персональный ад

Кристина смотрела в окно уже довольно долгое время. Снаружи на стекла налип тонкий слой инея, посеребрив уголки оконной рамы, в воздухе вихрились снежинки, а небо, обычно светло-голубое в это время суток, сделалось стальным и непроницаемым. Принцесса перевалилась с носка на пятку, пытаясь расширить круг обзора, но куда бы она не взглянула, всюду расстилался белый туман, похоронивший под собой кроны деревьев, каменных грифонов в полисаднике дворца, многочисленные указатели и гладь безмятежного озера. Единственным лучом света было непоколебимое сияние Немезиды, разрезающее мглу блеском, словно острием ножа. Принцесса развела до этого сложенные друг с другом ладони, в воздухе между ними возникла крохотная, ярко-красная сфера, увитая бордовыми лепестками, словно бутон неоновой розы. В зрачках Кристины вспыхнуло отражение алого огня. «Самая подходящая погода для Койта, — проскользнула странная мысль. — Она отражает настроение Терри. Он всегда так мрачен и невесел, когда наступает осенняя пора» Двери — новые, мощёные, вытесанные из пихты и смазанные воском — плавно распахнулись, в комнату ворвался сквозняк, всколыхнул портреты А4, неизменно расстилающиеся на полу, шифоновые занавески на всех трёх окнах и подол тонкого платья Крис. Оно взметнулось, как чёрное облако и медленно сдулось. В тишине, как дивные цветки, распустились шорохи и потрескивание, в полу что-то надломилось под тяжестью громоздких ботинок вошедшего в комнату Терри. Кристина попыталась приветственно улыбнуться ему, но не смогла — брат выглядел паршиво, так паршиво, что она успела испугаться, не умер ли кто-нибудь ещё. — Мне нужна твоя помощь. — без лишних сантиментов заявил Терри. Он рассеянно оглядывал комнату, как если бы потерял что-то и не мог найти. Его голос звучал тихо, отстранённо и сухо, а сосуды, лопнувшие в глазах, налились краснотой из-за чего казалось, что он вот-вот расплачется кровью. — Я хочу вытащить информацию, которую в себе содержит эта плитка. Его правая ладонь раскрылась, в самом центре, затерявшись в складочках кожи, притаился ничем непримечательный ошметок лазурной кварцвиниловой стены. Плечи принцессы тяжко поднялись, сфера схлопнулась, рассыпавшись пылью и осела красными брызгами на строгий воротничок её тёмного платья. «Я по тебе скучала, братец. Приятно знать, что и ты по мне истосковался, как, спрашиваешь, мои дела? Лучше не бывает, какие-то твари рыскают по моему собственному дворцу, вынашивая планы о моем убийстве, я только вышла из комы и всем уже не терпится использовать меня в своих интересах, словно я какое-то изысканное оружие. Твой день, полагаю, был также красочен на события» — Ты в порядке? — вопреки всему поинтересовалась девушка. Она нерешительно приблизилась к кронпринцу, коснулась его лица тыльной стороной руки. Он был горячим, как печка, и вздрогнул так, словно она шарахнула его током. Сердце Кристины похолодело, наполнилось удручающим, нехорошим предчувствием. — Я в порядке, когда меня не дёргают с вопросами, в порядке ли я. — Терри отмахнулся от вопроса с тем же пренебрежением, что и от прикосновения. Паника всё ещё жрала его изнутри, прокладывала себе путь к внутренним органам, оседала в крови, как шлейф наркотика, побуждала его к бегству. Куда и от чего? От себя, от Кристины, от Дэни, от отца и от ада, от всех пут, обвивших его и связавших по-рукам и ногам. Он наклонил ладонь, кусочек плитки отразил свечение Немезиды. — Я забрал это из особняка Скруджи. Это кусок плитки, обвалившийся со стены. Ты в совершенстве владеешь техникой считывания информации с подобных предметов, поэтому ты мне нужна. — Я не знаю... — в искренней растерянности пробормотала Крис. Она наморщила носик, прикидывая, сколько времени и энергии уйдёт на то, чтобы выжать крупицу истории, хранящейся внутри этого жалкого осколка плитки. — Обломок такой маленький. — плитка плавно поднялась вверх, перекочевав с ладони принца в цепкие пальцы Кристины. Н-да, смрад воистину градский, очень стойкий и характерный. — Ты не боишься разочароваться? — Не больше, чем я боюсь оставаться в неведении. — Терри мотнул головой, жилка над его бровью билась в бешеном ритме, на белом как мел лице проступили багровые пятна, у висков пот собирался в крупные горошины, страх — вонючий и мерзкий, как хватка трупа, высунувшегося из могилы — высосал из него красоту, все черточки, выдающие в нём мать исчезли под маской ужаса. Он уселся на край широкой кровати, угрюмо вперившись в пол. Завороженная и сбитая с толку его поведением, Крис присела рядом, подобрав полупрозрачный подол сатинового платья. — Марко говорит, что на меня снова будет совершено покушение. «Снова?