Четвёртый круг ада «Град»
— То есть, ты говоришь, что принц просто взял... и съебался?— Скруджи говорил неспешно, делая длинные паузы, слизывая фруктовый сок со своих длинных, белых пальцев. Когда отряд демонов приволок Дэни к нему на ковер, сенатор ада как раз ужинал, а поскольку темой градского фестиваля являлись сладости, весь стол был уставлен фруктами и десертами. — А зачем он тогда приходил? «Хороший вопрос,— Дэни был в панике, но старался ничем это не выражать. Он стоял смирно, в расслабленной позе, губы его не дрожали, а лицо, светлое, как сливки, возможно, было чуть более дружелюбным, чем обычно. Мысли мельтешили в голове, как рой взбудораженных насекомых, сливаясь в какофонию адских звуков. — Вот ещё один хороший вопрос: получится ли у меня обдурить тебя?» Юноша собирался выложить правду, всю, как есть, разве что немного припорошив её ложью, но в итоге отколол нечто, от чего уши Гринберга, услышь он это, трижды свернулись бы в трубочку: — Его в-величеству как-то не спалось в Гоморре. Вот он и приехал... — невозмутимо солгал Дэни. Внутри зародилось странное, щекочущее чувство восторженности и ужаса. — Чтобы поспать. Свет ламп бликами играл на золотых блюдах, матовых розоватых стеклах — юноше они напоминали нечто среднее между витражными и теми, что устанавливались в церквях — и непроницаемых голубых глазах сенатора. Скруджи медленно принялся вытирать руки о хлопчатобумажное полотенце. — И как, выспался?— бровь демона взлетела вверх по белому, испещренному татуировками лбу и исчезла под капюшоном. Черного цвета балахон, подвязанный широким ремнём на металлических заклепках, смотрелся нелепо на ком-то с телосложением Скруджи. Казалось, что одежда пытается его съесть. — Выспался,— по крайней мере, это ложью не было. Терри в самом деле выспался, разве нет? Дэни поёжился, то ли от холода, то ли от постепенно оформляющегося под рёбрами страха. Демоны, по-настоящему страшные, с рыхлыми лицами и множеством рук, кожа на которых ороговела и стала жесткой, как пистолетная кобура, отрезали его от выхода из коттеджа. Их тёплое, зловонное дыхание клубилось за его спиной, а налитые кровью глаза, затерявшиеся где-то в морщинах, неотрывно следили за ним. Теперь, повидав аукцион, мятежников из Эмбера и пережив пламенный поцелуй принцессы, Даня научился прислушиваться ко внутреннему голосу, который уже не орал, а просто напросто бился в истерическом припадке:«Они не собираются тебя отпускать. Скруджи не собирается тебя отпускать!» «Что теперь будет?— это всё, о чём юноша мог думать с тех пор, как у него отняли душу. Точнее, с тех пор, как его вырвали из тела и поставили перед фактом, что он более себе не принадлежит. Он отрезан от семьи, от Терри, от своей музыки, даже его чёртовы очки — и те отняли. Бурцев закинул руку за шею, замялся, чувствуя себя голым, как никогда прежде. — Дожевывай уже свой рахат лукум и выноси вердикт» Скруджи провел языком по губам — сначала верхней, затем нижней, собирая сахарную пудру — задумчиво перекатывая перстень на ладони. — А тебя чего бросил?— с пренебрежением спросил Скруджи. — Я, признаться честно, решил, что Терри в восторге от своей новой игрушки, как ты там называешься...— он потёр большой с указательным пальцы друг о друга, подыскивая точное слово. — Каиненыш, вот! Из-за налета на Эмбер вы всё равно, что местные «Клайд и Клайд», и тут на тебе. Свалил, без тебя. Укол оказался болючим, но Даня, как и любой здравомыслящий человек, будь он на его месте, не стал огрызаться на Скруджи. Однако юноша насупился и это не осталось незамеченным. — Я попросился п-посмотреть концерт,— вяло отозвался Дэни. Энтузиазмом не отличались ни его слова, ни его побитый видок. — Терри так... — был так слаб, так истощён, так смертельно бледен, что не смог бы даже выговорить слово «концерт». — Добр ко мне, что позволил за-задержаться. — Полюбуйтесь-ка, само милосердие, — Скруджи хмыкнул, не скрывая своего раздражения. Его губы, липкие от сладостей, расползлись в стороны, как две жирные, бежевые гусеницы. Демон заулыбался, да так мерзко, что юноша с трудом подавил стон отвращения. — Концерт, говоришь?