ПАРШИВАЯ ОВЦА В КОРОЛЕВСКОЙ СЕМЬЕ «Откуда не ждали, оттуда и выпало» В столице затесался ангелок. По данным, полученным у алхимиков, принцесса адская, кровь от крови дьявола, не демоница вовсе. Свидетели утверждают, что Кристина (прим. псевдоним принцессы) пережила нападение повстанца, ополчившегося против короны, исцелив все внутренние и внешние повреждения без посторонней помощи. Это не первый случай демонстрации недюжинной силы принцессы, алхимики комментируют ситуацию: «Её высочество невероятно сильная особа для демоницы её нежного возраста. Она имеет невероятную способность к регенерации, легко и безболезненно восстанавливается после чудовищных инцидентов. Я своими глазами наблюдал за процессом её выздоровления после некоего... ахем, взрыва и процедуры переливания крови её братцу, кронпринцу. Глазом моргнуть не успел, а у неё уже отрастали волосы и заживали уродливые ожоги, шрамы разглаживались, кожа становилась мягкой, как шёлк, без единого рубца. Но уверяю вас, стрела, пущенная в неё давиче на гоморрском холме, обещала фатальный исход. И на тебе — выжила! Всему наперекор выжила! Когда мы узрели, то, клянусь дьяволом, чуть не попадали от ужаса»
Другие очевидцы замечают:«Девица должна была помереть, не нужно быть оракулом или алхимиком, чтобы это понимать. Стрелы томко не простые были, ясен пень, а из чистой ярости сделанные, руками эмпатического демона. Ярость словно кислота жгла его изнутри, но вместо того, чтобы загнуться от эмоций и чувств, он обратил их в оружие и попытался избавить ад от дьявольских детей. Лично я считаю, что он заведомо знал, что принцесска наша, да поимеют её черти, тьфу тьфу, порченая, ангельской кровью меченая. Джей Мар погиб за бравое дело, стараясь выкорчевать из королевства ада треклятую погань. За такой смелый поступок его следовало именовать героем. Посмертно»
«Не знаю, чего все дивятся такому исходу? Ещё в 1998 году, когда она уродилася, было понятно, что ничего, кроме позора она отцу не принесёт. Фон Гельфандам уже миллиарды лет отроду, и каждый новый член семьи — мужчина, а тут здрасте, девка! Впервые за миллиарды лет девка, это же одуреть можно! Ходит вся из себя тихоня, кроткая и немногословная, притаилась у нашего милостивого господина под крылом, но вечно скрывать свою натуру не могла, и вот, пожалуйста. Получите, распишитесь! Ангел! Ангел, спустя столько лет после Люцифера, в семье дьявола! А почему, спросите вы, только сейчас, почему она? И я отвечу — потому что она. Все проблемы из-за того, что она баба, а от баб одни только беды»
Максим фон Гельфанд, глава королевства, отказался от проведения над принцессой опытов. Члены династии не комментируют ситуацию.
— PLC, ты только взгляни, — хмыкнул Бабич, встряхивая газету. Демон, закутанный в дхоти, съежился в кресле на веранде, одной рукой придерживая газету, а второй зажимая тлеющую сигаретку. Пепел, искрясь, падал мимо подложенной под перило пепельницы. В воздухе стоял крепкий запах прелости, плесени и застоявшейся солёной воды, которая местами покрылась тонким льдом. Этой ночью никто не разжигал костров и особо не разговаривал. — В аду, кажись, ангелы завелись. — Ну пиздец теперь, — пробурчал Эрик, поглощенный выковыриванием грязи из-под ногтей с помощью карманного ножичка. Лия, белокурая демоница с ромбовидными зрачками подняла голову от карты, разложенной на коленях. PLC стоял спиной к ним, оперевшись левым плечом на колонну. По небу, густо-синему и безоблачному, плыла Немезида, рассеивая собравшуюся вокруг себя тьму холодным белым светом. PLC ждал, когда этот момент наступит с содроганием сердца, но когда наконец увидел звезду, повисшую на ночном небосклоне — звезду, которая, на минуточку, не угаснет и при свете дня и не сдвинется с места, пока не осуществится пророчество — то не почувствовал ничего, кроме усталости. Клеймо у горловины, сувенир от небезызвестного балагура и занозы в заднице, продолжал терзать PLC, но боли он уже не испытывал, по крайней мере, физической. «В самый тёмный час ада, здесь я и умру, — старый демон приложил к пылающей шее два пальца, очертил линию рун, выжженных на коже. — И этот час вот-вот настанет, иначе эта белая красавица не засветила бы» PLC смотрел на неё уже несколько часов, не в силах отвести золотистых, подёрнутых сонной пеленой глаз. Эмберцы суетливо зашептались, решив, что их дед повредился рассудком, но решили, что препятствовать предводителю не будут, пусть смотрит на свою Немезиду, сколько влезет, хоть до седых волос если так уж приспичило. Эмберцы приняли единогласное решение не вмешиваться и не отрывать PLC от незатейливого занятия, но новости о принцессе настолько огорошили Бабича, что он, позабыв о молчаливом уговоре, окликнул PLC ещё раз: — Слышишь, дочь твоей королевны, оказывается, представляет угрозу здоровью населения. СМИ пишут, что Кристина ангел. PLC встрепенулся, как человек, которого только что выдернули из крепкого сна, обернулся. Белый свет ясным ореолом обрамил его силуэт. — Не может такого быть, — сухо буркнул демон после минутной тишины. Эрик отложил ножик, Лия настороженно прищурилась, Бабич вскинул брови. PLC повторил, на этот раз вложив в тон чуть больше чувств. — Не может такого быть, чтобы Софи родила ангела. Лия бросила на Бабича уничтожительный взгляд. «Надавил, сукин сын, на больную мозоль, доволен теперь?» Весь Эмбер знал, как щепетильно PLC относится к мёртвой королеве, хотя и старается этого не демонстрировать. Деталей их взаимоотношений с Софи никто не знал, но Бабич как-то слышал, что они, PLC и Софи, вместе дрались на гладиаторских боях в девяностых. Зрелище было стоящим хотя бы потому что Софи отделала дьявола, как мальчишку, из-за чего сыскала обожания и уважения у народа, а после сделалась эмберским сенатором и супругой Сатаны. В глазах PLC Софья никак не могла породить на свет ангела. В хижине воцарилась неестественная тишина. — Почему нет? — потупился Эрик. Уже не новичок, но всё ещё недостаточно зрелый дух, он не понимал, почему такой расклад представляется для деда «невероятным». Юноша почесал поросший щетиной подбородок. — Дело, как я понимаю, не в ней, а в Сатане. От такого отца, как этот, можно ожидать всякого потомства, хоть козла двуного, хоть ангела. — Какое разочарование! — перебила Лия, шумно и со свистом вздохнув. Худое, вытянутое лицо демоницы сморщилось в отвращении, густая платиново-белая коса свисала с правого плеча, раскачивающийся кончик, увенчанный янтарной заколкой, подсвечивала Немезида. Она выпрямилась, развела плечами. — Мы-то места себе не находили из-за Терри и его выкидонов, а оно вон как вышло, раз газеты пишут... — Задницу подтереть вашими газетами, — PLC