— чуть не воскликнула принцесса. В её душе зашевелились первые признаки гнева. Одно дело, когда кто-то покушается на её жизнь, на жизнь сильной, живучей, прыткой демоницы, чья мощь возрастает в геометрической прогрессии с каждой минутой каждого дня, и совсем другое, когда кто-то обезумел настолько, что покусился на её несчастного, больного братца, существование которого держится исключительно за счёт её крови. — Неудивительно, что он так плох и параноидален» — Когда — скоро, и кем оно будет совершено? — она неловко потёрлась щекой о плечо брата, колючие ворсинки свитера неприятно поцарапали ей кожу. Кажется, он немного оттаял, по крайней мере, льдинки, проскальзывающие в его тоне, исчезли. — Вот это, дорогая, нам и предстоит выяснить. Под «нами» он имел ввиду Крис, потому что у него не было практики в такого рода чарах. В самом деле, зачем было учить корову летать, если она и так еле-еле волочила ноги? Другое дело сестрица, талантливая во всех аспектах чёрной магии, аккуратная, дотошная, работающая на вечных батарейках и ... божественная. Принцесса поёжилась словно от холода, взяла брата за запястье и смежила веки, сконцентрировавшись на плитке. Крис попыталась мысленно расширить её — как строитель расширял узкий проход с помощью кирки и молота, так и пыталась она, направляя один энергетический заряд за другим, ударяя нежно, но точно — рисовала внутри неё пылающие дыры, тонкие узелки порталов, ведущих её к источнику, от которого плитка была отодрана. Голова демоницы начала раскалываться, во рту появилось жжение, но резкого толчка из вне и оглушительного выстрела в девочку с каре не последовало, стало быть, она движется в нужном направлении. Медленно и грузно, как если бы она пробиралась через толпу плотно стоящих друг к другу людей, но продвигалась, настырно расталкивая их локтями. Невидимая нить протянулась от её ушных каналов к Граду, и когда она снова распахнула глаза, перед ней распростёрся зал с лазурными стенами и высоченным, теряющимся в тени потолком. Шепот был таким дёрганым и нервозным, что принцессу то и дело подрывало поковыряться в ушах, чтобы избавиться от него, но чем дальше она шла по этому залу, внимательно оглядываясь по сторонам, тем отчётливее становились звуки. Писк формировался в слога, слога складывались в слова, а те в связные предложения. Кристина сделала ещё несколько осторожных шажков вперёд — именно шажков, словно она была циркачкой, балансирующей на канате, натянутом над пропастью — и заметила, что контуры предметов и фигур вокруг неё обретают точность. Стали прорисовываться детали, такие как натёртый до блеска мраморный пол с вкраплениями бирюзы и сапфиров, иероглифы на золочёных колоннах на старинном адском наречии, тонкий аромат бергамота и восковых свечей, плавящихся от жаркого огня, колючий бриз морозного воздуха и... закованные в кандалы болезненно-бледные ноги в жёлтых разводах. Кристина прикусила щёку изнутри, чтобы подавить возглас отвращения, вскинула голову вверх и оказалась лицом к лицу с ужасающей, окровавленной незнакомкой. Ветер трепал иссиня-чёрные волосы и обрывки некогда симпатичного наряда, под горлом виднелось ожерелье грубого сплава — ошейник, позже догадалась Кристина — и её радужки, глубокие, огненно-рыжие, как брызги рассвета, с ненавистью впились в принцессу. — Я не ждал тебя так рано, — демоница вытянулась по струнке, услышав за спиной знакомый голос. За её плечами происходило какое-то копошение, по мраморному полу прошлёпали босые стопы, что-то смачно грохнуло о деревянную тумбу, послышался плеск воды, будто кто-то наливал себе вина из графина. — Понравился Град, а? Можешь не отвечать, знаю, что понравился. Видел из окна, как ты и твои подруженьки промаршировали по центральной улице с армией гибридов. — демон глухо, с хрипотцой