— мужчина встал с тахты, зашуршав балахоном. Дэни с шумом втянул в себя воздух, но не сдвинулся с места. — Но фестиваль будет длиться ещё два дня, всю сегодняшнюю ночь, завтрашний день и кончится завтра в полночь. — Я з-знаю,— Дэни кивнул, показывая свою осведомленность. — С радостью по-потусуюсь в Граде. — выбор у него, как ни крути, не богатый. Оставаться на месте, в ожидании, когда за ним вернутся, или попытаться уйти на своих двоих. Бурцев решил не рисковать. Он набрал в легкие, сжавшиеся до крошечных размеров, побольше воздуха, храбрясь, как перед прыжком. — Я могу идти? Скруджи не шевельнулся, а его взгляд рентгеном прощупывал мальчишку, прицениваясь, раздумывая над чем-то... Затем он спросил, как показалось юноше, нечто совершенно неуместное. — Он что-нибудь ел? Яблоки, которые были в вашем пентхаусе, или шоколадные конфеты? «Что кто ел?— Дэни озадаченно вытаращился на сенатора. Обернулся через плечо, встретившись, как ему показалось, взглядом с одним из чудовищ, чтобы убедится, что вопрос был адресован ему. Желудок неожиданно встал колом от дурного предчувствия. Дэни не проронил ни слова, осаженный пониманием — оно свалилось на юношу грудой тяжеленных камней, сплюснув его, как блинчик — но взглянул на сенатора Града со смесью злости и осуждения. Вопль Назимы, как воздушный шарик, медленно, но уверенно, надувался в голове юноши, упираясь в стенки черепной коробки, а потом — щёлк — взорвался. Банши возвещала не о болезни, оторопев, понял Дэни, она предупреждала о Скруджи. Мышцы лица расслабились и Даня с трудом удержал челюсть в надлежащем ей месте, его взгляд метнулся от Скруджи к столу. Вот, оказывается, виновник мрачного торжества — миска отравленных яблок, а не болезнь, пышно цветущая в организме принца. Дэни медленно повернулся обратно. — Это всё его вина. Он пытался отравить Терри» — Ну так что?— Скруджи нетерпеливо постукивал пальцами по кожаному ремню. Дэни расправил плечи, чувствуя, что вспотел и пахло от него также скверно, как от мокрой псины. — Терри спал,— отрапортовал юноша. В глазах у него полыхнуло белым от ярости, кадык нервно дёрнулся вверх-вниз по горлу. — Б-больше я ничего не видел.***
Всюду пахло кострами. Макс отмахивался от душного, нашпигованного ароматами гари и испражнений воздуха веером, который он приобрел на досуге, зажав его между большим и средним пальцами правой руки, во второй руке он нёс пластиковый стаканчик с колой и виски, и чувствовал себя предельно потрепанно. Яркий голубой шарф мотался на его взмыленной от пота шее, взгляд безучастно рыскал по улицам. Мысли путались от такой угнетающей погоды. Последний день фестиваля ещё только начинался, а грусть от осознания того, что все вот-вот закончится, уже накатывала на духа, да ещё и PLC, будь он неладен, старый упёртый ослина, окончательно испортил Максу настроение. Вбил, так сказать, последний ржавый гвоздь в крышку гроба. Как-будто Свободе и без этого гвоздей было мало. «Сделка есть сделка. Я ухожу вверх, чтобы убить его,— он призадумался, а потом помрачнел. — Уйдет ещё какое-то время на его поиски. Йонте хорошо играет в прятки» Лицо Свободы скорчилось так, будто массивный каблук хорошенькой девицы смачно двинул ему по яйцам. «Тогда прощай,— буркнул Максим, махнув рукой в сторону указателя «ВЫ ПОКИДАЕТЕ ГРАД. ЗАЧЕМ?». — Не воображай себе, что после такого я буду с тобой чаи гонять. Уебывай давай» PLC, как всегда, говорил тихо и неторопливо. Озерца золотистых глаз сияли под надвинутым на голову капюшоном, и в них не было ничего, кроме холодной решительности. «Мы очень похожи, Макс. Ты делаешь всё ради славы, я делаю всё это за юг» Макс прикрыл глаза, голова у него раскалывалась, лицо раскраснелось, а уголки губ то и дело норовили разбежаться в разные стороны, чтобы его язык, длинный и непослушный, вывалился наружу и сбросил с себя тяжкую ношу в виде слов, которые дух