сверкнул маленькими зубами, впавшие от усталости глаза на изможденном лице гневно вращались в глазницах. Рука в перчатке тяжело опустилась на эфес заткнутого за ремень клинка. Металл, напитанный ядом, холодил бедро через плотную драпированную ткань брюк. — Трепаться не о чем? — старый демон кивком указал на небо, низко висящие над кукольными, выстроившимися в ряд домишками первого круга ада. — Потрепимся о насущном. О том, свидетелями чего являемся сами. Взошла Немезида, а значит в Преисподней объявился худший из демонов бездны, не прошло и пару сотен веков. Мадам Авазашвили сожжена за измену, которой она не совершала, убийство Банкеса свалили на нас, Джей и Настика друг за дружкой отправились в чистилище, а от мороза, идущего с моря, струя на лету стынет. — Не заводись, серый, — Бабич свернул газету и выпрямился, щёлкнув суставами. Ветер, дунувший с востока, взметнул пришпиленные к стенам пергаментные свитки, карту на коленях Лии и пошевелил кудрявые волосы Эрика. В воздухе потянуло гнильцой, словно нечто всколыхнуло старую выгребную яму. Медленно, но уверенно хижина наполнялась концентрированными ароматами дыма и ржавчины из канализационных труб. Следом за запахом последовали москиты, лениво выписывая пируэты, они влетели в хижину, издавая слабое жужжание. Бабич и PLC обменялись встревоженными взглядами, Лия поднялась с пола, мягко ступая подошла к замыленному окну, Эрик нащупал нож, завалившийся в щель между досками в полу. Насекомые, тем временем, сбились в стайку над стопкой одрябших от влаги книг. Бабич мягко вскинул массивный, поросший жесткой бородой подбородок, его глаза вспыхнули, как бенгальские огни, москиты взъерепенились и начали суетливо кружиться друг за дружкой, пока их тельца горели, пеплом вздымаясь к потолку. Бабич не двинулся с места, несколько секунд колебался — а не померещилось ли ему? — но выражение лица предводителя подсказывало, что нет. PLC ощерился, губы его дрогнули в нервной, неприятной улыбке, от которой кровь в венах стыла, волосы у висков затопорщились от ужаса, рука, лежащая на эфесе клинка сжалась в кулак. «Этого не может быть,— Бабич заглянул в глаза Эрика, бездонные светло-карие озерца недоумения, бросил мимолетный взгляд на Лию, прильнувшую к окну тонкими, подрагивающими пальцами, снова обернулся на PLC, натянутого, как струна и понял. — Может. Теперь всё что угодно имеет место быть, даже насекомые, в местах для насекомых неприспособленных» — Зараза, — пробормотал оправившийся от шока Эрик. Лезвие его ножа поймало отблеск Немезиды, сверкнуло в полутьме, как вспышка молнии. — Неужели из-за мусора завелись? — Во дурак,— фыркнул Бабич. — Ты хоть раз видел тут животных, насекомых, птиц, млекопитающих, аль ещё каких тварей? Преисподняя земля демонов чистых пород, всё остальное, возникающее в нашем измерении, противоречит устройству ада. — Ну комары и комары, — юноша пожал плечами, перекладывая нож из левой руки в правую. — Мне известно, что их тут быть не должно, но у вас такие лица, словно вы дружно обосрались из-за каких-то букашек. — Не из-за букашек, а из-за того, что их сюда принесло. Лия медленно, по-кошачьи отступила от окна, её зубы показались из-под поднявшейся верхней губы, в ладони левой руки материализовалось копье с серебряным наконечником. PLC бережливо поправил ворот кафтана и выступил вперёд, сохраняя невозмутимое выражение лица. «Меня уже ничто не поразит. Слишком уж я старый» Однако ей и её свите удалось стереть пренебрежительность с лица старого демона. То были женщины, но женщины странные, некрасивые, мало похожие на демониц, дикие и озлобленные, как голодные псы, и их глаза горящие, как золотисто-рыжее зарево солнца глядели с тупой враждебностью. От них веяло невежеством и незнанием — здешних мест, здешних традиций, здешних правил и здешних существ, повыползавших из своих засад, угрюмо следящих за своим предводителем — они примостились кто где, устроившись на крышах неказистых домов, обвив тонкими, как ветви древ, руками, фонарные столбы, припав к щербатым дорожкам, опустившись на карачки, как лягушата. Они были нелепы, но та, что стояла по центру, держала осанку и не отличалась уродством и робостью. Плечи PLC напряглись. Она знала, где именно находится и не испытывала страха. Банши подняла голову, рассматривая лицо приближающегося к ней демона. Он не пытался сделать вид, что польщён её появлением, даже наоборот, красноречиво выругался себе в усы. Ошейник девушки тускло блеснул когда она склонила голову в приветственном жесте. — Вы читать умеете?— PLC указал рукой в сторону указателя. Улица сотряслась от грохота его голоса. Эмберцы решительно выступили из своих укрытий: повыскакивали из рвов, высушенных до основания, повысовывались из скособоченных, полуразвалившихся домов, скрытых вуалью мрака, поспрыгивали с крыш, раскурочивая хлипкий шифер. Они ступали мягко, крадучись, в отличии от их предводителя, который шёл грузно, точно заколачивал сваи, одной рукой придерживая ворот кафтана, а второй раздраженно тыча в указатель. Из широко раздутых ноздрей демона вырывались рваные клубы пара. Банши поскребла щёку, покосившись на удивительной формы каракули на выщербленном деревянном указателе. Сильный порыв ветра бросил волосы ей в лицо, указатель заскрипел и накренился в сторону. — Не на сербском, господин. На сербском не умею. — Оно и видно. А написано вот что: любой, кто сунется в Эмбер, может лишиться руки, ноги, невинности или душонки, — PLC одарил говорившую с ним банши острой как нож улыбкой, золото его глаз впилось в рыжее, как закатное небо, зарево её глаз. Что-то в ней рождало в старом демоне необъяснимую, особенную ярость. Наклон её головы, иссиня-чёрные волосы, перехваченный кожаной лентой лоб, гордо поджатые губы, насмешка, исказившая лицо, горящая в ней злоба. Это черное чувство не угасало, наоборот, распалялось, как костер, в который то и дело подбрасывают сухой хворост. Пристально разглядывая эту девчонку, PLC, неожиданно для самого себя, подрастерял уверенности и напора, поэтому голос его прозвучал устало и с хрипотцой. — Чем порадуете? Девушка сделала вид, что задумалась, прежде чем вежливо покачать головой. — У нас нет душ и невинности, господин старый чёрт. — Я так и понял, — PLC свёл кустистые брови к носу, бросая недоверчивые взгляды на уродиц, сгруппировавшихся подле говорившей с ним банши. Когти, внутренне содрогнувшись, понял демон, у них толстые и плоские, как кинжалы, с легкостью пробьют железную броню, чего уж говорить о живой плоти. Его прищуренный взгляд наполнился сомнением. Немезида опаляла улицу жидким молочным свечением, кольца в промасленной бороде Бабича сверкнули, свет скользнул