расхохотался. Раздался звонкий стук кромки бокала о золотые коронки на зубах. — Кто следующий в списке твоих покорений, о, непревзойдённая... как там тебя? — La Reina, — банши шлёпнулась с высокого подоконника на пол, Кристина отступила в сторону, осознавая краем сознания, что эта стервятница не способна увидеть её или учуять. «Это не по-настоящему. Меня никогда не было в этом зале в это время. Я наблюдаю за эхом недавнего прошлого. Совсем скоро воспоминание угаснет и я вынырну в реальность, где меня будет ждать Терри». Крис попыталась нащупать его твёрдую руку, держащуюся за неё, но ощутила лишь сосущую пустоту, как если бы её засосало в вакуум. Демон, чьё лицо оставалось в тени ровно до сих пор, многозначительно хмыкнул. Губы Кристины непроизвольно скривились. Скруджи. Татуированный ублюдок, дядин верный прихвостень. Он встречал захватчицу в пурпурном банном халате на голое тело, один его глаз был затянут мутной плёнкой, второй, ярко-голубой, с интересом разглядывал незнакомку. — La Reina, — с чувством юмора у банши было в порядке, иначе она не назвалась бы старым прозвищем королевы Софи. «Хотела довести отца до инфаркта? Милочка, вы знатно просчитались, у моего папеньки нет сердца. Врождённая патология». — Ага, обоссаться как смешно. Раз уж в Преисподней нет королевы, ты сама себя ею провозгласила? — Скруджи отхлебнул из бокала и поморщился. Возможно пил он вовсе не вино, а что-то более крепкое. — В последний раз когда я проверял «Кодекс» у нас была монархия, и с 1131 года по-человеческому календарю царствует Макс фон Гельфанд. Метишь ему в жёны? — банши ощетинилась, мерно переминаясь на месте. Крис подумала, что она ужасно похожа на хищную птицу, накренившуюся вперёд и взявшую курс на жертву, чтобы сцапать её. — У него уже их было две, но долго они не протянули. — Я не собираюсь за него замуж, — с заметным акцентом огрызнулась банши. Она вела себя так, как будто не понимала, что Скруджи говорит не всерьёз. — Я собираюсь убить его, убить его сына, а не рожать ему новых дьяволят. Скруджи сжал бледно-розовые губы в узкую линию, его взгляд наполнился задумчивостью. — Дорогая, — сухо проговорил сенатор. — Ты пришла куда надо. — он откланялся, продемонстрировав паутинку белых шрамов, тянувшихся от затылка до шеи, в улыбке сверкнули золотые зубы, инкрустированные красными александритами. — Я как раз работаю над этим. Раздался оглушительный всплеск — крик множества голосов — картинка перед глазами Крис дёрнулась, начала тухнуть, как изображение на старом пузатом телевизоре, когда вилку вырывали из розетки. Принцесса припала спиной к холодной стене, ощутила вибрацию, сотрясшую особняк, и когда одна из множества плиток отломилась от аффреско, глаза демоницы распахнулись в реальности, бешено вращаясь в глазницах. — Скруджи снюхался с нежитью, — отстранённым, чужим голосом просипела Кристина. Она принялась судорожно ощупывать горло: принцессе казалось, что она наглоталась песка и никак не могла прокашляться. Терри повернул её лицо за подбородок, вынуждая посмотреть себе в глаза и приступ неожиданно прекратился, сахара, образовавшаяся во рту и глотке, исчезла. Крис задышала свободно, осев в объятиях брата как тряпичная кукла. Её нутро свербело от отчаяния и злобы, сердце — оба её сердца — стучали набатом. — Проклятая плитка, если бы она не обвалилась так резко, я бы смогла узнать больше... — Зачем? — Крис смерила Терри ошарашенным взглядом. Его убийственное хладнокровие страшило её больше, чем альянс сенатора с оппозиционерами и возможность быть убитой во сне своими же слугами. «Он кажется неживым, как рыба, выброшенная на берег... Этот стеклянный замерший взгляд напоминает мне мертвеца. Я не хочу чтобы ты умирал, идиот. Не хочу, чтобы смотрел так, чтобы говорил так, словно ты уже умер и я не могу тебя спасти». К её облегчению, причина такого поведения заключалась не в том, что братец поставил на себе жирный крест, наоборот, Терри совсем не собирался умирать. — Ты только подтвердила то, о чём я уже догадывался. Демоница отстранилась от него, поёрзала на шёлковых простынях. — Мы должны рассказать папе. Терри вымученно улыбнулся — уголки его губ поднялись вверх, но выражение лица оставалось прохладным и затравленным — и рассеянно