«СОДОМ» ПРИГЛАШАЕТ ВАС НА ЕЖЕГОДНЫЙ АУКЦИОН ДУШ Не пропустите! Вас ожидает четырнадцать фантастических лотов, чарующая атмосфера, лучшие яства и незабываемые ощущения! Ведущий — Павел Воля. В программу вечера также входит классическое «Рипперс Шоу». Специальные приглашенные гости: Члены династии фон Гельфанд. Проход строго по билетам. Напоминаем, что Аукцион Душ — не место для особо впечатлительных и слабонервных. Мы заботимся о вашей безопасности. Вы предупреждены.
Их было много, и они смотрели. Шуршали подолы платьев, разливалось дорогущее вино, вспыхивали и гасли свечи, скрипели подошвы ботинок, каблуки цокали по деревянному полу, щелкали вспышки фотокамер, мелькали элегантные высокие прически, звучал натужный хохот. Они улыбались своими странными улыбками, перекошенными, фальшивыми, искусно отрепетированными, а их зубы — всё равно что акульи, разве что не в два ряда, были столь белыми, что жемчуг померк бы на их фоне. Зал не блистал своими размерами — к сожалению — поэтому они все расселись в первых рядах, голодными стеклянными глазами взирая на сцену. Дэни не знал, кем являются эти создания в пестрых одежках с застывшими выражениями на лицах, поэтому мысленно окрестил зрителей одним кратким словом — «они». Эти «они» сильно отличались от демонов, которых Дэни уже успел встретить. Тим, Настика, Джей Мар — все они испускали импульсы, в которых чувствовались жизнь и разум, которые придавали их щекам легкий розовый румянец и зажигали искорки в глазах. Эти же были попросту деревянными, как замороженные куски говядины. «Когда-то они были живыми,— заключил Дэни, выглядывая из-за тяжелого бархатного занавеса — А сейчас остались только кости» Разволновавшись, Дэни принялся теребить пластиковый бейджик со своим номером, который на него нацепили по прибытию в Содом. «З-здание, в котором проводится аукцион названо в честь г-города, уничтоженного за грехи?— Дэни не смог скрыть своего разочарования. — Это какое-то пафосное клише» Тим насупился. «Блять, ну простите, что не оправдали ожиданий» Идеально круглые столики, стоящие аккурат за креслами, на которых сидели «они» пустовали, но Дэни был уверен, что это не на долго. Новообретенное шестое чувство толкалось у него под ребрами, нашептывая, что эти места особенные, и зарезервированы они для особенных гостей. — Сатана,— по спине пополз холодок. — Он будет здесь. — Конечно, будет,— отдергивая подол пурпурного платья, брякнула дама, которую Дэни уже видел раньше, в автобусе. Бейджик на её груди гласил: «Евгения Майер. Лот №11». Она заправила выбившийся из прически каштановый локон, подкрадываясь к занавесу. — Кошмар,— её передернуло от одного вида за сцену. — Я надеюсь, что они не участвуют в аукционе. Было забавно, что она ещё смела на что-то надеяться. Их скупили как скот на базаре, заставили вызубрить свод правил, привели в «фирменный» вид, заклеймили этими бейджиками, а сейчас, вот, устроят настоящее шоу, в котором они — он и Женя — будут не более, не менее лишь красивыми декорациями. Тим предупреждал, что главными звездами шоу будут гости, а не они, поэтому отгораживаться радужными иллюзиями было бы бессмысленно. Лучше встретить правду с мечом в руке, чем прятаться за картонным щитом. — Ты такой маленький,— Женя вдруг хихикнула, коснувшись кончиками пальцев щеки Дэни. Прикосновение влажным мазком отпечаталось на коже. — За что ты сюда попал? Дэни прикусил язык, рот наполнился вкусом крови. До чего же это было паршиво, стоять здесь и распинаться о том, почему ты, милый маленький мальчик, продал душу в интернете за такую смехотворную сумму. Никто не поймет, какого это, сходить с ума от мигрени, засыпать от усталости, а не потому что хочешь, выпадать из реальности, потому что виски судорожно сжимались вокруг мозга, медленно терять себя, думать лишь о боли, которая вливалась в вены нескончаемым потоком... — Вздор!