так и не сказал. «Он сдохнет у себя на юге и рад этому будет,— Макс неспешно взбирался вверх по ступеням библиотеки. Души в коричневых балахонах, сгорбившись, караулили главный вход. — Раскошеливаться на веночек я не стану. Ни за что, особенно если он убьет Тима» Какого же было удивление духа, когда, войдя в библиотеку — пристанище прохлады и заплесневелого старья — Тим, поселившийся в его тревожных мыслях, как сорняк, суетливо рылся в газетах, сидя за одним из столов в читательском зале. Живой, без единой царапины, а самое главное, в аду, а не на земле, куда PLC за ним отправился. Макс так и обмер, стаканчик выпал из ослабевших пальцев. — А сегодня не мой день рождения,— пробормотал Свобода, округлившимися глазами наблюдая за демоном. Выглядел он измученным, под глазами залегли тёмные круги, волосы стояли дыбом, чёрный плащ, подвязанный длинным поясом, был припорошен чем-то белым с правого бока, с шеи свисала толстенная цепь, на которой покачиваясь, подобно маятнику, висел ключ, некогда выигранный у Джей Мара в покер. — Не мог не заскочить на твой концерт, — Гринберг не удосужился поприветствовать приятеля, внимательно изучая заголовки. На концерт Тим не собирался, но Свободе, заставшему его врасплох, не следовало об этом знать. Йонте считал, что всем, с кем ему не посчастливится столкнуться, лучше оставаться в приятном неведении касательно его замыслов, коварных и скрюченных, как меланхолические потирания ладоней старого злодея. Максим приблизился к нему с некой опаской. С какой такой радости Тим спустился в Преисподнюю в это время года? Макс окинул взглядом кипы газет, которыми был завален стол и недоверчиво покосился на демона. — Ты сюда зачастил,— Свобода сунул руку за пазуху в поисках папиросы. Бледно-красный свет, заливший поднебесье Града этим утром, струился в библиотеку сквозь решетчатые окна. Алое свечение шелковым полотном ложилось на вытесанный из грубого серого камня пол, забивалось в щели между книжных полок, рассеивало чёрные тени, превращало капли пота на лбу Тима в рубины, скользкие и хрупкие, которые демон нетерпеливо стирал рукавом плаща. — Соскучился, вот и приехал,— снова зашуршали свитки газет. Макс оперся кулаками на край стола, свесив обесцвеченную голову вбок и впился в Тима пронзающим взглядом. Взглядом, который Гринбергу настолько приелся, что он научился игнорировать его с той же легкостью, с которой игнорировал вонь Преисподней, идиотов, продающих себя в интернете и бешеные налоги, капающие на его счёт. Дело было в их однобокой дружбе, дамы и господа, история древняя, как мир, Тим любил женщин — одну единственную, чьи сабли, сдобренные ядом, неизменно рассекают его думы день ото дня — а Свобода пидором не был, но не лечь под Тима представлялось ему делом греховным. Дух знает этого шкодливого демона уже давно, но тесного общения у них не получается по одной весьма удручающей причине — Гринберг в аду почти не появляется. Со стороны создавалось впечатление — оно витало вокруг, как эфемерное облако, мягко, но настойчиво обращая на себя внимание — что Тим осторожничает, продумывает каждый свой спуск с дотошностью шахматиста, рискующего проиграть самый главный турнир в своей жизни, но чего, во имя дьявола, демону бояться в аду? Насколько Свобода помнил, последней трагедией, приключившейся с Тимом в Преисподней, была Ронни, снующая по вагонам поезда в попытках залезть к нему в штаны. «Опять же, сложно не понять девчонку... Мы,может, и мертвы, но человеческая потребность в сексе никуда не делась». Внезапная мысль, вскочившая в сознании, как прыщ, вынудила Макса сменить тему разговора. — А че ты так рано приперся? Концерт-то в полночь. — Ну ты ведь не уточнял,— буркнул Гринберг, кончиком пальца располосовав газетные листы. Прочитанное, догадался Максим, не на шутку обеспокоило демона. Вена у него на лбу вздулась, а оттенок лица, красивого, пусть и помятого бессонными ночами, из розоватого сделался серым. — У меня по кабельному график выступлений Преисподней не транслируется. — Эдакая досада!