погладил сестру по волосам. Кронпринц хотел сказать ей... спросить её, поделиться тем, что гложет его все эти годы, вскрыть старый нарыв, назревающий столько лет и наконец сказать ей, почему ему не нравится «Койт» и почему в этот раз ему вдвойне паршивее от этого «празднества». Терри очень хотелось разделить с ней это бремя, рассказать ей о своих чувствах к Дэни. «Не будь эгоистом, — чванливо напомнила совесть. В последнее время эта неугомонная сука частенько напоминала о своём существовании. — Не взваливай ещё и это на её плечи. Крис достаточно натерпелась, нечего ей выслушивать мою исповедь о любви к мужикам» — Я думаю, рассказывать отцу бессмысленно. — Терри ловко спрыгнул с кровати, потянулся, почувствовал, как заныли позвонки и мышцы в спине. Чем быстрее он уберётся от Крис, тем быстрее его отпустит наваждение открыться ей. Так будет лучше для неё. Быть может, так будет лучше и для Дэни. Под ногами зашебуршали листки A4. — Во-первых, Скрудж уже пытался убить меня, а в наказание получил домашний арест. Во-вторых, я не желаю, чтобы знание о его кознях ушло дальше этой комнаты. Так надо, мартышка. — Если это план по спасению, Терри, то это тупой план. — Кристина была не в восторге, но по её хмурому виду и легкому румянцу принц понял, что она не собирается его переубеждать. Золотисто-карие глаза вопросительно сверкнули из-под чёлки. — Ты в самом деле хочешь, чтобы мы умолчали о таком предательстве? — Да. — Терри остановился на пороге, обернулся через плечо. Его профиль был жестким, будто высеченным из камня. — Сохрани эту тайну ради меня, сможешь это сделать? — Конечно. — не стоит сомневаться, сможет. Принцесса демонстративно приосанилась, чтобы придать себе больше убедительности. — Считай это благодарностью за то, что позволил мне играть с Дэни. От упоминания о Дэни у Терри едва не подкосились ноги. Он выбросил правую руку вперёд, ухватившись за холодный хромированный косяк. «Чёрт возьми. — Терри подавил нервный смешок. Мускулы на его лице задёргались и у демона ушло несколько мгновений, чтобы вернуть себе контроль над эмоциями. Этот грёбаный поцелуй на кануне Койта вбил последний гвоздь в крышку гроба его расшатанной психики. — Нужно попросить Дэни держать язык за зубами о том поцелуе. Крис не должна узнать, особенно от него» Кристина продолжала с любопытством смотреть на старшего брата, подтянув костлявые колени к подбородку. Терри улыбнулся по-настоящему. — Я люблю тебя, Крис. — Я тоже тебя люблю.

***

В воздухе тянуло солнечным теплом, отсыревшим асфальтом, плесенью и загнивающей тиной. Кожаные башмачки Назимы обтрепались и кое-где разорвались, мизинцы на ногах стёрлись в кровавое месиво, икры затвердели от долгой ходьбы, сделались каменными, лохмотья, некогда бывшие роскошной гипюровой юбкой, колыхались из-за лёгкого сквозняка, гуляющего по тоннелю. Свалявшиеся от запекшейся крови чёрные волосы придавали банши одичавший вид, оранжевые огоньки глаз сверкали под насуплёнными бровями, ржавый плоский ключ холодил кожу между ключиц. Назима шла уже довольно долго, но этот обшарпанный, прогорклый тоннель, казалось, тянулся бесконечно. Её походка вихляла из стороны в сторону, время от времени она сбивалась с намеченного пути — чёрная, словно обугленная земля, седеющая островками старого, крошившегося асфальта, была размечена неоновым белым пунктиром, указывающим на выход — но страх смерти, смутный, ещё не до конца сформировавшийся страх перед Терри, встряхивал её, приводил в чувства, как доктор приводил в чувства сердобольную медсестру после её первого столкновения с кровью, и направлял назад, к пунктиру, к единственному клочку света в царстве бесконечного мрака. «Оно того стоило, — под ошейником образовалась короста из грязи, пота и содранной кожи. Банши тяжело выдохнула, приложив ладонь к груди, поморщилась от очередного приступа боли. — Эмбер разрушен. Его демоны разрушены, растоптаны. Когда Скруджи сдержит своё обещание, тогда я вернусь и помогу ему завершить начатое» Эти мысли успокаивали, накладывались на зудящую совесть жирным слоем успокаивающего бальзама. «Это ради Джея — ради него, ради Настики, ради того несчастного контролёра, которому оторвали башку, как какой-то надоевшей пластмассовой