— на лице Жени читалось неподдельное недоумение. — Почему сразу душу продавать? Мог бы продать мигрень. Юноша кисло улыбнулся. — Как будто это могло кого-то заинтересовать,— понурив голову, прошептал он. — Ещё как,— Женя рьяно закивала головой, её серо-зелёные глаза наполнились смешинками. — Прошлым летом я продала обсессивно-компульсивное расстройство. В мире столько идиотов и извращенцев, ты не представляешь. Купят что угодно. Дэни медленно опустился на стул. Такое неожиданное открытие окончательно его добило. Мысли отзвучали звонкими пощечинами. Идиот! Придурок! Слабак! — Тише, хэй, тише,— Женя склонилась над юношей, её объемные груди едва не вывалились из декольте. — Не стоит из-за этого загоняться... — она кинула беглый взгляд на его бейджик. — Даня. Ты очень приятный мальчик, очень. У тебя светлое будущее в темном царстве. Девушка приподняла его лицо за подбородок и ободряюще улыбнулась. Образ вульгарной истерички, въевшийся в подсознание Дэни как жирное пятно, испарился, роковая Евгения Майер заиграла новыми красками, искренними и мягкими. «Или я просто хочу её такой видеть,— одернул себя Дэни, смаргивая закипевшие в глазах слезы. — Вот же дурная привычка» Здание Содома заполнилось печальной мелодией вальса Чайковского, воздух стал горячим, рекой полились приветствующие аплодисменты. — Покупатели,— тихо констатировала Майер, повернувшись на звук. — Покупатели пришли. Половицы в полу застонали под весом внушительных размеров мужичка. Он выпучил налитые кровью глаза на Дэни и Женю. — Какого... ептить мать, вы двое, тут ошиваетесь?— с пеной у рта прошипел работник Содома. — Вы что, тупые?! Вам нельзя тут находиться, все идут по номерам! Он схватил Женю за руку чуть выше локтя и потянул на себя, попутно рявкая на Дэни: — Тебе особое приглашение нужно, очкарик? Поднимайся и шагом марш за мной! — Нежнее,— свирепо прорычала Майер, пытаясь отодрать покрытые струпьями ладони от своей кожи. — Я не мешок с картошкой, чтобы так грубо со мной обращаться! «Тим, бесспорно, не подарок,— поднимаясь на ноги под нескончаемый всплеск аплодисментов, думал Дэни — Но я бы хотел, чтобы он был здесь сейчас»***
На фоне идеально синего бархатного занавеса появился бессменный ведущий аукциона Душ — немолодой худощавый мужчина среднего роста с белоснежной улыбкой и густой копной золотисто-каштановых волос, известный под псевдонимом «Павел Воля», который, взяв в руки инкрустированный фианитами молоточек, громко провозгласил на весь зал: — ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, ДАМЫ И ГОСПОДА. Я РАД ПРИВЕТСТВОВАТЬ ВАС НА ЕЖЕГОДНОМ АУКЦИОНЕ ДУШ, КОТОРЫЙ, ПО ТРАДИЦИИ, ПРОВОДИТСЯ В СОДОМЕ. НАПОМИНАЮ, ЧТО ЭТО ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ МЕРОПРИЯТИЕ ЯВЛЯЕТСЯ ЕДИНСТВЕННЫМ МЕСТОМ, ГДЕ ВЫ, ДА-ДА, ИМЕННО ВЫ, ДОРОГОЙ ЗРИТЕЛЬ, МОЖЕТЕ КУПИТЬ САМУЮ НАСТОЯЩУЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ДУШУ. КАЖДЫЙ ГОД ЛУЧШИЕ МАСТЕРА СВОЕГО ДЕЛА ВЫХОДЯТ НА СВЯЗЬ С ВНЕШНИМ МИРОМ ТОЛЬКО С ОДНОЙ ЦЕЛЬЮ, — он обвел заполнившийся до отказа зал руками. — РАЗБАВИТЬ НАШИ СЕРЫЕ БУДНИ ЯРКИМИ ЭНЕРГИЧНЫМИ ДУШАМИ. Я НЕ СОМНЕВАЮСЬ, ЧТО, НЕСМОТРЯ НА ИТОГИ АУКЦИОНА, ЭТОТ ВЕЧЕР НАДОЛГО ОСТАНЕТСЯ В НАШЕЙ ПАМЯТИ. С ВАМИ ПАВЕЛ ВОЛЯ, И МЫ НАЧИНАЕМ! Дьявол, восседая за столом в окружении своих драгоценных отпрысков, улыбался щербатой улыбкой сквозь густую черную бороду. Ему нравился этот порочный круг. «Колесо, которое никогда не прекращает вращаться,— говаривал он. — А мы в нём спицы» Двоюродный брат Его Милости не получал от этих заученных речей особого удовольствия, но принимал как должное и уважительно кивал, пока остальные отбивали ладони друг от друга, стараясь перекрыть голос ведущего аплодисментами. Тимати сидел за отдельным столом, откинувшись на спинку стула, и потягивал через трубочку янтарный бурбон, не испытывая какого-то восторга или трепета. Аукцион — это машина, задачей которой является выполнение одной единственной функции — поставление душ. А вот уже с них можно что-то поиметь. «Это бизнес,— время от времени говорит Тимати. — Иногда мне кажется, что только я один это понимаю» Терри чувствовал себя не в своей тарелке. Он не помнил ни одного мероприятия, ни одного празднества, ни одного момента в своей жизни, в который бы он вписывался. Оглядываясь назад, кронпринц Преисподней видел лишь рытвины — в каждую из которых он проваливался — и всепоглощающее одиночество, которое не отпускало даже сейчас, когда он сидел бок о бок с отцом, сжимая в ладонях крошечную руку сестры. На их столе, вздрагивая от легкого сквозняка, горела свеча. Её трепетное свечение отражалось в темных линзах очков дьявола и отбрасывало золотистые блики на смоляные волосы Терри, которые он, по настоянию Кристины, уложил с помощью геля. «Своей небрежностью ты нас позоришь,— скользя гребешком по волосам брата, сетовала Кристина. Ей пришлось встать на носочки, чтобы дотянуться до него. — Я хочу, чтобы ты выглядел красиво» «Угу, ведь без этой липкой дряни я похож на чертика из табакерки»,— фыркнул Терри, отмахнувшись от сестры. Она наморщила носик. «Просто позволь мне закончить». Для