— воскликнул Макс, рассмеявшись собственной остроте. Тим промолчал, ссутулившись над свертками газет и корпя над решением ребуса, о котором знал лишь он один. Голова его моталась из стороны в сторону, от одной газеты к другой. — Слышь, чего ты там читаешь? — Сводку новостей за последний месяц,— Тим поманил Макса рукой, кивая на одну из статей. Браслеты на его запястье звякнули, стукнувшись друг о друга. — Что Терри делал в Эмбере? Улыбка медленно сползла с лица духа. Он плюхнулся на стул, хлипкий на вид, но весьма устойчивый в эксплуатации, закинул ногу на ногу, развел руки в стороны и изрек, самым благоговейным тоном, на который был способен: — Он придурок. Стычка Терри с плохой компанией закончилась плачевно для Сэта и Алины, и думать об этом в последний день фестиваля, а уж тем более говорить об этом вслух, обличая уродливые подробности, Свободе не хотелось. Будь перед ним кто угодно, кроме Тима, шансов разговорить Свободу у этого человека было бы не больше, чем опустошить ведро, находящееся под водой. — Дед говорит, пацан взъерепенился из-за своего амулета. Лицо Гринберга вытянулось в немом вопросе. — Всё верно, весь сыр бор из-за какой-то побрякушки, — этих принцев хрен поймешь, честное слово. Макс раздражался, когда другие люди пытались найти подобным поступкам оправдание или какое-то рациональное объяснение. Избалованные выпендрежники они на то и есть избалованные выпендрежники, никакого проку с них нет и никогда не будет. Особенно если эти выпендрёжники— сыновья дьявола. — Помнишь принца, ну, того, которого дьявол укоротил на голову? — и не услышав ответа, продолжил. — Уверен, что помнишь. Амулет, спизженный у Терри, был его последним подарком. «Угораздило же PLC сцапать именно этот амулет,— внутри, под ребрами, где Максим прятал сердце, о существовании которого даже не смел заикаться, зародилась злоба, но в этот раз её источником был не Терри, а старик. — Эффект бабочки тоже реальная херня. Ты украл амулет, Терри убил Сэта и Алину с помощью своего парнишки, и чтобы защищаться теперь от парнишки, ты сговорился с Настикой против единственного мужика в аду, на которого у меня стоит член» — Как трогательно,— голос Тима отчего-то сел. Он потряс головой, оглядевшись вокруг себя, будто его только что перезагрузили и он напрочь забыл, как тут оказался и что делал. Невзирая на явное замешательство Гринберга, Максим продолжал тираду, яростно жестикулируя. — И очкарика, которого ты ему втюхал, он использует как бронежилет. Спасибо тебе за это огромное, мы все в восторге. Опять двадцать пять. Морщинка рассекла лоб Тима, он насупился, линия рта исказилась в гримасе, но в таком поганом освещении Макс не мог точно определить, какие именно эмоции демон испытывал. — Я продал пацана, но не я придумал этот план по осаде Эмбера, — казалось, их с Бурцевым пути разошлись давным давно, но каждый визит Тима в ад заканчивался тем, что его попрекали этим инфантильным балбесом. Гринберг крепко задумался, но не припомнил ни одной пословицы в духе «Мы в ответе за тех, кого мы прибили». — И Даня, кстати, тоже ни при чём. Он всего-то заложник обстоятельств. — Залож... Да ты ебу дал!— нет, эти черти сегодня сговорились против него. Если так подумать, то это несправедливо. Их вон целый ад, а Макс один, нервных клеток на все их выкидоны не хватит. Максим спрятал лицо в ладонях. Слова, лишенные самоиронии и сарказма, давались ему непосильным трудом. — Этот ваш Даня — машина убийств. Рипперсы, Сэт, Алина, хер знает кто ещё, а он ведь здесь и месяца не пробыл. — он глубоко, со свистом, вздохнул и посмотрел на Тима, если не осуждающе, то недовольно. — Я с ним говорил, и могу сказать точно: он делает то, что велит Терри, потому что ему нравится делать то, что велит Терри. — Он не такой,— после минутной паузы, сказал Тим. Он вернулся к тому, чем занимался прежде,чем Свобода прервал его — разбору макулатуры — и выудил из горы сваленных друг на друга бумаг книжонку в чёрном переплёте. Максим вскинул бровь, узнав вещицу. — Отдай это Дэни, — демон смахнул волосы, упавшие на глаза и повторил, низким, подрагивающим от гнева голосом, заставившим Максима застыть на месте. — Может он наконец удосужится дочитать книгу до конца.Преисподняя