игрушке, ради моих сестёр, погибающих там, внизу. Их смерть будет значить что-то, если клан дьявола перестанет существовать» В лицо девушки дыхнуло жарким благоуханием уходящего августа. Глаза пронзила вспышка боли, ноздри пощекотали ароматы магнолий, тысячелетника, гвоздик, кожу опалил мягкий, угасающий свет закатного солнца, в ушах зародился подозрительный звон: стрекозы, может быть, пчёлы, нечто, способное рождать протяжные скрежещущие звуки. Назима продолжала интуитивно продвигаться вперёд, топча под ногами бурую, пожухлую траву, колокольчики, выглядывающие из-под лопухов, пока её юбка не зацепилась за сухую ветвь куста, вынуждая Назиму остановиться. Банши огляделась, поборов острую боль в пояснице и шее, чтобы обнаружить себя на безлюдной улице, окутанной блаженной тишиной, нарушаемой лишь шорохами листвы, монотонным жужжанием насекомых и далеким гудением автотрассы. Старый, ветхий мост, поросший мхом и ольхой, протянулся над узким болотистым ручьем, вода в котором пестрела зеленью и не отражала в себе ни неба, ни облаков, ни отблеска солнечного света. Туннеля, из которого Назима вышла, не было. Вместо него за её спиной распростёрся скромный, но ухоженный парк, декорированный маленькой деревянной беседкой, ландшафтными — белыми, выкрашенными под эмаль — скамьями, аккуратными бледно-голубыми бордюрчиками и непримечательными, скрытыми тенями пышного терновника качелями. Если бы не девушка, покачивающаяся на качелях, лениво отталкиваясь правой ногой о землю, они бы остались без внимания Назимы. И всё же девушка была там, обхватив прутья качелей своими чудаковатыми, длинными — длиннее, чем у людей — пальцами, оканчивающимися заостренными розовыми когтями, и смотрела вперёд фарфоровыми глазами, лишенными зрачка и радужки. Прилизанные, тускло отливающие медью волосы свисали с левого плеча, тонкие, с запекшейся в уголках кровью, губы быстро артикулировали, но находясь на таком далеком расстоянии, Назима не могла разобрать, о чём — или с кем — девушка говорила. Однако Назима чувствовала, что эта девушка — некрасивая, угловатая, странная слепая девушка — была причиной, по которой банши вышла из тоннеля именно сюда, в сердце Чехии, в Прагу, в этот прохладный, безлюдный августовский вечер. От незнакомки волнами расходился прелый аромат порченой крови, кислоты, мора. Бутоны гвоздик, цветущие в миниатюрных клумбах подгнили и потеряли прежнюю живую красоту, ягоды терновника, крупные, дымчато-синие, съежились и высохли, создавая впечатление, что ветви сплошь усыпаны изюмом, трава, сочная и зелёная, пожелтела и истончилась, как огромный плешивый круг, обозначивший территорию демоницы-полукровки. «Только этого мне не хватало, — Назима не испытывала к ней сочувствия или жалости. Назима вообще мало что чувствовала в последнее время, кроме усталости, боли, врезавшейся в её позвоночник и крестец, и желания смыть с себя вонь, кровь и гной — все эти следы войны и разложения — со своего тела. — Очередная демоническая сучка, костью вставшая мне попрёк горла» Назима приподнялась на кончиках пальцев, накренилась вперёд и почувствовала, как пятки, отбитые, в кружевах мозолей, оторвались от земли. Она неспешно поплыла в сторону девушки, неуверенно покачнувшись в невесомости, гипюровая юбка с треском лопнула, оставшись висеть на ветке сухого куста. «Спугну её, — безмятежное лицо полукровки становилось всё ближе, Назима могла разглядеть приколотый к скромному джинсовому сарафану значок «Cōgitō ergō sum»*, грязь, облепившую носы бежевых полуботинок, и длинную лакированную клюку, привалившуюся к качелям. — А если окажет сопротивление, придётся свернуть ей шею и сбросить в пруд...» — Я бы не советовала этого делать, — отстранённым голосом заметила полукровка. Назима сбавила скорость больше от неожиданности, чем от страха, но резкий трескучий звук, сопровождаемый утробный рычанием вынудил её остановится. Стопы с болью ударились о землю. Проламывая заросли кустов, к банши и полукровке приблизился тучный пёс; его шерсть была бурой, как у медведя, мощные лапы агрессивно рыли землю, с ощетинившейся морды капала слюна. В плоских коричневых глазах зверя Назима уловила не угрозу, но весьма красноречивое предупреждение. Сомневаться не приходится: он