Кристины аукционы всегда были волнительным событием, в отличии от него. С тех пор, как они потеряли мать, невинная роза, которой Крис была, завяла и пеплом рассыпалась по ветру, и вместо райского цветка в сердце сестры расцвела бездна, черная, как и её глаза. Никто, кроме Терри, не замечал с какой нездоровой одержимостью Кристина бьется за эти мертвые души. Возможно, все вокруг просто предпочитали не замечать, как сминается её юное лицо, как белеют от злости губы, как пальцы озлобленно сминают шелковую скатерть, как часто пульсирует жилка на её шее. Под умопомрачительной ангельской красотой скрывалось что-то совершенно безобразное, смиренно ожидающее своего часа, чтобы выкарабкаться из глубин её души и стаей прожорливой саранчи затопить ад. Терри считал, что это своего рода раковая опухоль, которая набухала в чреве сестры, питаясь её жизненными силами. И она, вроде как, была не против. — Это моя любимая часть,— Кристина улыбнулась во все тридцать два, когда слуги торжественно вынесли громадных размеров серебряный кубок на центр сцены. Старинный кубок, местами почерневший от времени, был единственным предметом в Содоме, который одновременно цеплял своей простотой и угнетал внешними повреждениями. Некогда пластичный благородный металл серебристо-белого цвета превратился в уродливую серую глыбу, и как бы напоминал всем, что в стародавние времена и он был прекрасен, но годы выпили из него красоту, нещадно искусав со всех боков. «Все умирают,— Терри прочитал гравировку на кубке. — Всё умирает» — Улыбнись, расселся тут, как миска скисшего молока,— отец пихнул принца под ребра, и тот мгновенно приосанился, мысленно понося этот долбаный аукцион на чем свет стоит. Терри растянул тонкие губы в улыбке, вкладывая в неё всю желчь, на которую был способен. — У тебя душа матери,— поняв, что строить сына по струнке не получится, обреченно вздохнул Максим. — Душа повстанца. — Для меня честь быть похожим на неё,— Терри затянул черный вельветовый галстук потуже. Отец поднес кулак к губам, сдавленно рассмеявшись. — Честь,— просмаковал дьявол, его плечи задрожали. — Ты уже позабыл о том, какую высокую цену твоя мать заплатила за свой мятежный дух? Улыбка сиюминутно погасла, Терри побледнел, его радужки, словно напичканные дегтем, вопросительно сверкнули. — Забыл ли я?— сглатывая горечь, хмыкнул Терри. — Отнюдь.— его пальцы судорожно сжались на руке сестры, и она возмущенно охнула от боли. — Ми смо осуђени на памћење. — Мы обречены помнить,— кивнула Кристина. Сербский, черт его дери. Крис не любила этот тяжелый булькающий говор, но в своё время она поставила себе цель вызубрить его так, чтоб от зубов отскакивал, и теперь могла похвастаться быстротой перевода. Она сфокусировала взгляд подкрашенных карандашом глаз на свече, и та начала таять, шипя, как масло на сковородке. — Я возлагаю на этот вечер большие надежды,— отец поерзал на жестком стуле, демонстрируя своё феноменальное умение переключаться с одной темы на другую в мгновение ока. — В конце концов, хоть раз этот аукцион может обойтись без кровавой бани?***
Тим Гринберг, репутация которого шла впереди него — а если быть точнее, петляла из стороны в сторону, горланя всякие непристойности — прокрался за кулисы, чтобы в последний раз переговорить со своим юным лотом с глазу на глаз. Дэни находился в специально отведенной для него комнате. По выражению его лица Тим без труда догадался, о чем он думает. «Вольер,— мысленно кричал Дэни. — Вольер для скота» Молодая строптивая душа юноши буйствовала, как море во время грозы, но он умудрялся не выпускать этот хаос наружу. Юноша сдерживал праведный гнев, хорошо маскируя его под обычное волнение. — Как дела?— Гринберг облокотился на дверной косяк, крутя в руках стакан с холодной водой. Дэни прочистил глотку, даже не посмотрев на него. — Т-там был ч-человек, я ув-видел его до того... до того, как нас увели,— из-за всплеска эмоций во рту образовалась каша. — Белый воротник, черная мантия, глаза... карие. Осоловевшие такие, с лопнувшими сосудами. И усы. Не-не-невысокий. Это был он, да? Са-а-тана. — Усатый?