Дэни приснилось, что ад горит.
«Бред, — это было первой сознательной мыслью после пробуждения. Юноша приподнялся на локтях, сфокусировал плавающий, ещё сонный взгляд на вытянутых обледенелых окнах, за которыми валили крупные хлопья снега. — Было бы неплохо, если бы кто-то соизволил подогреть это холодное измерение, но этому не бывать» И всё же в его сне — странном сне, приснившимся ему при странных обстоятельствах — он именно что горел. Дэни потёр глаза тыльной стороной руки, припоминая детали сновидения. Ад выглядел по-другому, как-то переиначено, извращённо, словно кто-то перевернул всё вверх тормашками, выкачал из королевства все цвета, кроме кирпично-красного и темно-коричневого и вытворил всех жителей за дверь, ибо вокруг царило полное, абсолютное опустошение. Но в то же время юношу не отпускало крепкое осознание того, что это действительно ад, такой, каким и должен быть, с небом, затянутым тёмно-красной дымкой — такого цвета бывает едва начавшая запекаться кровь — неукротимыми лентами беспощадного огня, пожирающими землю миллиметр за миллиметром и кружевами пепла, витающим в воздухе, как несчастные серые призраки. Однако в реальности, вопреки ужасающей правдоподобности кошмара, не было ни единого намека на потепление. Юноша сел в постели, покосился на прикроватную тумбу, где стоял штоф с минеральной водой, высокий хрустальный бокал и блюдце с остатками овсяного печенья, которыми он зачем-то набил себе брюхо перед сном. «Это всё из-за этого грёбаного праздника, — с унылой уверенностью думал Бурцев. Он с неохотой выбрался из-под шерстяного одеяла, пошарил рукой в изголовье кровати в поисках утеплённых носков с зелёными прямоугольниками, вышитыми в области пяток. — У меня несварение и кошмары из-за этого ёбнутого праздника» Если бы месяц назад Дэни сказали, что Кристина, от которой он сбегал прятаться в Град, будет засыпать возле него свернувшись клубком, как беспомощный котенок, он бы рассмеялся на весь Меркурий. Он бы рассмеялся еще сильнее, если бы ему сказали, что она станет единственным мостом связи между ним и Терри, потому что с того холодного утра в лазарете — две с половиной недели назад — принц более не желал оставаться с юношей наедине, однако Терри хотел быть с Кристиной, а она хотела быть с Дэни: слушать как он играет на фортепиано мелодии собственного сочинения, и тихо подпевать ненавязчивому мотиву. В такие моменты юноша чувствовал успокоение. По какой-то причине принцесса больше не хотела нападать на него и раздербанить на сувениры — он знал это также, как знал, что его глаза зеленые, от Терри пахнет кофе, мускусом, свежим лосьоном для тела, и что последнее ему навязала Кристина — и это внушало ему еще большее смятение. Он чувствовал на себе тоскующий взгляд Терри. Взгляд, который он не мог расшифровать, от которого не мог отделаться. Ему хотелось, чтобы принц объяснил ему, что здесь происходит, ведь что-то в самом деле происходит, это что-то безмолвно висит над ними тяжелым черным брезентом, опасливо покачиваясь, готовясь обрушиться и раздавить их всех огромным необъятным собой. Чем бы оно ни было, думал Дэни, перебирая пальцами прохладные клавиши инструмента, оно раздражало его, а раздражало оно потому что именно из-за него Терри снова заполз в свою скорлупу, замуровался там, один в один килька в банке, и затих. Только огоньки его коньячно-карих глаз всё ещё цеплялись за юношу со скорбным отчаянием, объяснять которое принц не собирался. «Это нелепо, — каждый вечер забираясь к себе в кровать, под слой мягких шерстяных одеял, юноша мусолил в голове одно и тоже. Если бы эта мысль была материальной, то он бы уже к чертям истер и её, и подушечки своих пальцев. — Он поцеловал меня в ответ, а