Врата ада были приоткрыты, когда Джей Мар, в сопровождении Назимы, настиг их. Девушка всегда находилась по правую руку от него, шуршала подолами тонких сатиновых брюк, раздраженно скребла обломанными ногтями кожу под ошейником и молчала с разрушительной громкостью, но, увидев обезглавленное тело в луже загустевшей крови, ужаснулась и прижалась к демону со спины. Вот же... проклятье. Банкес был мёртв. «Антихрист спустил своих гончих на твой мир,— ввернула девица с вызовом глядя на своего спасителя. Когда это произошло, они были в Клейморе, на бледно-голубом небе пузырились чернильные грозовые тучи, гасли остроконечные звёзды, фиалковая гладь моря шипела, уходя от берегов. Рука банши крепко вцепилась в Джей Мара. — Я должна вернуться в свой, пока ещё не поздно» «Я тебя отпустил,— медленно, не понимая, чего она от него требует, проговорил Джей. — Беги, не оглядывайся даже. Беги отсюда» Будь у Джея альтернатива — покинуть ад, поселиться где-нибудь на западном побережье, где по ветру разносились запахи соли, карамельного попкорна и корн-догов, а жидкие, как плавленное золото, лучи солнца пятнали небо — он сам нипочём бы здесь не остался. Джей удрал бы при первой возможности, пожав Паблу руку и смачно чмокнув Настику напоследок, оставив всё нажитое непосильным трудом позади, но... В аду его держали не клятвы, не сентиментальные воспоминания, даже не чувство долга, а его сущность. Резидент Клеймора, поставщик душ на аукционы, сын и товарищ, повязанный по рукам и ногам прочными канатами, пролегающими сквозь все круги ада, к его недрам. Нет, дамы и господа, Джей Мар не мог уйти, потому что «уйти» — это что-то окончательное и абсолютное, а демоны, такие, как он, могли лишь «возвращаться». «Ты предотвратил казнь шестерых, понимая, что нас всё равно переловят и размажут, как мошек по стеклу,— девушка захлебывалась гневом и страхом, её язык заплетался, слова отскакивали от зубов искореженными, с чувственным скандинавским акцентом. Темные волосы налипли на щёки и скулы. — Если я не смогу уйти через врата ада, я пропала,— она выпустила его руку и Джей поморщился, сжал пальцы, разжал их. — Выведи меня отсюда или столкни в море» И была такова. Джей Мар переступил с ноги на ногу, холодный морской воздух обволакивал его, мысли в голове путались, бились друг с другом, как рыбы об лёд, норовя водопадом политься из всех отверстий. «Не имеет значения, если она умрет. Пускай. Все умирают» «Пусть они умрут, пусть умрут в адской агонии» «Вот бы все умерли. Было бы замечательно» «Не милосерднее было бы позволить палачу прикончить их? Зачем ты вообще вмешался?» «Во имя крови. Демонической крови. Крови Сатаны и всех созданий, что ему преданы. Крови его подданных, крови его детей. Он должен пролить столько крови, чтобы я мог утопить в ней своё горе, чтобы законы, написанные его тяжелой рукой, встали поперек его горла» «Банши держит смерть на коротком поводке, поэтому чёрная стерва её не укусит» Соломона «Как знать, может, старый чёрт из Эмбера был прав» «Жду не дождусь, когда Антихрист сравняет это место с землёй!» Соломона «И меня сровняет с землёй, тоже» Соломона Джей кивнул, смерив банши укоризненным взглядом. Звёзды гасли и в его глазах, таких же зелёных и далёких, а белая одежда и косы — траурный цвет — хлопали на ветру, который вновь набирал силу. «В таком виде мы не пройдем дальше Коула,— с некоторой опаской высказался Джей. Он почесал подбородок, ныне гладко выбритый, раздумывая над их внешним видом. Он разгуливает вокруг, как огромная моль, а банши похожа на дикарку, вышедшую из глухого леса. Нет, у них нет ни единого шанса проскочить к Банкесу. — И нам нужно что-то сделать с твоими глазами» «Делай, что считаешь нужным, белый демон, — девушка мягко