— поперхнулся Тим, его лицо вытянулось от такого нелепого предположения. — Ты че, не. Это дед PLC. Дьявол тот, что сидит за центральным столиком в кругленьких очках и шапочке. — Не видел такого,— мрачно отозвался Дэни. — Придет время — увидишь,— пообещал Гринберг. При таком плохом освещении он был похож на высокую угловатую тень с глазами гиацинтами, которые пронзали насквозь. Демон собирался сказать кое-что, предупредить, но не знал с какой стороны подступиться. От Дэни веяло враждебностью. «Мальчишка прислушается к моим словам, потому что он — хороший мальчик, послушный» — Сейчас будут объявлены лоты,— наобум заявляет Тим, стакан в его руках завибрировал. — На представление каждого отведено не более пяти минут. Ты будешь среди первых. — Пятый лот,— щелкнув пальцем по бейджику, фыркнул юноша. — Даня, происходящее на сцене не должно тебя сломать,— слова зависают в воздухе, как мерзопакостное послевкусие после гадкого ужина во рту. — Что бы ты не услышал или не увидел, не смей ломаться. Дэни озадаченно моргнул, но демон уже растворился в сгустившемся сумраке.***
— Вашему вниманию представляется лот №1,— Воля жизнерадостно улыбался под мягкие звуки вальса. — Руслан Кримлидис. Синий бархатный занавес поднимается, бледный свет прожектора падает на искаженное в непонятной гримасе лицо Руслана, звучат аплодисменты. Игра началась. Тим не обращает на него внимания, потому что Руслан воняет. По настоящему так, без шуток. Он хорош собой: волевой подбородок, красивая линия скул, брови вразлет с выраженным изломом, золотисто-карие глаза, бледные шрамы, наискосок перечеркивающие спелые красные губы, широкие плечи, но от его души прет горьковатой медью, какой-то могильной дрянью, что делает его абсолютно скучным персонажем — он молодой, красивый, и гнилой. Таким стандартным набором уже никого не удивишь. Гринберг смотрит на бархатный занавес, вспоминая её свадебное платье, такое же насыщенно синее, но из шелка. Он помнит, с какой гордостью она шла к алтарю, а ещё прикосновения к её атласной коже, помнит поцелуй со вкусом её слез, он её помнит... Она всплывает в незначительных деталях, отражается в мелодии вальса, танцует на задворках сознания, продолжает воскресать, как птица Феникс. Она возвращалась лихорадочным наваждением, как бы упорно Тим не старался её вытравить. Он прикусил щеку изнутри. Нельзя. Думать. О. Ней. — Руслан,— когда аплодисменты стихли и воцарилась мертвая тишина, на фоне которой едва слышно играл живой вальс, Павел Воля приступил к раскрепощению лота. — Будем говорить начистоту. Ты невероятно красивый парень, и есть в тебе что-то такое, что заставляет задуматься, кто он, откуда, чем занимался в жизни? Расскажи нам подробнее. Кто такой Руслан Кримлидис? Кримлидис чешет затылок, улыбаясь собственным мыслям. — Интеллектом и не пахнет,— Настика задумчиво потерла подбородок, рассматривая Руслана из под полуопущенных ресниц. Джей Мар согласно кивнул: — Зато пахнет кое-чем другим. — Ну-у...— из груди Руслана вырывается не то хрип, не то смех. — Я занимаюсь борьбой. Занимался. У меня был черный пояс по карате, а ещё я изучал фехтование. Получалось весьма недурно. — Звучит интригующе,— Воля покрутил молоток в руках. — Что скажешь, может, продемонстрируешь нам, как это делают профессионалы? Эта просьба застала Руслана врасплох, он сжался от страха. — Не думаю...— неуверенно пробормотал он. — Не думаю, что это хорошая идея. Джей Мар усмехнулся в воротник своей куртки, а Настика захихикала: — Сейчас будет мясо. — Надо было читать справочник,— Тим ущипнул себя за переносицу. Честное слово, этим недотепам так катастрофически сложно взять любезно предложенную книгу, в которой черным по белому написано, что можно делать во время аукциона, а за что тебя, блять, сожрут? Тим безнадежно вздохнул. «Ну, что поделать. Горбатого могила исправит» — Ты отказываешься?— Воля вскинул брови. На нём идеально белый костюм, невинный и безупречный до последней нитки, и пачкать его в самом начале он точно не собирался. — Ты уверен, Руслан? Уверен? Руслан смотрел в зал, но ничего не видел. Его колотило, как преступника на электрическом стуле, он плотно сжимал губы, но так и не дал конкретного ответа. Молчание затянулось, и ведущий, как и всегда бывает в таких ситуациях, взял инициативу в свои руки. — Что ж,— Воля развел руки в стороны, зрители в первых рядах начали перешептываться. — В таком случае, я предлагаю перейти сразу же к испытанию чистоты. Он подтолкнул Руслана к серебряному кубку, выделяющемуся на фоне этого вылизанного мероприятия своей грубостью и отсутствием лоска, чтобы тот извлек оттуда своё испытание. Кримлидис нерешительно опустил руку в кубок, пошарил там, а потом вытащил прямоугольную пурпурную карточку, на которой густыми черными чернилами было нарисовано самое обыкновенное зернышко. Руслан потупился, разглядывая рисунок. — В чем дело, Руслан?