потом попросил этого не делать? — первые пару дней Дэни лелеял надежду, что под этой просьбой Терри подразумевал, что в следующий раз поцелует его сам. — Он же не тупой. Он же понимал, что наши постоянные тусовки, посиделки и обжимашки во что-то выльются. Даже я, а я продал себя какому-то смутьяну на ещё более смутном сайте, понимал, к чему это приведет. Неосознанно, но понимал. Когда задерживал на нем взгляд чуть дольше положенного, когда не мог сдержать улыбку из-за его несмешных шуток, когда давал Марко обещание сделать всё, чтобы уберечь его, какая-то часть моего разума понимала. И хотела этого. Глубоко в душе, я хотел чтобы что-то расставило все точки над «i», чтобы невесомое, еле ощутимое вербальное влечение стало физическим, потому что тогда все бы прояснилось. Нельзя отрубить себе руку и делать вид, что она все ещё на месте, нельзя выдрать себе передние зубы и продолжать улыбаться так, будто они ещё сверкают под верхней губой, нельзя поцеловаться, а потом придуриваться, что вы не целовались» Но у Терри каким-то чудом получалось, из-за чего Дэни начал копаться в себе, как и любой уважающий себя интроверт. Юноша начал подозревать, что сошел с ума. Вот так вот, взял и съехал с катушек. «Я потерял рассудок, иначе и быть не может. Почему мне кажется, что Терри и я поцеловались, но ощущается это так, словно мы не разговаривали годами? Почему Крис неожиданно изменила свое отношение ко мне? Почему я не узнаю Тима на портрете? Почему мне снилось, как ад сгорает дотла?» Наверное Крис так хорошо куснула его, что ему передалось ее бешенство и теперь он галлюцинирует. Воображает себе места, которых никогда не существовало, переживает события, которые не происходили, перекраивает лицо своего убийцы, чтобы его образ не преследовал его в кошмарах. Но потом вышеупомянутая Крис обрушила на юношу то самое «нечто» и все неровности и несостыковки наконец-то выровнялись и разгладились. Она, так сказать, вправила вывихнутые «кости» в его мозгу, и всё встало на свои места. — Думаю, Койт тебе понравится, — беззаботно начала принцесса. Дэни оторвался от журнала о здешней моде, который читал больше от скуки, чем из чистого интереса. Крис сидела напротив него в огромном кожаном кресле, закинув ногу на ногу и склонившись над правой рукой. Металлическая пилочка для ногтей лавировала в воздухе, аккуратно удаляя девушке кутикулы. — Не думаю, что ты испытывал подобное в мире людей. Меркурий будет лопаться от гостей, точнее, от почтенных демониц. Каждый год папа и Тимати лично отбирают новых, более красивых и плодовитых, чем в предыдущий, и хоть их всех свозят сюда для одного только Терри, это не значит, что на них нельзя поглазеть. — ногти на маленьких пальчиках Крис приобрели традиционный густо-синий цвет. — В этот раз мы задержались с началом праздника, черт бы поимел всех этих сучек банши, но по масштабности фестиваль не будет уступать предыдущим годам. Демоницы приедут сегодня после полуночи, — она вскинула голову и виновато улыбнулась юноше. — Дьяволизму нужен наследник, понимаешь. Дэни почувствовал, как немеет его лицо. Омертвение медленно перешло на шею, руки, бока, бёдра, проникло внутрь сквозь кожу, как быстродействующий яд, заставив желудок встать колом, а голосовые связки съёжится и пересохнуть. Юношу обдало холодком. Он словно хлебнул из ледяного моря и окостенел, прошибленный словами принцессы, как лютым морозом. «Женщины,— сердце Бурцева упало. — Вечером сюда привезут ораву женщин, которых он будет трахать три-четыре дня подряд, чтобы зачать наследника, и это происходит КАЖДЫЙ год» Видимо по-настоящему тупым был именно Дэни. В его голове имелся точечный портрет кронпринца, там, за толстыми стенками его черепушки, куда