по серебряному наконечнику копья Лии. — Сворачивайтесь по-хорошему, милейшие дамы, и катитесь аккурат навылет из Преисподней, будьте сердечны. Если у вас, конечно, нет к нам какого-то дела... Банши прытко выступила вперёд, выставив ощеренные желтоватые зубы. — Меня зовут Назима. Я объявляю бойкот королевству ад. Демоны замерли в легком недоумении. PLC безрадостно причмокнул сухими губами, банши защёлкали челюстями, зашаркали косолапыми, кривыми ногами, заскрежетали когтями о металлические трубы, крепящиеся к близстоящим домам. Наконец, сквозь рой неразборчивого шепота, повисшего над Эмбером, раздался громкий, писклявый голос, принадлежащий кому-то откровенно возмущённому этим ночным визитом. — Мы — обособленная часть ада. Не кланимся королям, не бдим их законы, не соблюдаем их обычаи. — то был крохотного размера демон, чья козлоподобная голова едва доставала до пояса существу среднего роста. Он нетерпеливо переминался на месте, роя мёрзлую землю копытцем, из его сморщенных ноздрей вырывались кольца белого пара. — Мы Эмберцы, а не привилегированные напомаженные демонюги, пляшущие под дудку Макса фон Гельфанда. Бойкотируйте Преисподнюю где-нибудь в Гоморре или Граде, а нас оставьте в покое! Демоны завопили в поддержку сказанному. Вскинули вверх сжатые в кулаки руки, лапы, копья, серпы, топоры, кубки, всё, что имели при себе. Банши зашипели, попятившись назад, от неровного строя плохой компании, воспрявшей духом и уже гораздо менее запуганной кучкой криворожих перебежчиков с верхних земель. Бабич ощутил прилив дурноты, заметив, что PLC не присоединился ко всеобщему ликованию. «Чего он медлит? Когда сюда приплёлся его излюбленный Свобода, он кота за яйца не тянул, и велел выпотрошить если тот ещё хоть раз ступит на наши земли, а сейчас не спешит отдавать приказ... В чём дело, серый, что тебя так смущает?» Голос Назимы, мирный, как речной поток, разорвал пелену грохочущего негодования, льющуюся изо ртов эмберцов. Она поёжилась под струящейся накидкой, но не от страха перед демонами, а от холода, несущегося с моря. PLC с жадностью ловил каждый её жест. — Не часть ада, говорите... Эмбер это развалина, помойка, город мертвецов. Вы наживаетесь на аду, посещаете ежегодные аукционы душ в Клейморе, обедаете в Граде, мародерствуете в Гоморре, торгуете в Тинтагеле. — на её белом заострённом лице мелькнуло презрение, снежинки серебристой бахромой обрамили чёрные ресницы. — Вы такие же падальщики, как и все мы, ни хуже, ни лучше. Никто из нас, иных, не сравнится в своей алчности, злобе, лицемерии и халатности с Сатаной. — властность её тона пленяла, завораживала, но не внушала ни страха, ни доверия. PLC не сдвинулся с места, когда Назима приблизилась к нему, шурша подолом гипюровой юбки по влажным от снега плитам. Она была похожа на призрака, сотканного из лунного света, на русалку с огромными зачарованными глазами, в которых горел огонь, на духа, вырвавшегося из гнилых гробниц подсознания. Она напоминала ему кого-то, деловито прохаживающегося по этой земле, с лабрисом в одной руке и шлемом в другой, одну неугомонную, несгибаемую девушку с тёмной разбойной душой. И это сходство опьяняло, сбивало с толку, страшило, путало ход мыслей. Старый чёрт глядел на неё, затаив дыхание, боясь спугнуть дивное видение, сердце под рёбрами стучало набатом. Черноволосая поправила накидку на плечах, брелки на её браслете забренчали, стукнувшись друг о друга. — Антихрист может и идёт, но я уже здесь. Примкните к нам. Вместе мы одолеем дьявола и изничтожим табу, которое он ставит на любовь. Расизм, ущемления полукровок, безнаказанные убийства, доведения до суицида, кощунство. Убьём сенаторов, поощряющих его безумство. Свобода и Независимость. Пойдёшь со мной против дьявола, старый демон, и наконец-то оправдаешь свою славу. Лицо PLC вытянулось, морщинки на лбу разгладились, рот искривился в немом вопросе. Демоны за его спиной заулюлюкали, загрохотали от негодования, засвистели, кто-то ругнулся, покрыв Назиму непритязательными словами, Эрик замешкался, окинув испуганным взглядом столпотворение — ну прямо «война миров» — и прильнул к Лие, чье копье смотрело аккурат в грудь иноземной девицы, в ожидании, когда PLC даст ей сигнал атаковать. Но PLC молчал. — Дорогуша, вы не шибко смыслите в демонах, не так ли? — демоница, с кожей столь же темной, как кора эбенового дерева, спрыгнула с крыши, ловко приземлившись на левое колено. На её шее красовался небесно-голубой платок из шелка, карие глаза смотрели холодно и насмешливо. — Дьявола невозможно убить. Даже если мы убьём Макса и Тимати, дьявол оживёт в Терри, убьём Терри... — И дьявол умрёт, потому что ему некуда будет перепрыгнуть. — спокойно закончила банши. PLC скрипнул зубами, к лицу прихлынула кровь, уши и шея Бабича побагровели, челюсти Лии клацнули друг о друга, парализованная шоком толпа наконец умолкла, ухмылки послетали с морд даже самых отъявленных скептиков, воцарилась звенящая тишина. Слышно было лишь жужжание мошек, вьющихся над стайками банши. — Дьяволизм передаётся от одного члена династии к прямому потомку, от демона к демону, и эта славная линия кончается на Терри, потому что Кристина ангел, а не демоница. Дьяволизм не сможет в ней возродится. Убьём мужчин династии фон Гельфанд и покончим с тиранией. Соглашайся, PLC, соглашайся или я поведу вас за собой силой. Морщась от боли, прихрамывая на правую ногу, старый чёрт выступил вперёд, оказавшись нос к носу с Назимой. Вблизи она была куда более разъяренной и гораздо менее красивой, чем хотела бы казаться. От сказочной русалки не осталось и следа, от неё пахло не морской солью, а металлом, потом и мускусом, а красивая шея была исполосована шрамами и обожжена. В виске у демона покалывало, руны под кафтаном дёргало от боли, сказывалась усталость, но уйти в сторонку и позволить кому-то другому молвить слово он не мог. — Поведёшь нас за собой, хе-хе... Я положил жизнь на то, чтобы бороться с оккупантами, террористами и всякого рода ублюдками, готовыми убивать демонов ради смеха, своей прихоти или достижения цели. — единственная причина, по которой он говорил с ней, а не высмеял и не приказал организовать мясорубку, заключалась в её зубастых и когтистых подружках. В ней, естественно, тоже. Ни одна мелочь не осталась без внимания. PLC подметил всё. Назима обронила фразу здесь, слово там, а старый чертяка, привыкший читать между строк точно также, как он привык вставать по утрам, превозмогая тошнотворное чувство поражения, саднящее грудь. «Силой поведу вас за собой». Спина PLC напряглась, он чувствовал на себе взгляды демонов, жалящих его, как иглы. Все ждали от него действий, а не лапши, которую