— Воля вытянул шею, заглядывая юноше за плечо. — Что тебе попалось? — Зерно,— буркнул Руслан, его шея побагровела, между бровей залегла глубокая складка. — Зерно,— эхом прозвучал Воля, уголки его губ взвились вверх — Просто замечательно. — он указал молотком в сторону, будто король скипетром, и скомандовал. — Вынесете нам зерно! На сцену поднялась худосочная девушка в маске ястреба. Она несла поднос с зерном на вытянутых руках, бесшумно переставляя ноги. — Благодарю,— узловатые пальцы ведущего вцепились в поднос, он подозвал Кримлидиса к себе. — Это, дорогой мой, одно из самых любимых моих испытаний. Всё, что от тебя требуется, это проглотить одно из зерен. Если твоя душа достаточно чиста, то оно не прорастет, и тогда, по окончанию представления, ты и оставшиеся в живых лоты будут представлены покупателям, а если нет...— Воля осекся, а потом обезоруживающе улыбнулся. — Не будем о плохом. Панический взгляд Руслана метнулся в толпу. Он искал глазами кого-то, человека, объект, красивую картину, что-то, за что можно было бы ухватиться, как за спасательный якорь, но натыкался только на громоздкие беспощадные барьеры. — Ешь.— приказал Воля. И Руслан подчинился. Его лицо приобрело зеленоватый оттенок. Зал замер в предвкушении. Несколько минут не происходило вообще ничего. Руслан неподвижно стоял на месте, прислушиваясь ко внутренним ощущениям, существа в первых рядах уставились на него, пооткрывав рты, медленно тянулась грустная мелодия вальса. А потом Кримлидис подавился. Он схватился руками за горло, пытаясь вдохнуть воздуха, его глаза налились кровью, во рту что-то забулькало. Он рухнул на колени, блеванув кровью прямо со сцены. Она росчерком окрасила возбужденные лица существ, но они не смели шелохнуться, парализованные гипнотической мелодией Чайковского. — Я...я...— прохрипел Руслан, отчаянно цепляясь за то, что раньше звалось жизнью. — Я у... Приступ кашля заглушил его мольбу, из носа потекли сопли, а изо рта триумфатором хлынула сырая земля. Юноша покачнулся, завалился на бок и задергался в агонии. Стихия разбушевалась внутри него, пронзая органы своими стеблями, ища выход наружу. Резко вздрогнув в последний раз, Руслан замер. Тихо, как грех, из его рта проклюнулся нежно-розовый бутон лилии. Зал взорвался аплодисментами. — Я знала, что так будет,— Настика пригубила немного вина из своего фужера. Джей Мар присоединился ко всеобщему гоготу, Тим со скучающим видом зевнул. Тело Руслана начало плавится, как пластик над огнем, и вскоре скукожилось до ничтожных размеров. «Так умирают души, — возможно Тиму это зрелище не надоест никогда — Съеживаются до размера эмбриона, и пылью оседают на ботинках» Павел Воля поднял руки вверх, призывая беснующийся зал к спокойствию. — Этот случай на примере доказывает, что неважно, как хорошо мы выглядим снаружи, важно лишь то... — ведущий покачал головой. — Чтобы внутри мы не выглядели как Руслан.***
У Кристины кипело всё нутро. От волнения рука, которой она держалась за брата, вспотела, ноги свело от страха, язык прилип к небу, и она сжалась на своём высоченном стуле, с замиранием сердца глядя на сцену. «Что, если в этот раз не получится? Их всего четырнадцать. Тринадцать, если не считать первого, что если меня опередят, что если кто-то другой предложит цену выше моей? Что если мне не достанется души? Что будет в таком случае?» От ужаса, охватившего её, кровь отхлынула от лица. «Нет, прекрати истерику, прекрати немедленно,— твердо сказала себе Крис. — Ты дочь Сатаны. Сестра принца. Не смей сходить с ума, пока всё смотрят на тебя!» — Дамы и господа, вашему вниманию представляется лот №2,— промурлыкал Воля, зазывно играя бровями. — Диана Видякина! Кристина резко выпрямилась, будто кол проглотила. На сцене появилась очаровательная молодая девушка. Длинные русалочьи волосы густым каскадом ниспадали на чёрный креп савана, пушистые ресницы обрамляли громадные зеленовато-голубые глаза, очертания девичьей фигуры четко проступали под легким желтым платьем, едва достающим до колен. Она смущенно опустила взгляд в пол. — Диана,— Воля произнес её имя с не присущим ему благоговением. — Черт возьми, ты просто до невозможного хороша! Щёки Дианы вспыхнули румянцем. «Ох,— желудок Кристины свело от спазма. — У неё такие розовые щечки, она такая живая и красивая, она похожа на ласковый летний рассвет, нет, на поцелуй, нет, она похожа на воздушное ванильное пирожное!» — Спасибо,— замявшись, пробормотала Диана. — Расскажи мне, отрада