не проникал кислород, сложилось определённое представление о его личности и характере, и ни под каким углом Терри, которого Дэни знал, не был натуралом. Бисексуалом — с натяжкой — возможно, но не натуралом. Принц никогда не поднимал тему о женщинах, вместо этого он просил раскрасить его голое тело неоновыми красками и искать его в персональном аду. Потрясение было таким сильным, что Бурцев начал уплывать из реальности и теперь балансировал на грани полуобморочного состояния. Получается, что Дэни выдумал своего Терри, милого, податливого, раскрепощенного, не-натурала Терри. Дэни хотел его так сильно, что позволил разуму сыграть с собой злую шутку и убедить себя, что кронпринц всея ада предпочитал мужчин женщинам. Просто это казалось... Естественным? Терри и Дэни вместе с того злополучного дня аукциона, когда кронпринц выкупил душу Дэни у Тима за дохуя, как выразился последний. Они просто обязаны были быть вместе чтобы справится со всем, что тут творилось, а творилось тут хрен пойми что и в огромных количествах. Вылазки в Эмбер, в Град, нападения Крис и Игоря, покушения Назимы и Скруджи, грядущий апокалипсис, Антихрист, все навалилось сразу. Но во всём этом беспорядке Дэни не был одинок, Терри был с ним, был ласков к нему и добр, он был забавным, когда не старался, и нелепым, когда хотел быть смешным, а еще он был чертовски красивым, опьяняюще красивым, и его присутствие всегда внушало Дэни легкую эйфорию. В этот момент, пока переживания последних месяцев пронеслось у юноши перед глазами, он понял, окончательно понял, чего хочет. Он хотел остаться в аду с Терри и Крис. Майер, с присущей ей прыткостью, успешно передала кодекс Свободе, а тот, в свою очередь, наверняка работает над разгадкой лазейки: он бился над этой головоломкой долгие годы, будучи сначала прихвостнем Тимати, а после бродяжьим котом, и сейчас подсказка сама приплыла к нему в руки. Максим Свобода ищет способ, с помощью которого они — он, Женя и Дэни — смогут вернуться домой и прожить их жизни правильно, но Дэни не хотел возвращаться домой: не хотел возвращаться к прежнему себе, к мигрени и рутине, к непрерывной повседневной скукоте, к миру, где всё было таким блёклым и несущественным. Он хотел быть здесь и эта нужда обострилась до такого предела, что Бурцеву пришлось прикусить щеку изнутри, дабы заглушить это свербящее чувство. «Я скажу Жене, что передумал. Пусть убегают, пусть спасаются, я останусь здесь. Я не могу уйти, я не хочу забывать его» Ведь ещё не поздно отказаться от бегства? Дэни живо представил, как вскарабкивается на водительское сидение гигантского грузовика, кладёт дрожащие руки на обитый искусственной кожей руль и вдавливает педаль газа до упора, грузовик с тарахтением и рокотом трогается с места и на всей скорости врезается в мощёный ствол старого дерева. Стёкла взрываются, как праздничные хлопушки, осколки впиваются в лицо юноши острыми поцелуями, глаза заливает холодный пот, смешанный с кровью и слезами, а в мозгу, как заведённая, крутиться мысль о том, что ещё не поздно всё переиграть, необязательно отправлять себя не бессмысленную и жуткую смерть, ещё не поздно... Допустим, сознание Дэни трусливо поддалось собственным убеждениям, допустим, он отвяжется от Майер и Свободы, позволит им улизнуть из ада и забудет о них, как о дурном видении, но что, чёрт побери, делать со всей этой торжественной мишурой, с Койтом, с женщинами, которые облепят принца, как мошкара и не оставят на нём живого места? С тех пор, как Крис перерезала канат, удерживающий страшную тайну над головой Бурцева и позволила ей расплющить его, о женщинах он думал почти также часто, как совсем недавно о портрете Гринберга, и в его раздумьях поселилась такая