он навешивал банши на её милейшие маленькие ушки. — Громкие это слова, Назима, «силой поведу»... На меня не хватит твоей силы. У меня руки по локоть в крови. Людей, демонов, нежити, врагов, друзей, тех, кого я презирал и тех, кого любил, я схоронил больше демонов, чем помню лиц. Я протестовал, воровал, пропагандировал организацию Независимых, заключал союзы, был мишенью, заказчиком и наемником, проклинал и был проклят. — банши неподвижно щурилась на демона янтарными глазами-щёлочками, ветер трепал концы её тяжелых чёрных волос. PLC непринужденно продолжал, полагая, что речи не возымеют никакого эффекта. Он чувствовал Назиму, как чувствовал гитарные струны перебирая их мозолистыми пальцами, он знал, как звучит мелодия банши. Мелодия викингов, мелодия дикой смерти. — Я живу больше ста лет, что-то меняется, что-то умирает, что-то остаётся. Я мог выбрать войну и умереть, мог выбрать поражение и измениться, но я выбрал середину. Ја живим по свом правилу*. Если выражаться по-сербски, чтоб он усрался. Мне не нужно то, что ты предлагаешь. Ни трон, ни Терри, ни месть. Мне ничего не нужно. Все, кто стоит за мной, здесь по своей воле, потому что они выбрали Свободу и Независимость, не потому что их заставляют быть здесь, никто не вёл их силой. Мы не осуждаем за любовь, нам безразличны расы, бессмысленные перепалки, ручьи, наполненные демонической кровью до краев... — плечи PLC поднялись, он тяжело и со свистом вздохнул. — Ты, Назима, держишь в руке тот же кнут, что и Макс фон Гельфанд. Ты пришла, намереваясь захватить и уничтожить, стало быть... ты такая же, как и король, которого жаждешь покарать. Снова тишина. Гладкая, бархатная, тревожная, нашпигованная возмущенными взорами и оскалами, сверкающими как острия клинков. Руки Бабича крупно дрожали, пока он разглаживал смятую газету, с первой страницы на него глядела сморщенная, недовольная мордашка принцессы. Лия переступила с ноги на ногу, гравий хрустел под каблуками её сапог. Стеклянные глаза Назимы вспыхнули, рот растянула улыбка, полная неровных жёлтых зубов. — Это самое красноречивое «нет», которое мне доводилось слышать! — она стёрла подступившие слёзы рукавом накидки. — Н-да, неприступный Эмбер. Эмбер, Эмбер, тлеющий уголек... Некрополь, разросшееся, как сорняк, кладбище, населённое бродяжками, идиотами и мертвецами, которые болтаются без дела, как говно в проруби. — словно в отчаянной попытке успокоиться, Назима накрыла рукой бляшку ошейника, а когда заговорила вновь, тон её был ледяным и беспощадным. — Ты ничего не знаешь, о моей силе, старик, — она обернулась к сёстрам, жесткая и непримиримая, вальсирующая на лезвие ножа, пересмешница двух миров, смеющаяся вестница смерти. «Я предложила им выбор, как предложила его Настике. Она отказалась и умерла, а потом и он умер. Порченные демоны никому не нужны. Никому, кроме полукровок, нежити, отверженцев, никому, кроме подобных им мутантов. Они никогда не увидят чистилища, никогда». Назима подняла невидимый кнут, ощущая всю тяжесть решения на своих плечах, и кивком указала в сторону демонов. — Порченые демоны никому не нужны. Ешьте, сестры. Съешьте всех до последнего.***
— Я настаиваю чтобы вы передумали, — Матиас упрямо стоял на своём. Чёрные как пуговицы глаза переливались злостностью и нетерпением, в длинной бурой бороде, сплетённой в две косицы, переливались крупные аметисты, отражая жемчужно-белое свечение Немезиды. — Принцессу необходимо переправить с нами в Град. Алхимик находился в Гоморре уже предельно долгое время — две с половиной недели начиная с того момента, как на наследников дьявола было совершено покушение, ныне известное как «Тровање ди Хоморра»* — дабы денно и нощно наседать на дьявола, осаждать елейными улыбками, замасливать доводами, юлить от ответов, молить, уговаривать, подслащивать горькую правду. Правду о Кристине. Правду, которую никто не произносил вслух, правду, которая пеплом осела на губах у всех присутствующих, чудовищную и необратимую, токсичную как лепесток джунгарского аконита, правду в самом уродливом и неприглядном её виде. «Они хотят умертвить мою дочь,— Сатана чувствовал на себе взгляд пуговичных глаз, осуждение в поведении Тимати, нервозность Молли... Вот же прицепились, как банный лист к причинному месту! Макс послал бы их к дьяволу, но толку в этом было мало — они всё так же будут находиться в зале заседания, распивать вина, нектары, общипывать виноградные кисти, стремительно обгладывать рыбьи кости, опустошать один графин водки за другим, пятнать бурбоном карминовую скатерть из чистого шифона, чокаться рюмками, проливать горючее, бренчать столовыми приборами, чавкать крохотными канапе из песочного теста, лениво потягивать кальян, выпускать изо рта незатейливые кольца дыма, прожигать дыры в обивке кресел и стульев, хмелеть, поминать былое — Горация и его доблесть, кровавые аукционы душ, нападения водяных чертей, уморительный гладиаторский бой в Эмбере, королеву Каролину, очаровательно нелепую среди угнетающих декораций Преисподней, разнящихся с кукольными куполами церквей, где она выросла — а потом трезвели, потихоньку приходили в себя, возвращались из прошлого, пахнущего железом, потом и весельем в настоящее, к Кристине. Дьявол не хотел смотреть на них. На алхимиков, на кузена, на сенаторов. Он сохранял игривую полуулыбку несмотря на смертельную усталость. — Они думают, что смогут меня переубедить» Конечно, Кристина будоражила их мысли, нервировала своим существованием, своей волей к жизни, своими привилегиями, своим полом. Хрупкая рохля высотой в пять футов с хвостиком, к тому же девчонка, а власти у неё было столько, что она могла крушить стены одним только взглядом. Максим развеселился, представив, как дочурка хмурит тонкие брови и алхимики начинают съёживаться под её взором, как пластиковые покрышки от огня, затем растекаться в мерзкие липкие лужицы и уже после тухнуть, навеки впечатавшись в плиты Меркурия. Нет, Сатана никогда не позволит Кристине умереть, никогда не откажется от неё. Другое дело Терри. Нескрываемый интерес алхимиков вызвала не только принцесса, но и принц. К последнему их привлекли, как вы уже могли догадаться, отнюдь не выдающиеся сверхъестественные способности и новообретенная сущность — в отличии от сестры, расовая принадлежность Терри не ставилась под сомнение и не служила источником народных распрей — а неожиданное и необъяснимое исчезновение патологического заболевания. «Ангелы Аббадона» также известное как «Ангел Внутри Демона», подкашивающее Терри время от времени, блокирующее его полный демонический потенциал, неизлечимое заболевание вдруг излечилось. «При проведении проверки после нападения