глаз моих, что привело тебя сюда? Диана поджала спелые губы, старательно избегая прямого взгляда ведущего. — Моя... Моя мама сильно заболела,— промолвила Диана своим хриплым, прокуренным голосом. — Денег на лечение не было, да и город, кхм... Моя семья не располагала льготами, у нас не было связей, и я... Никаких возможностей спасти мать не представлялось. Только эта. Только через ад я смогла купить ей жизнь. Кристина наклонилась вперед, приняв позу пойнтера, почуявшего дичь. Её ноздри раздулись. «Она курит, курит, курит, — стучало в её голове. — Этот прокуренный сухой баритон просто восхитителен» Стало душно, мысли путались, чувства с ревом накинулись друг на друга, соперничая за верховенство, губы треснули — Кристина принялась терзать их передними зубами. Жара наполняла собой зал, как крадущийся по пятам жертвы оскалившийся хищник, тихо и осторожно. Принцесса вытерла пот со лба тыльной стороной руки. Воля приобнял Диану за плечи, не позволяя ей окончательно поникнуть. — Стало быть ты здесь, потому что в тебе есть благородство,— деловито высказался он. — Я скрещу за тебя пальцы, дорогуша. Вперед. Девушка заправила волосы за уши, медленно, но уверенно, направляясь к кубку. «Диана,— в экстазе шипела Кристина, провожая девушку глазами.— Ты похожа на звездную крошку в поднебесье. Ты заманчиво близко, но всё ещё непозволительно далеко» Разбирая душу Дианы на отдельные детали, Кристина — она могла бы поклясться на собственной жизни! — почти чувствовала конфетный привкус на кончике своего языка. Баблгам, тянучая карамель, ириски, вкусы рождества и безоблачного детства, которые приятно похрустывали на зубах. Она вздрогнула, почувствовав приятное жжение между ног. — Пробирка,— нахмурившись, огласила Диана. Она поскребла рисунок на карточке ноготком. — Какая-то медицинская пробирка. Воля усмехнулся. — Это не пробирка, Диана,— он засунул руку в нагрудный карман своего белого пиджака. — Это бутылочка с ядом. А точнее с отбеливателем. Но не волнуйся, он слабый. На душе, вроде твоей, даже малюсенькой дырочки не оставит. По залу волнами разошелся одобрительный ропот. Диана посмотрела на ведущего, затем сверилась с рисунком на своей пурпурной карточке, снова посмотрела на Павла. — Я должна выпить его?— её рука взметнулась к груди. — Весь? Воля заботливо откупорил для девушки бутылочку — чпок — и аккуратно вложил в её руку. — Пей сколько влезет! У Кристины комната поплыла перед глазами. «Пей и покончи с этим,— молилась дочь дьявола, сжимая в похолодевших руках серебряную вилку. — Я хочу завладеть твоей душой, всей, без остатка» Пухлые губы обхватили горлышко бутылки. Минуту она колеблется, прикидывая что-то в уме, а потом одним большим глотком опустошает бутылочку. — Как себя чувствуешь?— прохаживаясь вокруг девушки, расспрашивал ведущий. — Где-нибудь болит? Она пожала плечами. — Всё как обычно. «Да!— в ушах Крис задребезжал восторг, она прижала ладонь ко рту, сглатывая крик радости, а потом горе черной вуалью накрыло её сердце. — НЕТ!» Диана подняла руку на уровень глаз. Переплетения бледно-зеленых вен под тонкой кожей начали вздыбливаться, как змеи на костре, а потом налились кладбищенской мглой. — Что это?!— испуганно воскликнула девушка. — Что со мной происходит!? «Н-Е-Е-Е-Т!», — руки принцессы потянулись к Диане, но грозный взгляд Терри, брошенный через стол, пришпорил её к месту. Кристина захныкала, прижавшись щекой к мягкому отцовскому плечу. — Ну,будет тебе, мартышка,— дьявол с нежностью погладил дочь по волосам. — Я знаю, как тебе жаль их. «Жаль,— соглашалась Крис под истошные вопли Дианы Видякиной. — Жаль, что мне не удалось их сожрать»***
Крик Дианы всё ещё висел в воздухе, когда ведущий объявил третий лот. То был дикого вида мужчина с блестящей лысиной и маленькими поросячьими глазками. Его громадная голова сверкала, как начищенный шар для боулинга, огрубевшие руки скромно обвились вокруг широченных плеч. Родион Толочкин, речь которого напоминала ломаный французский, вытащил из кубка карточку с изображением диадемы. — Как раз то, о чем я всегда мечтал,— попытался отшутится Родион. — Корона будет мне к лицу. Воля не без удовольствия водрузил невесомый хрустальный венец на голову лота №3, а потом с упоением наблюдал за тем, как он стальным объятием сдавливает Родионовские виски. Башка лопнула, как переспелая дыня. Ошметки мозгов разлетелись во все стороны — ведущий брезгливо стряхнул окровавленный комок со своего плеча — существа в первых рядах повскакивали