кивнула. Глаза горели оранжевым пламенем под нахмуренными бровями. — Главное выведи меня из этого королевства» «Не называй меня так, — банши видела белую ткань, белые нитки, белые шрамы стежками на сердце, но не могла разглядеть за сенью этого имени. — Джей Мар. Легко и просто запоминается» Банши выпрямилась. Шкура сползла с левого её плеча, оголив его. На восковой с желтизной коже виднелись отчетливые вмятины от ожогов. «Назима,— она поджала нижнюю губу, призадумавшись над чем-то. — Ты слышишь это пение?» Джей не слышал ничего, кроме надрывного стука собственного пульса в ушах и шелестящего гудения воды. «Море,— Назима как-то нервно заулыбалась, покачнувшись на месте. Демон было подумал, что она теряет равновесие, но банши твердо стояла на ногах. — Море радуется чему-то. Оно поёт»Цлаиморе Улица «Трацлесс 17» → Площадь «Боје» ↓ Автобусная остановка ↔
Особняк Джей Мара располагался в одном из самых тихих кварталов Клеймора. Редкие дома — все в Райтовском стиле, с выступающими четырехскатными крышами, в которых пологие кровли, как правило, покрывались фальцованным медным листом — окутывала дымка белесого тумана, клубившегося над водой в каналах, поросших крохотными желтыми цветами. Щебень, которым были выстланы дороги, приятно щекотал босые стопы Назимы, пока она, сгорбившись, будто Клеймор давил на неё со всех сторон, ковыляла за своим спутником. Она отмечала, как здесь притуплены запахи, как сглажены звуки, какими точными, будто хирургические надрезы, были складки облаков в вышине. Джей искоса поглядывал на неё, покуда они приближались к концу улицы, и тревога, сковавшая сердце, стала усиливаться. Разум услужливо подбрасывал мрачные образы, обрывки картинок, в которых Назима, чья грудь плавно вздымалась под теплыми шкурами, Назима, чьи жилки пульсировали под уродливым ошейником, Назима, которую он спас, была мертва. «Ты же знаешь, она всё равно умрет,— как бы говорило подсознание, показывая жуткие образы демону, меланхолично перелистывая их, как старый фотоальбом. На картинках была запечатлена Назима, раздувшаяся и лиловая, колыхающаяся на волнах моря, прибитая кольями к изголовью трона Сатаны, расчлененная и разбросанная по всем клочкам Преисподней, сожженная дотла, серебрящаяся в куче пепла. — У тебя, придурок, синдром героя. Вечно пытаешься всех спасти, но вспомни Соломону... Помочь хочешь? Могилы им рой, но только не спасай» Известие о её смерти Джей принял плохо — хотя, пожалуй, это слово неуместно в данной ситуации, слишком уж оно маленькое — отвернулся от него, как от прокаженного, а когда оно, упорствуя, возвращалось, такое же чёрное и тяжелое, как в первый раз, демон заткнул уши и брезгливо пнул его к краю пропасти мыском ботинка, выкурил пачку сигарет, съел штолик с вишнёвым повидлом и камень на душе, вроде бы, сделался легче. Мир зацвёл красками, но Соломоны в нём всё равно не было. «Странно,— раньше это чувство маячило где-то в далеке, в измерении, где по небу плыла квадратная луна, а цветы росли бутонами вниз, теперь же это чувство засыпало вместе с демоном в его постели, ходило с ним на работу, бередило разум каждое утро и крепко держало за руку. — Соломона умерла, а я ещё нет. Странно» Дом, одинокий и гордый, под стать владельцу, был выкрашен в цвет яичной скорлупы, над одной из башенок развевалось багряное, как кровяное выделение, знамя с вышитой на нём белой короной. «Метка Сатаны,— пробормотала Назима. Она поравнялась с Джей Маром и теперь они стояли, недоверчиво всматриваясь во вздымающееся на ветру знамя, как на ядовитую гадюку. — Эта тряпка ... Как-будто дышит» Джей удержался от фырканья, подумав, что если знамена, в теории, могут дышать, то наверняка могут и слушать. По настоянию Джея, Назима приняла ванну и переоделась в его одежду. Гардероб демона, увы, не мог похвастаться платьями и пестрыми шарфиками, однако, обтягивающий красный свитер и домашние брюки из сатина, с резинкой на талии, пришлись Назиме по фигуре. Она была изящной и пластичной, а с блестящим палантином чёрных волос, струящимся вниз по плечам до самой талии, она походила на восточную танцовщицу гораздо больше, чем на вестника смерти. Глаза, смотрящие враждебно, продолжали гореть оранжевым заревом. «Это что ещё за чертовщина?