Скруджи, демона высшего ранга, обладателя почётного чина «зликовци», серьёзных повреждений у кронпринца выявлено не обнаружено. Установлено бесплодие, ранее подтвержденный диагноз. Важно: в крови принца, чья история болезни ведётся со дня его рождения, 31 октября 1992 года, не было выявлено Ангелов Аббадона. Болезнь не просто отступила, она не стала пассивной, она просто напросто не существует в организме Его Высочества кронпринца Т. фон Гельфанда. Ни я, ни мои коллеги не можем найти этому объяснений. Создается ощущение, что зараза растворилась в крови. Нет, скорее кровь растворила заразу, как серная кислота... » Кровь. Кровь Кристины, которую недавно переливали Терри, чтобы вытянуть его с того света. Кровь, обрекшая его на бездетность и избавившая от тяжелого недуга. Максим встретился взглядом с демоницей, одной из алхимиков, которая занималась делом Терри всю жизнь. Она поднесла к губам золочёную чашу, до краев наполненную нектаром, и улыбнулась, как показалось Сатане, весьма многозначительно. — Тим, будь так любезен, передай мне колбасочку на шпажке, — Макс лениво потянулся, кости в его сгорбленной спине хрустнули, как ветки сухого дерева. Лицо Тимати, посеревшее от твердолобости кузена, скривилось в гримасе. Сенатор Коула начинал выходить из строя всё чаще, как старый изъезженный механизм, поеденный ржавчиной и грибком — только в его мыслях царствовала не эпидемия грибка, а паника, Антихрист и утекающее сквозь пальцы время. Драгоценное время, которое Максим тратит на безрезультатные препирания с алхимиками! «Его нелегко заставить прислушаться, — Тимати подал дьяволу плоское блюдо, на котором лежали жирные копчёные сосиски на шпажках. — Если бы Скруджи умудрился убить Терри, если бы всё прошло гладко, я бы сделался регентом при Кристине... Кристине, которой так или иначе уготована плаха, ибо все демоны ада жаждут оросить наши земли ангельской кровью» Если бы Терри погиб, а Кристину разорвали на кусочки негодующие демоны, линия кузена прервалась бы. Его первенец, рожденный от церковной демоницы — потаскушки в белых кружевах, провались она пропадом, и она, и Сербия, и всё её наследие — потерял голову в прямом и в переносном смыслах, от Терри осталось бы бледно-жёлтое мокрое место между дворцовыми куполами, а земля набухла бы, напитавшись кровью Крис. Не велика потеря, рассуждал Тимати, никто бы не проливал слёзы над выжженными душами дьявольских детей. Никто, кроме королевы, но кому есть дело до терзаний призраков и их разбитых сердец? Иллюзии были волнительными и щепетильными, а реальность непритязательной и разочаровывающей, потому как оба, Терри и Кристина, здравствовали и не жаловались, ибо совершили нечто, по мнению Макса, вопиющее и нетипичное для двух недотёп — остались в живых. Скруджи потерпел поражение, также как и Джей Мар, как потерпел бы любой, рискнувший вырвать душу из тела кронпринца, ведь вокруг него, словно вибрирующее силовое поле, ошивается Каин, волк в овечьей шкуре, Мессия, таившая в себе разрушительную силу. Воображение услужливо рисовало катастрофические картинки выпотрошенных земель, выволоченных из её недр трупов, улицы, облицованные голубоватым льдом, вмерзшую в ступени коулской цитадели кровь, слизь, облепившую памятники архитектуры, отпечатавшиеся на зазубренных выступах побережья следы борьбы, пар, кучерявыми волнами вздымающийся вверх от распоротого живота демоницы, чье чрево зияло, как дыра из которой выдрали чертёнка. Хаос, пропахший солью и сталью, рак, пустивший корни в сердце Преисподней — здесь, в Гоморре, удавкой свившись вокруг шеи кронпринца. Тимати бросило в жар. Необходимо было действовать на опережение, извернуться, изловчиться, разорваться на куски, если такова цена, но отодрать слащавую душонку от племянника, словом или железом, болью или ложью, хитростью или колдовством. «Он как назойливая мушка, вьётся прямо под моим носом, казалось бы, нужно лишь протянуть руку и прибить насекомое, всего и делов-то, — Матиас отдёрнул подол своей тяжелой льняной мантии, опустился на одно колено перед Максимом, наклонил косматую голову. — Антихрист мальчишка или просто юное дарование, мне необходимо проверить это. Я должен его заполучить» — Да чтоб мне обделаться на этом самом стуле! — кубок выскользнул из рук Майами, со звоном ударившись о пол. Вино красным росчерком разлилось по полу. Демон покачал головой из стороны в сторону, как бы пытаясь вытряхнуть чужой голос. Молли содрогнулась от пронзившего виски восклицания. Тимати поморщился, разобрав в гортанном крике, предназначенном лишь для сенаторов, голос Скруджи. «Какие-то мерзавки перемахнули к нам со стороны Эмбера, — демон вещал запыхавшись, в его ледяном непреклонном тоне сквозили панические ноты. — Это не птицы. Они валят прохожих, вспарывают когтями, раздербанивают как плюшевых кукол, по градским улицам текут реки крови... Вот же сукины дочери, мы только здесь все почистили» Превозмогая головную боль, Тимати торжественно поднялся из-за стола, деловито поправил складочки на рукавах пиджака. Алхимики недоверчиво уставились на него своими пуговичными глазами, в которых теплилась робкая надежда на то, что сенатор Коула примет их сторону — упросит дьявола выдать им принцессу. Забавные. Их стянутые тревогой морды вызывали у Тимати отвращение, их резкий запах пробуждал в демоне протест, отторжение, брезгливость. Он не умалял их заслуг перед Преисподней, но не считал их равными себе — потенциальному Сатане, отпрыску праотца всех детей ночи. Он не преподнесёт им Кристину на золотом блюдечке — пока что. — Ну что там, кузен?— дьявол не переставал улыбаться чему-то, понятному лишь ему одному, лениво помешивая ложечкой янтарный напиток в своем фужере. Судя по непоколебимому оптимизму, теплящемуся в его тоне, Максима не удручит даже известие о том, что небо вместе со всеми херувимами обрушилось им на головы. — Удиви меня, а то больно хороший выдался денёк. Что там, эмберцы ограбили клейморский завод по производству ткани? Или опять протестуют за права полукровок? «Полукровки тоже демоны, права полукровок, #ямыполукровки»? Саркастического настроения Сатаны Тимати не разделял. У кузенов не было ничего общего, кроме фамилии, и даже её они носили по-разному, один с гордостью, как помпезную медальку, приколотую к лацкану пиджака, а второй с пренебрежением, как должное. — Нам необходимо немедленно переправиться в Град, — ледяным голосом провозгласил Тимати. Он поймал озорной взгляд тёплых карих глаз кузена, взгляд за которым таилась притупленная злоба и раздражение. Что-то смутно напоминающее праведный гнев. — Нам необходим Терри. «Ты маленький гений, — Женя заключила лицо Бурцева в свои тёплые