мерзость, что он испугался себя самого. «Это не обычные женщины, они — создания тьмы, отпрыски порока и чёрной магии. Они демоницы, такие же ловкие и сильные, как Кристина, — Дэни замер, его руки остановились в нескольких сантиметрах от воротника рубашки, который он собирался поправить. — Нет, почти такие же ловкие и сильные, как Кристина. К счастью для меня. — для сегодняшней церемонии открытия Койта, юноша выбрал для себя весьма пафосный, пёстрый костюм. Чтобы соответствовать. Батистовая рубашка цвета охры удачно сочеталась с брюками и пиджаком из крепа насыщенного красного оттенка. Рукава пиджака были расшиты золотистыми нитками и переливались при движении, создавая иллюзию, словно юношу покрывала тонкая декоративная паутинка. Чёрный галстук в крупную клетку и треугольные запонки из агатов завершали образ. Дэни нахлобучил на нос очки в чёрной роговой оправе и не без труда влез в остроносые чёрные ботинки на низкой платформе. Юноша задержался перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон, прямо как в тот день, перед аукционом. Тогда ему претила идея о «фирменном виде» и он не переставал сравнивать человеческие души со скотом, который завернули в подарочную фольгу, нацепили бейджики с именами и ценами и выставили на продажу. Однако сегодня ему просто хотелось выглядеть сногсшибательным. Даня всегда был хорошеньким милым мальчиком с хорошенькой милой мордашкой и хорошеньким милым запинающимся голоском. Пришло время этим воспользоваться. — Когда Джей Мар выстрелил в Терри, у меня получилось перехватить стрелу и перенаправить её. Я устроил взрыв ненарочно. Все те злодеяния, которые я совершил, произошли по воле случае, непреднамеренно. Что если я попытаюсь устроить такой взрыв специально?» Однажды Скруджи не выдержал и потребовал у Бурцева объясниться. Прижал его своим вонючим ботинком к щербатым плитам замка и спросил, источая неверие и негодование, каким образом Даня использует свои силы — свои невидимые иголки дикобраза — чтобы атаковать. Ответить на этот вопрос Дэни не смог бы даже если бы его прижал сам дьявол. — Хм-м... — вместо приветствия протянула Крис. Она застенчиво переминалась с ноги на ногу, явно чувствуя себя некомфортно на высоких шпильках. Дэни неспешно спускался вниз по ветхой винтовой лестнице, увитой жемчужными лозами, в украшенный вестибюль, где они с принцессой условились встретиться. К великому удивлению юноши, в замке было необычайно светло, воздух был тёплым и пряным, домистики суетливо поправляли ажурные гобелены на стенах, начищали платиновую фурнитуру на дверях и оконных рамах, шмыгали из одной арки в другую, неся на плечах золотые блюда с явствами. Рыбой, в основном. — Ты выглядишь иначе. Дэни ослепительно улыбнулся в ответ на её настороженное замечание. «Не догадывается ли она о моих помыслах? — он не знал, чего от неё можно было ожидать. Кристина — ангел она или демоница, проницательней, хитрее, а ещё в десять раз опаснее Терри, демониц и всех сенаторов вместе взятых. Она непредсказуема. Выскочит, как чёртик из табакерки, когда ей вздумается, и растопчет в пух и прах. — Если догадывается, попытается ли остановить? Она знает, что любой её выпад я отражу с семикратной силой, но ментальное здоровье Крис такое шаткое... Она может попытаться остановить меня, несмотря на урон, который потерпит сама» — Ты тоже выглядишь иначе, — юноша смерил принцессу оценивающим взглядом. Кристина предстала перед ним в роскошном облегающем платье из тонкой, сетчатой ткани, усыпанной крупными чёрными гиацинтами. Её лиф и подол были сделаны из плотного материала — вроде бы парчи — а рукава плавно перетекали в перчатки. Каждый её палец украшали диковинные кольца, инкрустированные сапфирами, над