оповещая о победе. — Совершенно, — тянет Олег, руками исследуя чужое тело. И делает это снова. — Прекрати, — мягко шепчет Даня, разворачиваясь наконец-то к нему. И Олег пользуется моментом, чтобы поцеловать его в губы. — Ты хоть представляешь, сколько нам придется пережить, чтобы остаться вместе? — спрашивает Олег, прислоняясь лбом к его лбу. — Нет, но мы как-нибудь разберемся, — крохотный поцелуй в уголок губ. Два — в подбородок. Взгляд — боже, я так люблю тебя. Все это сносит крышу молниеносно. — Боже, почему ты такой… — Какой? — Правильный. Мне было бы легче, если бы ты был чуточку хуже, чем ты есть. Но ты идеальный. Не пьешь, не куришь, не материшься. Даже посуду, блять, моешь… Олег целует его с опьяняющей вдумчивостью, лаская, исследуя, сливаясь с ним воедино. Его рука все еще скользит под мокрой футболкой, пальцы пересчитывают каждое ребро, и Даня готов поклясться, что Олег боится причинить ему боль. Он держит его так, как держат археологи нечто хрупкое и невероятно ценное, оберегая от повреждений. Вот только потом он сам его ломает. Даня думает, что бороться за Олега все-таки стоит. Если бы Дэни попросили описать Олежу, он бы сказал, что Олежа — солнце. К нему тянутся заплутавшие в темноте, хотя все прекрасно знают, что оно иссушит тебя, убьет в душном смоге, своим теплом подарит агонию. Даня тоже об этом знает, но он сам тянется к Олеже, умоляя о столь мучительной смерти. Олег, так же как и светило, останется недосягаем и одинок, и глупо просить солнце сойти с небосвода, чтобы поцеловать его в губы. В конце концов, не каждый из нас Маяковский. Олежа то, что убивает, и то, что дарит жизнь. Даня уже не может существовать без него. Забавно, но Олег на вопрос о Дане ответил бы точно также.