ладони, улыбнулась во все тридцать два и заливисто рассмеялась. Дэни терпеливо выдерживал её словесный понос, прерывающийся смешками и шустрыми поцелуями в обе щеки. В полупрозрачных серо-зелёных глазах Майер вновь заискрился мятеж. — Чёрт возьми, малыш, ты развеял все сомнения насчёт твоих намерений, ты... » Обманщик. Манипулятор. Предатель. Дэни кисло улыбался, ощущая острое недомогание во всем теле, пока Женя рассыпалась в похвалах, жадно ощупывая громоздкий реликт, который ещё совсем недавно покорно подпирал ложе адскому принцу. Майер потёрла большой с указательным пальцы, растирая пыль, толстым слоем налипшую на обложку. «Я не знаю, как передать это Свободе... — кодекс был воистину массивным томом. Толщиной в тридцать пять дюймов, в жестком переплёте из белого золота, книга едва умещалась в руках Жени. Дэни вовремя стушевался, чтобы придержать Майер, накренившуюся вперед под тяжестью её веса. — Н-не говоря уже о том, что это незаконно...» «Ты не представляешь, какое дивное место Меркурий, — Женя сдула прядку волос, упавшую ей на глаза. — Оставь это мне, ты и так славно потрудился. — девушка возвела глаза к потолку и пробормотала, не обращаясь ни к кому конкретно. — Затолкать реликвию под кровать, надо же было додуматься. Кощунство» Кощунство, но разве позволять детям творить с древними ценностями нечто подобное — не есть большее кощунство? Дэни прикусил щёку изнутри, заранее предупреждая себя от лишней болтовни. В комнате с выскобленными песочно-белыми стенами не было ни единой души, кроме него и Майер, и Дэни совершенно не хотелось, чтобы эта узенькая комнатушка набилась домистиками, ошивающимися неподалеку. Женя — дворцовая прислуга, а Дэни — придворный наследника трона. В верхнем мире их шебуршания окрестили бы «мезальянсом», но, поскольку они не собирались связывать себя узами брака, а их отношения были скорее взаимовыгодными, чем дружественными, единственное, на что они могли напороться, это заискивающие взоры и смешки. «Но это лишь верхушка айсберга. За нашими незатейливыми беседами кроется измена. Мы замышляем побег и собираемся передать собственность Сатаны в руки хипстера с каре. Я почти слышу в голове причитания Гринберга. Все эти истории кончаются одинаково» Женя наклонила голову вперёд, упёрлась лбом в обложку кодекса, мягко и со звуком выдохнула. Дэни невольно улыбнулся, припоминая, как любил прикладывать голову к прохладной поверхности деревянного стола и лежать, в ожидании пока древесина вытянет испепеляющий жар, сковавший его виски. «Я должен вернуться к Терри,— Бурцев неловко переступил с ноги на ногу. Ему вдруг почудилось, что он прерывает что-то личное, священное, что-то вроде молитвы. Майер удивлённо вскинула голову, озерца серо-зелёных глаз затуманила тень слёз. — Он хотел научить меня ч-читать рэп на старо-адском, так что...» Майер поправила сползшую с плеча лямку, неуклюже перехватила кодекс. «Не в моих планах тебя задерживать, — девушка продолжала самозабвенно улыбаться, слёзы прокладывали тонкие дорожки вдоль её вытянутого лица. Если бы Дэни развернулся и покинул помещение, не дожидаясь ответа, он бы не скривился так, словно ему в глотку выжали целый лимон, но он не вышел, а остался стоять на месте, разглядывая носы своих кед, как покладистый баран, который некогда продал душу в интернете. — Ты понимаешь, что тебе уже не пригодятся адский и сербский? Всё, что было в аду, останется в аду. Включая твоего принца, — в одно мгновение приподнятое настроение Жени исчезло, из её голоса ушла сладость, ласкающая слух, слова вырывались из глотки нервными хрипящими плевками. — О, Свобода будет смеяться пока не грохнется в обморок. Терри было недостаточно твоей души, поэтому он и сердце твое забрал» — О чём ты думаешь? — Дэни встрепенулся, поднял посеревшее лицо на принца и заставил себя улыбнуться. Он знал, что Терри улыбнется в ответ, а этого ему хотелось больше всего. Видеть лукавый изгиб его губ, вкрапления родинок вдоль скул, крохотные ямочки на щеках, переплетения зелено-голубых вен под атласной кожей, омуты глаз, чёрных, как ущелье. В груди юноши, шипя и потрескивая, растекалась горечь. Как бы Дэни не старался, сколько бы не таращился на него, образ принца в памяти отпечатываться не хотел. «Воспоминания не заменят живого человека, — внутренний голос, как всегда, рассуждал хладнокровно и рационально. — Они будут дразнить тебя, угнетать, нервировать. Ты подсядешь на антидепрессанты, пристрастишься к курению, начнёшь завтракать алкашкой и ложиться спасть на пустой желудок, ковыряясь в чертогах своей гребанной памяти, вытаскивая родные черты, эхо его голоса и смелость касаний, и каждый чёртов раз воспоминания будут блекнуть, таять, как снежинки на теплых ладонях, и ты свихнешься из-за человека, чьего лица даже не сможешь припомнить в деталях. Есть ли смысл стараться?». Даже пожухлая кожа, обрамленная кружевом укусов от зубов Кристины, разгладится и исчезнет — просто потому что это стежки, незначительные затяжки на душе, а не на теле. С собой он не унесёт даже уродливого шрама, и от этого становилось ещё паскуднее. Принц неторопливо вытирал руки о влажное хлопчатобумажное полотенце и выглядел устало и растрепанно. Тонкая белая рубашка облепила мокрое от пота тело, как вторая кожа, брови вопросительно вздёрнуты, глубокие карие глаза затянула поволока усталости. — А т-ты попробуй угадать, — распинаться о своих стенаниях перед принцем Бурцев точно не собирался. В конце концов, что бы он сказал? «Ты самый замечательный человек, которого я встречал за последнее время. Иногда мне кажется, что я тебя люблю, мне нравится рисовать бессмысленные завитушки на твоем теле, учиться читать рэп под твоим чутким руководством, прозябать ночи на крыше, следить за тем, как диковинные звёзды впадают в небо и уже никогда не выныривают, и слушать, как ты смеёшься, а ещё я тебя ограбил и собираюсь сбежать отсюда с каким-то встречным поперечным и твоей горничной». Нет, ни за что. Да и к тому же, Дэни прекрасно знал себя. Стоит ему открыть рот, все слова перепутаются, предлоги поменяются местами, он занервничает и выплюнет изо рта ком изуродованных фраз. — П-пролезь ко мне в голову, думаешь по-получится? Даня знал — не получится. И оказался прав. — Я никогда не умел пролезать в чужие мысли. Всегда считал это отвратительным,— Терри опустился на жесткую тахту, обшитую бирюзовым батистом, закинул полотенце на плечо. — Понимаешь, порой разум оказывается нашим единственным убежищем. Мы проигрываем в голове то, что не можем произнести вслух. За мыслишки не наказывают, какими бы порочными и несуразными они ни были. — таким сосредоточенным и уравновешенным Терри ещё никому