выпустит ей кишки и намотает их вокруг её шеи, как удавку, если она сделает что-то, что он посчитает опасным. — Это Горбун, мой пёс-поводырь. Он вовсе не такой буйный, каким притворяется. — полукровка почти грациозно спустилась с качели, протянула худую, покрытую тонкими, словно следы лески, царапинами руку вперёд, пёс зафыркал, ткнулся в её ладошку мордой. Назима склонила голову к плечу, когда хвост пса игриво дёрнулся из стороны в сторону. — Меня зовут Виталия. Я знала, что ты придёшь, поэтому я тебя ждала, Назима. Солнце уже полностью скрылось за горизонтом, шум автотрассы стих, ласковый бриз угасающего лета трепал кувшинки на затянутом илом пруду, раздалось звонкое — отвратительное, почти как плавный скрип ножичка по стеклу — стрекотание кузнечика. К щекам Назимы прилила кровь, жилка под ошейником запульсировала, виски стянул тугой обруч подступающего головокружения. Слепой взгляд Виталии был слишком уж внимательным, слишком заискивающим и требовательным, словно под пеленой белого тумана прятались её настоящие глаза, маленькие, как жучки-скарабеи, слезящиеся злобные глаза злобного выродка Преисподней. «Она не опасна, — с удивительной уверенностью высказался внутренний голос. Пёс улёгся у ног хозяйки, продолжая размахивать хвостом, точно электровеником, вздымая в воздухе столбы пыли. — И он тоже не опасен. Это просто слепая девочка и её толстая собака, а я... — банши потянулась к ключу, старому, покрытому ржавчиной, с въевшимися в поверхность каплями крови и гноя ключу, открывшему ей путь к отмщению, к бегству, к рекам крови. — А я — вестница смерти. Я не чувствую, чтобы смерть тянулась ко мне или к ней, смерть застряла в аду, пляшет там, хохочёт, как сумасшедшая, загребая своими жадными руками всё больше и больше жизней» — Ты ... — Назима понимала по-чешски лучше, чем выражалась на нём, поэтому прежде чем произнести нужные слова вслух, она несколько раз прокрутила их в голове. — Полудемоница. — Лучшая моя половина, — с какой-то грустной самоиронией согласилась Виталия. Она чуть-чуть наклонила голову, поднесла левую руку к уху, словно услышала нечто, предназначенное только ей одной. — Ты прямо как вошка. Назима, до этого спокойная и непоколебимая, как речная гладь, наградила полукровку убийственным взглядом. «Невероятно, эта сполячка только что сравнила меня с какой-то задрипанной вшой!» — Вошь? — сквозь зубы процедила банши. Челюсти сводило почти с той же болью, что и икры. — Да, вошь, — кивнула Виталия, совсем не почуяв перемены в настроении собеседницы. Забавно. Полукровка держалась так, словно не была беспомощной и слепой представительницей угнетаемого меньшинства, словно напротив неё не стояла вестница смерти, способная выдрать из неё хребет в мгновения ока. О, нет, Виталия не причисляла себя к угнетённым и беспомощным, отчасти потому что не ощущала себя такой, отчасти потому что заведомо знала, что смерть не сомкнется над её головой этим вечером в этом парке. — Вошки так прикольно щёлкают, когда насосутся крови, а в тебе так много яда, что мне представляется, будто ты щёлкнешь также смачно, если тебя стиснуть! Назима не сдвинулась с места, её посеревшее от усталости лицо смялось в вопросительном выражении. — Ты хочешь попробовать меня лопнуть? — Хочу избавить тебя от бремени, — Виталия потопталась на месте, согнула колени, пошарила руками в воздухе, пока не нащупала клюку. Назима вновь невольно ужаснулась неестественной худобе и длине конечностей полукровки. Она напоминала собой прозрачный сосуд с венами, лопнувшими капиллярами и кровью, невероятно гибкий, узкий сосуд. — Я знаю, что ты сделала и что Скруджи не сдержит данного им обещания. Я знаю, что тобой движет и знаю, что единственный, кому это сыграет на руку — это Антихрист. Назима опешила, её нижняя челюсть отвисла, изо рта вырвался полувскрик, Горбун заворочался возле ног Виталии, его утробный рык пришпорил банши, готовую взметнуться в воздух, к месту. «Она правда знает, — по спине и рукам поползли ледяные мурашки. Шокированная, банши позабыла даже о боли и изнурении, о зуде под ногтями и под ошейником, о жгучем дискомфорте в ногах. — Эта пигалица знает о нашей тайной договорённости со Скруджи. Град в обмен на гибель дьявольского клана. — мысли