— от книги, которую Джей с грохотом водрузил на стол, исходила плохая энергетика. Назима недоверчиво покосилась на демона, затем снова посмотрела на книгу. — Бестиарий... Про зверей?» «Почти,— уклончиво ответил он. — Есть у нас тут книжонки, которые, действительно стоят того, чтобы потратить на них свое время... Но они толстенные, прямо как эта. Прочитай их хоть тысячу раз, всего не запомнишь. — Джей постучал указательным пальцем по твердой обложке. — Бестиарий, в отличии от нашего Кодекса, не научит тебя закону, зато она знает, что тебя тревожит и подскажет ответ. Всё зависит от того, кто её откроет» С этими словами он подтолкнул книгу к девушке. «Эта чудесная книга может подсказать, как убить Мессию? — банши склонилась над столом и принялась расстегивать железные ремешки, которые крепились к книге. К её разочарованию, единственная страница, содержащая текст, была написана на старом адском языке. Назима подняла голову, озадачившись. — Татуировки?» «Татуировки на нашем коренном наречии,— пояснил демон, с видом замотавшегося профессора, объясняющегося что-то бестолковому студенту в двадцать пятый раз. — Их используют как маскирующие чары. В основном для глаз и кожи» «И контролёр на вратах не сможет раскусить обман?— по выражению лица Назимы можно было с уверенностью сказать, что ей с трудом верится, что план сработает. — Я ведь даже не говорю на сербском» Банкес тоже не говорил на сербском. Теперь, когда его голова валялась в метре от его тела, в луже подернутой пленкой бордовой крови, он не говорил вообще. На посту было безлюдно, а рассвет нынче занимался красный и сквозняк, как теплый бриз, бесшумно струился из-под приоткрытых врат. Джей Мар замер, сцепив зубы, осаженный страхом. Его глаза бегали из стороны в сторону, ощупывая выстланные камнем стены и колонны, выискивая следы неприятеля, но каждый квадратный метр, каждый сноп пыли, каждый невесомый шорох и даже пролитая кровь, отдавали терпким шлейфом упокоения и порядка. Словно гармония не была нарушена, словно небо, которое должно быть голубым, не стало цвета свежей раны, словно глаза Банкеса, которые теперь пожелтели и закатились вовнутрь черепа, никогда не были карими и живыми, словно врата не должны были быть наглухо закрыты. «Что-то прошло сюда, — придерживая Назиму за руку, демон начал продвигаться вперед.— Что-то настолько поганое и аморальное, что снесло голову бедному парню одним ударом. И это рыскает теперь здесь,— в горле встал ком. Мысль о том, что эта тварь, кем бы она ни была, убивает демонов, не принесла Джей Мару наслаждения, о котором он грезил, только боль, которая не перекрыла горечь от утраты, но лишь удвоила её. — Никто никогда не убивал контролеров. Они же миротворцы» — Пусти меня, — Назима вырвала руку из хватки Джей Мара, перемахнула через отсеченную голову Банкеса, и с глухим шлепком приземлилась перед вратами. Её подбородок чуть дёрнулся вверх и двери, загудев, начали открываться с протяжным, натужным стоном. Шок разгладил мимические морщины на лице девушки, она замерла. — О, нет. За дверьми не было никакого тоннеля или портала: только кирпичная стена.***
Дэни брёл по пустоши, рыхлой, заброшенной оспине на лице Града. Ноги окоченели, ветер пробирался под одежду, на лбу, бледном, как звездная пыль, выступил холодный пот. Дэни искал дорогу домой, не до конца осознавая, что механизмы в его голове больше не ассоциируют со словом «дом» его трешку в Москве, гребанную кофеварку «Krups», которую юноша, как бы сильно он не старался, не смог отчистить от жёлтых разводов после неудачной попытки сварить эспрессо, синтезатором, приносящим в жизнь написанные им мелодии, и ароматом маминых духов. Она пользовалась ими так долго, что их запах сделался таким же привычным и естественным, как