видеть не доводилось. Дэни выпрямился, ошеломленно вытаращившись на собеседника, откинулся на спинку замшелого кресла. Терри ловко разыгрывал безразличие и концентрацию, но то была лишь игра, в которую, как заметил юноша, принц и принцесса играли вдвоем, дуря то ли друг друга, то ли весь ад. Сейчас Терри не притворялся. Лоснящаяся от спеси маска услужливой хладности исчезла, исчезла манерность, язвительность тона, горечь ушла из карих глаз. Терри рассказывал, не позёрствовал, не напускал на себя вида столетнего старца, говорил как есть, именно то, что рождалось в его мыслях. Наверное, рассудил Бурцев, поэтому слова слетали с его губ столь легко и ненавязчиво. — Нам кажется, что мы в безопасности в наших мыслях. Там до нас могут дотянуться только наши собственные кошмары, иллюзии, воспоминания, притупившиеся за сенью лет, которые тянут к нам свои ручищи через прутья прошлого. И тут, — он хлопнул в ладоши, тишина, окружившая их сонным маревом схлопнулась, как шарик при столкновении с иглой. — Нарисовывается какой-то хмырь. Этот хмырь нащупывает слабое место, где-нибудь здесь, — Терри приложил указательный палец ко лбу Дэни, помассировал место над бровью и продолжил, невзирая на порозовевшее, сбитое с толку лицо юноши. — И начинает выделывать свои хмыревские штучки. Мой брат этим грешил, — принц убрал руку от Дэни, скинул с плеча полотенце, с которого всё ещё капала вода, потянулся к карману брюк. Косой луч жидкого серого света, рассекающий комнату надвое, лизнул гладкую поверхность амулета из червонного золота. Вспышка отразилась в очках Дэни. Амулет. Тот самый амулет. Дэни невольно поморщился, вновь ощутив влажную прелость Эмбера, его острый, неприветливый запах. — Он мне тут оставил послание. «Придурку. Не будь придурком». Сразу видно, каким демоном был мой брат. — Терри поднял амулет на уровень глаз, тот лениво раскачивался из стороны в сторону, кончик цепи, обмотанный вокруг мизинца Терри, сиял очень ярко, будто кровоточил. — Он любил шкодить, рисковать, впутываться во всякого рода авантюры, нарушать запреты. — голос принца надорвался на последнем слове, из-за чего создалось впечатление, будто он крепко завидовал этой способности брата и не преминул бы воспользоваться ею сам, подвернись ему возможность. — Он меня учил, как это делается. Говорил, мол, визуализируй чужой разум. Представляй его форму, цвет, потертости, шероховатости, кровоподтеки, незаживающие раны, отслаивающиеся слои памяти. Когда найдешь самое уязвимое место, целься туда. — К-как познавательно, — Дэни подумал, не братец ли научил Кристину подъедать души, но решил придержать этот комментарий до лучших времен. Он облизнул пересохшие губы. — И у тебя ... ты д-делал это? Терри вобрал в себя спёртый воздух, рука, держащая на весу амулет, медленно опала. — Нет. Мне стало мерзко, — он тряхнул головой. — У меня началась тревожность из-за этой херни. Я мог лежать без сна часами, прогоняя навязчивые мысли, которые преследовали меня и наяву, и в грёзах, старался держать оборону, пряча за невинными мыслями, как за занавесом, не совсем невинные... Если мой брат мог вклиниваться в чужие мозги так гладко, что об этом невозможно было догадаться, кто ещё мог? — Терри развёл руками, кривясь, словно этот вопрос всё ещё давил на голову, вызывая боль. — Крис, дядька, отец? — Ч-что такого ты скрывал, что развилась т-такая паранойя? — для Дэни было ново, что Терри, оказывается, был в его башмаках. До сих пор они с кронпринцем не находили точек пересечения. Дэни любил поваляться в кровати подольше, Терри вставал с зарей — хотя в аду как таковой зари не было, потому что не было солнца — Дэни нравилась красивая цветастая одежда, экзотические сочетания, интересные принты, а Терри мог жить в одном своем розовом худи хоть целый год. Дэни любил классику, а Терри нравился рваный, дёрганный рок-н-ролл. Дэни ещё не сошёл с ума, цеплялся за что-то, а поезд Терри уже ушёл. Как странно знать, что Терри знаком страх на вкус. Бесстрашному, безбашенному, бесстрастному Терри знакомо чувство загнанности и беспокойства, он понимал, какого это, попасться в капкан собственного разума. Вместо того, чтобы ответить на вопрос, принц задал свой: — А что скрываешь ты? Дэни растерялся. Растерялся во всех смыслах: по-дурацки захлопал глазами, разинул рот, закрыл его, снова разинул, дёрнулся, смахнув с перила чашечку с остывшим чаем с молоком. Чашка со звоном разлетелась, чай веером оросил темно-серые плиты. Дэни ойкнул, подобрав под себя ноги, чтобы водянистые змейки, прокладывающие туннели по трещинам в полу, не замочили его тапочки. — Ну ты недотёпа, Дань, — Терри усмехнулся, небрежно взмахнул рукой и пролитый чай, белыми пятнами угваздовший пол, исчез вместе с осколками фарфора, не оставив после себя ни следа. Заметив панически сжавшегося Бурцева, принц улыбнулся. Улыбаясь он магическим образом терял всякое сходство с матерью. Софи не отличалась жизнерадостностью и улыбка играла на её губах только тогда, когда с увесистого лабриса стекала кровь, четким пунктиром расчерчивая плитку. — Такой милый. «Как он меня только что назвал? — Дэни не успел сообразить, что только что произошло, как вдруг произошло что-то ещё. Двери в залу со скрежетом распахнулись, внутрь ворвался тёплый затхлый воздух, звук шпилек эхом отразился от конусного потолка. Желудок юноши свело от недомогания. — Они поймали Женю. Они пришли за мной. Они знают» Сенаторы. Точнее, сенаторша, в единственном числе, но от того не менее угрожающая и нагоняющая ужаса. Молли придирчиво осмотрелась, подчёркнутые подводкой карие глаза закатились при виде вульгарного панно — восемь трёхногих козлов, с вываленными из набедренных повязок членами, окружили растянутую на круглом столе нагую демоницу, чьи длинные волосы едва прикрывали крошечные грудки. У основании заостренных рожек на голове девицы ржавели полумесяцы крови — она фыркнула и неспешным шагом направилась в сторону Терри и Дэни. Тёмно-серая мантия, подбитая соболиным мехом, тащилась следом за ней, сметая собой многолетнюю пыль. — Ваше высочество, — к великому облегчению Дэни, она не обратила на него не малейшего внимания. «Дело не в нас. Случилось какое-то дерьмо, но оно не связано со мной, Женей, кодексом и Максом». Молли покорно склонила голову, как того требовали правила этикета, но строгости в её голосе не поубавилось. — Я вынуждена сообщить вам скорбные вести. Эмбер и Град были атакованы перебежчиками с верхних земель. По единогласному решению Сената границы были немедленно перекрыты, все порталы и тайные ходы для поставщиков душ заблокированы, никто не может войти и выйти. — карие глаза недоверчиво сверкнули из-под длинных