жужжали наперебой, соревнуясь за первенство, за степень своей важности и значимости, пока одна наконец-то не одержала верх. — Антихрист. Она упомянула Антихриста» Вита приложила тонкий палец к губам и шикнула, приказывая Горбуну успокоится. Пёс заскулил, потёрся мордой о её обнажённые лодыжки, храпнул. Назима взглянула на полукровку так, словно увидела её впервые. Так мог бы смотреть человек, вдруг обнаруживший что у его супруги всё это время, оказывается, был хвост вместо пары ножек. Взгляд преисполненный обескураженности, страха, негодования, неподдельного интереса. — Ты знаешь личность Антихриста? — предположение, яркое, как вспыхнувший на фоне чёрного полотна ночи бенгальский огонёк, прошибло банши до костей. Назиме показалось, что на то, чтобы задать этот вопрос ушли все силы, которые в ней оставались — они вышли из неё с тихим свистом, как последние крупицы воздуха — перед глазами потемнело, к горлу подкатил склизкий ком тошноты, предвкушая ответ. Виталия выпрямилась, постучала клюкой по земле в поисках точки опоры. — Да, знаю. «Конечно она знает, — неожиданное облегчение сиюминутно перетекло в злобу. Безоблачное закатное небо мягкого лавандового оттенка не предвещало грозы, но тучи вновь сгустились над головой банши. От этой эмоциональной бури нельзя было укрыться или сбежать, её можно было только выпустить — выпустить наружу, как дикого зверя из клетки — и позволить ей насытиться болью других людей. — Зуб даю, что демоница знала о Антихристе задолго до сегодняшнего вечера, но не потрудилась никому сообщить» — Нужно помешать ему. — нетерпеливо проговорила Назима. — Нужно остановить его, пока он не вознёсся** Виталия покачала головой в знак отрицания, ни один мускул на её лице не дрогнул. — Антихрист уже вознёсся, также как и Немезида, в их измерении и в моём. — в фарфоровых глазах слепой отражались силуэты трепещущих на ветру деревьев, мельтешение насекомых, поросший мхом мост, перекинувшийся с одного берега на другой, смятение на лице Назимы. — И сила, противостоящая ему, тоже вознеслась. — Кто он?! Где он? Скажи только имя ублюдка и я сама найду его, спою ему колыбель смерти, пока наши измерения не пали как карточный домик от одного его вздоха. — холодные руки банши вцепились в узкие плечи полукровки, резко, с чувством встряхнули её. Клюка выскользнула из ослабевших пальцев Виталии. Горбун поднял голову, осклабился, из его глотки вырвался предупреждающий рык. Назима и бровью не повела. Что ей какая-то медлительная шавка, когда дело касается самой Мессии? Пылающие оранжевые радужки расширились, верхняя губа задрожала. — Апокалипсис уже не за горами. Это рак, разросшийся над всеми нами — над адом и над землёй, над измерением нежити, над всеми существующими мирами. Его нужно вырезать, пока он не пустил корни ещё глубже. Виталия не сморщилась усилием воли. Острые когти Назимы впились ей под кожу, как наконечники стрел, оставив после себя полумесяцы темно-красной крови. — Если я раскрою его, он победит. — вкрадчиво пояснила Вита. Она чувствовала, что Горбун поднялся на лапы и обнюхивал её икры, выискивая признаки тревоги или страха, но полукровка не боялась — ни Назимы, ни зловонного дыхания Преисподней, котором она пропахла, ни когтей, способных нашинковать её на шашлык. Виталия просто знала, что Назима внимет её словам, как знала, что к завтрашнему утру её сосед поскользнётся на коврике и расшибёт себе голову о бортик ванной, как знала, что мама позвонит ей в половину четвёртого чтобы пожаловаться на проказы местной молодёжи, как знала, что якшания со Скруджи не приведут ни к чему хорошему. Она знала, пожалуй, слишком много на свою же беду. — Преисподняя будет процветать как и миллиарды лет назад. Меня не устраивает такой расклад, тебя, полагаю, тоже. С неким скептицизмом, Назима ослабила хватку. Она посмотрела на свои руки, грубые, неухоженные, покрывшиеся ципками и синяками, со свежей кровью под обломанными ногтями. — Ты видела будущее? — Назима вспомнила Йонте, его разговоры о пророках, чудных демонах-провидцах, предрёкших пришествие Антихриста и гибель Преисподней. Могла ли Виталия быть одной из них? Насколько могущественна и способна могла быть щуплая слепая полукровка, нуждающаяся в собаке, чтобы