грудью крепился аграф в форме двух ветвистых рог, на котором держалась изящная чёрная мантия. Ради такого случая, девушка собрала свои отросшие волосы в высокую причёску, закрепив её шпильками и бриллиантовыми заколками. — Воистину королевский облик. Принцесса хихикнула, прикрыв рот рукой, затянутой в перчатку. — Так ведь я королевна, не так ли? Кристина юркнула юноше под руку, её пальцы сомкнулись на его предплечье, аккурат в том месте, откуда она некогда отщипнула кусок мяса своими голодными маленькими зубками. Воспоминание расшевелило в Дэни прежнюю тревогу быть съеденным заживо, но он быстро стряхнул с себя это склизкое ощущение уязвления. Он больше не был уязвимым — никогда не был, но не осознавал этого до конца в полной мере — не перед Крис, не перед Терри, не перед кем либо ещё. «Я собираюсь остаться в аду. — Дэни пришлось напомнить себе о поставленной цели. Цели, противоречащей всему, о чём мог пожелать человек. Честное слово, если бы Максим Свобода знал, к чему рвётся сердце феноменально чистого мальчишки, он бы язвительно рассмеялся своим тягучим, кошачьим хохотом. Назвал бы его затупком, зелёным, отчаянным, тупоголовым затупком. Правая рука юноши, слегка вспотевшая из-за нервозности, ласково накрыла пальцы Крис, как бы демонстрируя Свободе, наседающему на него издалека, серьезность своих намерений. — И я останусь в аду. С ней и с ним. Ничто не встанет у меня на пути» — Так, в-ваше высочество... — Дэни вытянул шею и наклонился к принцессе, его голос был низким и умасливающим. Крис пришлось задрать подбородок, чтобы посмотреть ему в глаза, серёжки в её ушах брякнули. — Расскажи мне о этих демоницах чуточку подробнее.***
Терри кисло улыбнулся своему отражению. Слуги, нынче наряженные по всем правилам кодекса — в замшевых тёмно-синих брючных костюмах, с золотыми лентами, вплетёнными в волосы и прочными, костяными масками, скрывающими их лица — суетились возле него, накрахмаливая те скромные лоскутья одежды, в которые принц был одет этим вечером. «Сегодня будет хуже, чем было прежде, — Терри не погасил улыбки, но в ней всё явственнее проступала прогорклая безнадёжность. Одна из домистиков привстала на цыпочках, чтобы поддержать тяжёлую конструкцию из червонного золота, опоясавшую кронпринца, как кольца юпитера. Края данной конструкции оцарапали экипировку на его запястьях, звонко клацнув в волокнистой тишине гардеробной. — Мне будет хуже» О, да, Терри предвкушал эту новую, ранее неизведанную, едкую боль. Эта тварь подобралась незаметно, впрочем, как и все известные принцу твари, заполнила собой всё пространство Меркурия, подошла бесшумно и нагло, и теперь скребётся в двери его спальни, издавая язвительные булькающие звуки. «Ты соскучился по мне, Олежка? Я соскучилась по тебе. Я обещала вернуться и вот я здесь, зловонная, жирная, безграничная боль, только в этот раз я гораздо сильнее и острее! Хочешь прикоснуться ко мне, а, Олежка? Я вернулась всё тем же смертоносным мечом, заново заточенным новыми чувствами, которые в тебе пробудил этот долговязый парнишка! Я колюсь и кусаюсь, но ты ведь знал, что так будет, когда целовал его в ответ, Олежка? Ты знал, поэтому готовься принять меня во всей моей красе и раствориться во мне, как кусок мяса в кипящей кислоте» Глаза Терри защипало, не от слёз, а от паршивой тёмно-коричневой подводки, которой ему подкрасили оба нижних века. «Для того чтобы придать глазам глубины и очарования». Словно мои глаза, раздражённо думал Терри, не глубокие и не очаровательные, как два бездонных шахтных колодца, из которых выглядывает полубезумная чернота... — Это ещё что такое? — Терри встрепенулся, когда тонкие пальчики служанки откупорили полупрозрачный флакон с густой зелёной