на ноги, разразившись одобрительными криками. — Возможно лот №4 рискнет дожить до финального выступления,— прокашлялся Павел, громко объявляя следующее имя. — Ann Jarel! Испуганный олененок в лучах прожектора — пожалуй, лучшее описание, на которое может рассчитывать эта юная особа. Длинные волосы цвета вороного крыла заплетены в две тугие косы, под шляпой сияют наполненные слезами серо-голубые глаза, рот искажен в молчаливом крике. Она начала плакать сразу же после того, как Воля предложил ей пройти к кубку — замотала головой, спрятала лицо в ладонях и зарыдала во всю глотку. — Тебе придется пройти испытание,— ведущий щелкнул зубами, краем глаза наблюдая за реакцией рипперсов. — Невинная душа не знает страха. Но Энн отказалась. На её юбке вспыхнуло темное пятно, коленки задрожали. Она обмочилась. Мелодия вальса плавно оборвалась. Энн продолжала всхлипывать, ведущий, шаркая подошвами по деревянному полу, покинул сцену. Свет в зале померк. Дьявол сосредоточенно смотрел на девочку — паутина тьмы рассеивалась перед его взором — и весело постукивал пальцами по своему ежедневнику, в который вносил имена демонов, чьи лоты его разочаровали. Пока Энн продолжала плакать, он ветвистым почерком вывел имя поставщика.Настика
Кристина вновь прильнула к отцу, Терри предупреждающе накрыл её руку своей, Джей Мар ослабил свой галстук, Тим задремал, подперев щеку рукой. Существа взвыли, их пасти раскрылись, и зал заполонили ароматы гниения, осенней прелости и железа. Лязгнули челюсти, рипперсы неукротимой волной кинулись на девчонку. От её пронзительного крика затрещали стекла, потом — хруст, существа зафыркали, вгрызаясь в её податливую плоть своими жемчужными улыбками. Тишина нарушалась негодующим поскуливанием Кристины — «это не справедливо-о-о!»— и довольным чавканьем.***
Услышав крик, Дэни, измеряющий комнату шагами, остановился. «Показалось?» Он потряс головой, будто ожидая, что ненужные переживания вылетят из уха снопом деревянных опилок. Крик повторился. Истошный, затравленный, умирающий крик. От страха кишки завязались узлами, и юноша прислонился спиной к стене, умоляя собственное сердце выровнять темп и успокоиться. «Чтобы ты не увидел и не услышал, не смей ломаться» Наставления Тима сработали как обезболивающая пилюля, и нервы, натянувшиеся подобно гитарным струнам, перестали лопаться под карикатурным лбом. Дверь злорадно заскрипела, в проеме появилось хмурое лицо работника Содома. — Твой выход, очкарик. К горлу подкатила тошнота. «Не смей ломаться,— какая разница из-за чего они кричали, может так было задумано, может это очередная уловка, чтобы смутить остальных, может это такая игра. Эти страшные крики, оставившие на психике глубокие вмятины, не обязательно значили чью-то погибель. — Не смей ломаться, не смей» Бархатный занавес задрожал, поднимаясь вверх, к потолку. Бледный свет прожектора заливал собой всю сцену, перекрашивая пепельные волосы юноши в копну золотых нитей, и превращая круглые линзы очков в две полированные монеты. «Монеты на глазах покойника» — Лот №5,— под ногами ведущего что-то захлюпало. — Даниил Бурцев! Дэни прищурился, свет иглами впивался под веки, доставляя дичайший дискомфорт глазам. — Дэни, до меня дошли слухи, что ты продал свою душу на AVITO,— вместо микрофона у человека в белоснежном костюме был молоток, который он бережно прижимал к груди. — Это правда? «Что за капли у него на пиджаке?» Не подумав, Дэни опустил взгляд вниз, и шарахнулся назад аж на полметра. Сцена была устлана кровавым ковром. — Блять,— вырвалось у него. В густых кровоподтеках на сцене плавали клочья темных волос, порванные женские трусики и — господи, нет — вырванные с корнем зубы. От омерзения душа Дэни норовила вывернуться наизнанку, нырнуть в чан с раскаленной водой и выскоблить себя жесткой губкой, чтобы грязь густыми лоскутами отслоилась от плоти. Его заштормило, но каким-то невероятным образом он умудрялся держаться на ногах и даже не сутулился. В зале одобрительно заулюлюкали, кровожадные ухмылки в первых рядах стали шире. — Упс,— расхохотался ведущий, разыгрывая искреннее удивление. — И откуда это здесь? «Не смей ломаться,— где-то в этом маленьком зале, скрытый покрывалом шелковой темноты, сидит Тим, со скучающим видом наблюдая за тем, как пар поднимается над чашкой с горячим эспрессо. — Не смей, сука, ломаться. НЕ СМЕЙ» — Так, что, это правда?— ведущий повторил свой вопрос, вытянувшись, чтобы заглянуть в глаза Дэни. — Правда,— лишенным интонации голосом сказал Дэни. — Это правда. Воздух накалился. — Почему?