передвигаться? — Я никогда ничего не видела в своей жизни, я слепая. — Вита хмыкнула с каким-то пренебрежением. Она плюхнулась на колени, шаря по земле вокруг себя в поисках клюки. Горбун вился вокруг неё с вываленным наружу розовым языком, его глубокие карие глаза игриво сверкали. Длинные белые пальцы Виталии сомкнулись на обшитой резиной рукояти клюки, она неторопливо разогнулась. — Но я знаю, что произойдёт, если ты вернёшься в ад и убьешь Терри. Назима вскинула голову, оторвавшись от рассматривания своих рук. — Он заслуживает смерти. — тупо произнесла она, точь-в-точь заранее записанная пластинка. Банши удивилась тому, с какой легкостью и быстротой нашлась с ответом, словно она неосознанно подготавливала себя к тому, что ей придётся отвечать за убийство, которое она ещё не совершила. Виталия зацокала языком, подражая старухам, осуждающим женщин за курение и ношение брюк, а мужчин за длинные причёски и узкие джинсы. — Ад это бесконечная полоса страданий, несчастий и лишений, и никто не страдал на этом аттракционе бесчестия больше, чем Терри. — строго, почти по-матерински отрезала Виталия. Клюка с мягким чмоканьем вошла в землю, полукровка приблизилась к пятящейся от неё банши, вытянула дрожащую руку вперёд, коснувшись кончиком ногтя бляшки на ошейнике. — Он прикован к Преисподней долгом и кровью, неспособный уйти из жизни на собственных условиях. Он не свободен, но его ошейник, в отличии от твоего, невидим. Терри должен оставаться живым. После апокалипсиса и до его начала, я сама найду его. До тех пор необходимо набраться терпения и ждать. — Но Антихрист... — Антихрист уже разыграл свою партию, — полукровка переложила клюку из одной руки в другую, потёрла запястья друг о друга, словно пытаясь унять зуд. Назиму замутило от этого действия. Виталия походила на липкую мушку, потирающую лапки, прежде чем поглотить жертву. Мутило её и от запаха, кислого запаха смешанной крови, от мёртвого белесого взгляда. — Отдай мне ключ и пообещай, что не будешь искать путей назад в Королевство Ад. Ключ, разумеется. Тонкий палец полукровки указывал на цепь, с которой свисал обагрённый потом и гноем ключ-телепорт. Словно погружённая в транс, банши потянулась к нему и резко, едва ли не с отвращением, сдёрнула его со своей шеи. Лёгкие, оцепеневшие от ужаса, разжались и наполнились восхитительным, сладостным кислородом, обруч боли, сжавший виски, треснул и в мыслях вдруг прояснилось. «Это она имела ввиду под тяжким бременем, что я несу? — ключ точно намагниченный тянулся из бледной руки Назимы к Виталии, натягивая цепь. — Это наваждение, соблазнившее меня на спуск в недра ада, ощущение власти, обеспечившее мне безопасное путешествие в любую точку подземного мира. Оно гнетёт меня, распаляет мою ненависть. Я должна его отпустить. Я должна отпустить Джея тоже» Что в самом деле сгубило его — Терри, тоска или ненависть к дьяволизму? Нет, нет... Виталия была права, корень зла не кроется в чувствах, в кронпринце или в короле, всё дело в аду. Преисподняя, вздрогнув поняла Назима, по её спине поползли склизкие ледяные мурашки, само измерение является источником зла, ядром страданий, негодований и бед, а всё прочее — смерть Джея, Настики, смерть нежити, контроллёров, королевы, это лишь последствия, ростки, пробившиеся из проклятой, пропитанной ядом земли. Она вернула себе контроль над ключом на одно короткое мгновение, отвела руку в сторону. — Можешь ты обещать мне, что эта лохань с бурлящим в ней дерьмом, именуемая королевством ад, исчезнет с лица галактики? Виталия вспомнила Соломону. Её жемчужный смех, атласную кожу, ласковые поцелуи в обе щёки и кончик носа — у мамы уходили часы на то, чтобы оттереть с лица младшей дочери следы от помады, но запах стойких духов и дыма въедался в поры, путался в волосах и оставался с Виталией ещё надолго — её тёплые, уверенные руки, сворачивающиеся вокруг Виты, словно кокон. «Это безопасное место, — шептала она, и в её трепещущем дыхании сквозил запах сигарет Мальборо и вяленых мальков, которыми она перекусывала. — Объятия старшей сестры — твоё безопасное место» — Я обещаю. — голос Виталии обрёл твёрдость, рука с уверенностью обернулась вокруг холодного, обшарпанного ключа. — Всё будет на своих местах.