жидкостью и скользнули по горлышку. В воздухе потянуло хмелем, брожением и кислотой. Служанка в недоумении уставилась на принца из-под уродливой костяной маски, отливающей нездоровой желтизной. — Ты собираешься меня этим намазать? — Да, ваше величество, — смущённо выдавила девушка, её руки задрожали, на жидкости внутри флакона пошла рябь. Прочие слуги продолжали свою работу: одна подкалывала штанины чёрных шёлковых бридж булавками, вторая, согнувшись в три погибели, застегивала заклёпки на королевских сандалиях, третья крепила к доспехам, надетым на голое тело, семейные драгоценности. — Приказ господина. Афродизиак. Терри дёрнулся так, словно его наотмашь хлестнули гибкой плетью, служанка ойкнула, булавка вошла принцу под кожу и ткань на бриджах в том месте потемнела, намокла от выступившей крови. «Он знает, — сердце Терри, его чопорное, наглухо заколоченное сердце, в которое он зарёкся не впускать ничего, кроме ненависти, пропустило удар и забилось вновь в сумасшедшем ритме. Кронпринц тупо стоял на месте, не обращая внимания на тонкие струйки крови, стекающие по его ступне и скапливающиеся между пальцев, на сбитых с толку домистиков, на щёлканья челюстей под потолком. Воспоминания выплыли из глубин разума, вытолкнув все прочие переживания и мысли прочь, возвратив его назад в 2007 год, к тому сладковатому смраду смерти, подгнивающей кромке илистого болота, к вырванному из груди сердцу его любовника. Флакон с афродизиаком. Предупреждающий грохот отцовского голоса. — Он знает про Дэни, и он хочет чтобы я знал, что он знает» Губы принца с трудом разомкнулись, улыбка сделалась немного ширее и неестественней. Его голос прозвучал на удивление бодро и беззаботно. — Если папа так сказал, то прошу, не стесняйся, — Терри воздел руки к потолку, позволив служанке втереть афродизиак в его тело мягкими массирующими движениями. Краем глаза демон заметил своё отражение в зеркале, заметил, что его лицо вытянулось и посерело, и что он походил на воскового трупа, которого прихорашивают перед похоронами. Умасливают его, причёсывают, поправляют макияж, пытаются скрыть тень смерти, лёгшую на его лицо, с помощью дурацкой подводки для глаз. Афродизиак, очень смешно, очень остроумно, очень по-отечески. «Это очередная пытка, новое испытание, хохма, которую папа придумал после того, как объелся булочек с маком, — кадык Терри ходил вверх-вниз по горлу, пульс участился и набатом стучал в ушах. Кронпринца бросило в жар, на лбу и висках выступили первые капли пота. — В этот раз я должен выдержать эту вереницу унижений не ради себя, а ради Дэни» Восемь лет терпел, что ему ещё один раз? — Ваше величество, госпожа Молли будет сопровождать вас в тронную залу, — писклявым голосом произнесла служанка, расторопно промакивающая сухой тряпкой лужицу крови возле ног Терри. Шёлковые манжеты её костюма заляпались кровью, красный мазок был даже на щеке, на уродливой маске из старых, поеденных молью и пылью костей. — Она просила сообщить ей, когда вы будете готовы. Кронпринц расправил мускулистые плечи, позвонки в его шее издали слабое потрескивание, экипировка с болью врезалась в поднявшуюся от вздоха грудь. Никаких лишних движений, сварливо напоминало обмундирование, никаких томных вздохов, охов и ахов, никаких многозначительных взглядов, никаких намёков и никаких фантазий насчёт мальчишки, иначе... «Иначе отец меня убьёт, — безумно хихикнул внутренний голос. Убьёт по-тихому, как убил брата, разможжит бошку, как гнилой арбуз и выставит на всеобщее обозрение, как какое-нибудь хэллоуиновское чучело. — Нет уж, пусть закатает губу. Я не дам ему повода себя убить» Ресницы Терри затрепетали, он широко распахнул преисполненные решимости глаза. — Я готов.