— слова ведущего с трудом пробивались через шум, заложивший уши юноши. — Потолкуй с нами, Даня, объясни мотивы своего поступка. Продать душу в интернете! Не каждый до такого дойдет. В горле запершило, стало ещё жарче. Гринберг сказал, что ад — холоден, но тогда почему Дэни покрывается потом от удушливой жары? Она не могла зародиться во льдах преисподней, но Дэни слышал её тихое журчание совсем рядом. Как потушить невидимое пламя? — Е-если можно, я бы лучше спел,— безвольным голосом прохрипел Дэни. — Ты хочешь спеть?— ведущий прочистил ухо, подумав, что ослышался, но Дэни уже направился к краю сцены, где пустовал воистину царственный инструмент, клавиши которого вздрагивали от призрачных прикосновений — рояль. Одним своим видом инструмент выпрямил изогнутую пружину внутри Дэни, мальчишка опустился на скамейку, закатал рукава и вальс Чайковского вновь оборвался.***
Возможно именно в тот момент, когда высокий юноша уселся за рояль и заиграл песню собственного сочинения, стандартная процедура аукциона душ превратилась в трагедию. Терри, придавленный грузом воспоминаний, оживился, когда ненавистный, заученный до дыр мотив, сменился новой мелодией. В глазах Кристины вспыхнула немая ярость. «Пап!— сестру так и подрывало топнуть ножкой. — Что это, пап?!» «Это феерия, сестрица,— хотел сказать он Кристине. — Ты разве не видишь?» Интерес забурлил в крови, как подогретая в бойлерном чайнике вода. — Дэни,— всполошился ведущий, роняя драгоценный молот в лужу крови. Снова полетели алые брызги. — Дэни, прекрати немедленно! «Ну, дела-а,— в легких зарождается истерический хохот, Терри не может оторвать глаз от сцены. — А я уже поставил на этих аукционах крест» С каждой сыгранной нотой принц преисподней чувствовал, как напряжение, жадно обхватившее его со всех сторон, отступает, и он вздымается вверх, как легкие хлопья пепла над разгорающимся костром, в то время как все остальные гости пришли в замешательство. — Что он вытворяет? — ... нельзя было прекращать играть Чайковского! — Он вообще читал справочник? — Кто-нибудь уберите его со сцены! — Дэни,— голос Воли задрожал, его костлявая рука легла на плечо юноши. — Прекраща... Ай! Он отскочил в сторону, размахивая вспыхнувшей кистью руки, как знаменем. — Что ты такое?— баюкая полыхающую багряным заревом руку, сопел Воля. — Что ты такое сделал? Музыкальные пальцы Дэни замирают над клавишами — он прислушивается к гудению толпы, и опасливо косится в сторону существ. Рипперсы ровным строем поднялись со своих мест, прочным забором отгородив Дэни и ведущего от всех остальных. «Во имя дьявола,— Терри следил за происходящим с придурковатой улыбкой. — Что-то сейчас будет» Принцу сложно было определиться, чего он хочет — продолжения скучного однообразного банкета, единственным развлечением которого являются лоты, лопающиеся, как воздушные шары при столкновении с иголкой, или беспощадной расправы над этим мальчишкой. «Всё веселее, чем эти нудные испытания,— устроившись на своём почетном месте поудобнее, решил Терри. Его лицо озарила сытая улыбка. — Пусть обглодают его до последней фибры» — Верните вальс!— срываясь на хрип, орал Воля. — Долбаные идиоты, верните вальс НЕМЕДЛЕННО! Рипперсы зашумели, как недовольные роботы, и толпой хлынули на сцену, расталкивая друг друга локтями. Кто-то из них запнулся о подол собственного платья, другой поскользнулся на уже загустевшей на полу крови, остальные, особенно наглые, пошли по головам, подергиваясь в приступе злости, как эпилептики. Растерявшись, Дэни не придумал ничего лучше, как закрыться руками. Рипперсы, завывая, облепили его, как мухи, и тишина наполнилась грохочущим треском. Существа поотскакивали от пианиста, как гальки от силового поля. Ведущий испуганно вытаращил глаза, Кристина ахнула, отец вскинул брови, издав краткое «ничего себе», где-то в толпе женский голос обозвал Тима Гринберга последними словами. Человеческие лица, приклеенные к суровым озлобленным мордам рипперсов, облупились, как старая краска, и звери, которыми они являлись, принялись пожирать друг друга. Они поскуливали в исступлении, вонзая острые когти в своих собратьев, и в их черных пуговичных глазах смешивались злость и обида. Они хотели его, а поедали друг друга. В этом безупречном хаосе искаженных от страха и отвращения лиц, только один человек испытывал неподдельное веселье. Кронпринц зааплодировал, нарушая шершавую тишину своим ледяным истерическим смехом.