запахи застоявшейся воды в раковине, мокрого асфальта и кислого, поверхностного дыхания бабушки, когда она ещё была жива. «Было бы забавно встретить её здесь»,— подумал Дэни, лицо его застыло в напряжении. Сейчас он бы и не вспомнил, как пахли те самые духи. Был ли это запах цитруса, ягод или чего-то более резкого, ярко-выраженного, как равное кружево от зубов под бинтами на его предплечье? Всё человеческое притупилось, осело в глубине его сознания, как кофейная гуща, и на том месте где была, вроде как, его бессмертная душа, теперь возвышался дворец высотой больше ста футов, и ничего — честное слово, сэр, ровным счётом нихрена — вокруг больше не было. Дэни стремился вернуться в то место, где были похоронены его останки, на которых пировала принцесса и умирал принц. Небо висело низко над землей, подпираемое редкими указателями на сербском, в которые Дэни больше не вчитывался, опаляя голую землю багровым светом, и издавало потрескивание, характерное для старых неоновых вывесок на плешивых придорожных кафешках. Какое-то движение, мягкое, почти кошачье, привлекло внимание юноши и он замер, не отдавая отчёта собственным действиям, насторожившись, как лань, почуявшая хищника, крадущегося следом за ней. Сердце — если оно действительно было при нём, это чёртово сердце — ухнуло в животе, аккурат в задеревеневшие от страха кишки, волосы зашевелились у корней. Во мраке, сотканном из алого и чёрного, щёлкнула зажигалка, подсветив лицо мужчины. — Гоморра в другой стороне, пацан,— будничным тоном заговорил Свобода. Он зажал сигарету передними зубами, пытаясь поймать конец зажигалкой. Руки его дрожали от холода. — Три часа уже за тобой иду и всё думаю, а нахуй оно мне надо. Не такой уж Гринберг и красивый,— он подмигнул юноше так, будто у них был общий секрет, о котором юноша, к слову, не имел ни малейшего понятия. Затем дух повторил. — Гоморра в другой стороне. Ты идешь в Неветес. Дэни поджал губы, по-прежнему не сходя с места. Рука по-привычке потянулась к лицу, желая вернуть сползшие с потного носа очки, но, не найдя их на месте, обессиленно опустилась вниз.Он посмотрел в упор на Максима, на его берцы с побитыми носами, сшитое из одних только заплаток шерстяное пальто, на обветренные музыкальные руки. — Чего ты хочешь от меня?— тревога медленно наползала со всех сторон, норовя перекрыть крупицы самообладания, которые у Дэни ещё оставались. После тет-а-тета со Скруджи, он свято верил, что его лимит храбрости исчерпан на ближайшую вечность, а Максим, пусть и не был агрессивным персонажем, источал скрытую враждебность. «Это даже хуже, чем если бы он приставил нож к моей глотке,— подумал Бурцев. Лёгкий порыв ветра принёс с собой далекие ароматы жженого сахара, ванили и гниения. Юноша скривился в отвращении. — Скользкий тип, вроде этого, перешагнет через труп безо всяких угрызений совести» Максим начал шарить рукой в складках своего пальто, дым вырвался из его ноздрей седыми клочками, протанцевавшими вверх по воздуху. «Если бы призраки танцевали вальс, выглядело бы это также? Призраки из дыма, изо рта другого призрака... Такое вообще возможно?» — Я ничего от тебя не хочу,— четко отделяя каждое слово, проговорил Свобода. Такая резкая смена тона — от елейного мурчания до звенящей стали — напугала Дэни по-настоящему. В груди что-то кольнуло, словно чей-то остроконечный палец начал буравить его изнутри. — Друг за тебя попросил. Морщинки на лбу Дэни мгновенно разгладились, глаза широко распахнулись, челюсти, плотно сцепленные друг с другом от страха, разжались. — У меня нет друзей,— тупо пробормотал Дэни. Такими достижениями он не мог похвастаться и при жизни. Там, на верху, у него была Ева с омутами зелёных глаз, тонкими пальцами и волосами, искрящимися во тьме, но в аду её имя казалось чужим и странным, когда Бурцев пробовал смаковать его на языке. — Ни одного. Свобода беззлобно хмыкнул. — Один всё же есть, — в правой руке духа блеснула лакированная обложка справочника. — Пойдём, затупок. Я тебя провожу.