ресниц. То, к чему она подводила принца своей речью, пахло скверно. — Только ваш отец может предотвратить разверзшуюся в Граде мясорубку, а вы — единственный, кто может его туда доставить. Терри мертвенно побледнел, окинул Молли недоумевающим, вопрошающим взглядом, с усилием разлепил губы и произнёс: — Папа хочет чтобы я телепортировал его? «Никогда такого не было и вот опять, — Дэни спрятал лицо в ладонях, предварительно сняв очки, желваки под кожей ходили туда-сюда, лоб и уши горели от предвкушения предстоящей поездки в Град. В зеркальный, омытый водами, сверкающий, хромированный Град, где статуи голубели турмалином, снег серебрился, как алмазная крошка, а жители обедали хризолитами и высирались блестящими стружками. — Это уже больше не пугает. Не внушает доверия, но и страха тоже. Всего-лишь очередная вылазка на круг хамов и нарциссов напоследок. Самое оно» — Господин желает, чтобы вы телепортировали нас всех, весь сенат, — поправилась Молли. Уловив перемену в настроении Терри, демоница коварно улыбнулась. Его нерешительность умиляла её. — Он даёт вам полчаса на сборы, после чего вы обязаны явится в тронную — мы будем ожидать вас там. Небрежно откланявшись, она взмахнула тяжёлым краем мантии и удалилась, звонко стуча каблуками. Не дожидаясь Терри, Дэни поднялся, ухмыляясь так, словно только того и ждал, чтобы Молли принесла ему эту весть. — Давай, не будем терять времени, — видимо, адреналин выстрелил Дане в мозг, оттиснув робость куда-то за пределы сознания, потому что он смело сгрёб принца за руки и вынудил подняться, сияя при этом, как рождественская ёлка. В случае Терри рождества не предвиделось, он насупился и помрачнел. — П-погода ухудшилась, нам придётся переодеться, — Бурцев критически осмотрел свои льняные штаны и мятую зелёную толстовку. Прикид годится чтобы таскаться в нём по замку, но не для Града. — В прошлый раз та-ам уже снег лежал, сейчас, н-наверное ещё хуже, мы можем взять... — Мы? — Терри задумчиво потёр затекшую шею. Его голос звучал бесцветно, лоб пронзила глубокая морщина. — Никаких мы. — Дэни потупился, слова принца отзвучали в ушах резкими пощёчинами. Никаких мы? Что он имеет в виду под никаких мы? — Почему тебя так воодушевила возможность снова заявиться в Град? Меня коробит от одного названия этого круга. Дэни оцепенел. Так продрогнуть за одно короткое мгновение можно было ступив в леденящее кровь море, плескающееся между скал Коула, Тинтагеля и Клеймора, а не от чьего-то голоса. Однако сейчас, в этой неуютной полупустой зале, Даня почувствовал, как морской мороз сковывает его чресла. — Я не понимаю. — Бурцев в полной мере осознал свою беспомощность. Он не мог навязывать свое общество принцу, но и оставаться в стороне, зная, что Терри могут уложить в кучу к другим трупам, тоже не мог. — С т-тех пор, как я тут появился, м-мы всё время вместе... Делаем какие-то штуки, ор-организовываем кражи амулетов, мы только так и выжили, держась вместе, а ты хочешь меня тут о-оставить. — в горле запершило, Дэни буквально задыхался от переполняющего его возмущения, легкие немели. Немели также, как тогда, на корабле, когда юноша вдыхал испарения ледяного моря. — Демоны не воскресают, сам мне рассказывал. Терри прикрыл глаза с мученическим видом взрослого, готовящегося к дискуссии с ребёнком. — Дань, я ведь не из вредности тебя прошу остаться дома, — принц капитулировал, и весьма успешно. Он осторожно притянул Дэни к себе за рукав полувера, понизил голос так, чтобы то, о чём он говорил можно было разобрать только в излишней близости. Возможно, Терри привык манипулировать таким образом, вот только Дэни уже не прельщала его близость и бархатность баритона. Иммунитет, чёрт бы его побрал, выработался. — Ты должен меня понять. Ад поставили на паузу, закрыли, забаррикадировали все входы и выходы. Я переброшу отца и свору сенаторов в Град. Алхимики останутся здесь. — он выдержал паузу, дав Дэни время, чтобы осмыслить сказанное. — Вслух мы этого не говорим, но прекрасно понимаем, что они не улучат возможности пришить Кристину во сне. Кто о ней позаботится, если мы оба дадим по съебам в Град? — принцесса не просыпалась уже несколько недель, была беззащитна и уязвима, как никогда прежде. — Я не хочу её хоронить. Опять на первом месте Кристина. Снова Кристина. Всегда Кристина. «Зуб даю, даже в коматозном состоянии, она способна позаботиться о себе сама, — Дэни понимающе закивал, пусть и не понимал до конца. Не понимал по-настоящему. Не мог понять, какую Кристину Терри холит и лелеет, а которой готов был засадить лабрис в голову. — Она может о себе позаботиться» Терри не сдавался. — Обещай, что останешься здесь. Обещай, что никуда не уйдёшь, что не станешь... — пеплом в вишнёвом саду, гнилым, испещренным невзгодами воспоминанием, вырывающим из сна по ночам, проклятым амулетом из червонного золота, впившемся в шею удавкой. — Что не предашь мою половину. Поздно. Почему, чёрта с два, он попросил его пообещать ему что-то сегодня? Это также бессмысленно, как если бы он попросил подать ему руку после того, как выбросился из окна и разбился в лепёшку. Слишком поздно. Слишком поздно просить убийцу о милосердии, когда из твоей спины уже торчит окропленный кровью мясницкий тесак. Слишком, блять, поздно. — Не предам, — вздохнул Дэни после минутного молчания. Холодные пальцы коснулись запястий принца, на дне зеленовато-карих глаз клубилось отчаяние, объяснения которому Терри не находил. — Я буду здесь, с тобой и Крис. — Даже так? — такая податливость приятно удивила Терри. Дэни пожал плечами, упорно разглядывая ногти правой руки, словно грязь, скопившаяся под ними за день, была чем-то умопомрачительным и вопиющим, не вписывающимся в ежедневную рутину. — Ты её любишь, значит и я смогу. — А если она снова попытается тебя сожрать? — они избегали этой темы, как больного чумой, но Терри посчитал, что не проговорить это было бы неэтично. Он ведь собирался уйти, оставив Крис и Дэни наедине. Пока Терри был рядом, Крис не показывала зубов, вела себя примерно и не давала повода сомневаться в её доброжелательности и чистоте намерений. Когда Терри уходил в сторону, занавес поднимался, демонстрируя миру истинный лик сестрицы, без погремушек, сладкого парфюма и кукольных платьев. — Тогда буду любить её ещё сильнее. — заверил его Дэни. Принцесса была сильной, умной, прыткой и сочилась ядом как бурый фугу, и юноша видел её такой, какой она была, не через призму розовых очков, не оленёнка бэмби, а Кристину. — Если ты не вернёшься, ч-что тогда? Терри отстранился от него, втянул шею в плечи, призадумался. — Тогда ищи меня в персональном аду, Дэни, — принц устало улыбнулся. — Я буду искать тебя.