Пустоцвет

Франческа Борк бежала, не разбирая дороги. Окружающий ее мир расплывался в неясные постмодернистские формы. Очевидно, надо было немного отойти, чтобы все эти мазки сложились, наконец, в нормальную картину. Но Франческа бежала все дальше и дальше, а ничего не менялось. Далеко не сразу она поняла, что дело не в мазках, а в слезах. И только тогда остановилась. Фрэни буквально упала за какой-то пиццерией, прислонилась к стене и оперлась руками о колени. Дыхание сбитое, рваное. В груди горит. Это от курения — решила она и сразу же полезла за новой сигаретой. Курение показалось не просто хорошей идеей, единственно верной, спасительной. Она затянулась, но закашлялась. Признаться честно, Франческа не помнила, как вышла из метро. Вот она стоит и смотрит-смотрит, бесконечно долго смотрит на то, как этот мерзкий педик поднимает вверх руки, распахивает свои огромные карие — как же ярко запомнилось, господи — глаза, как он машет, машет, как крыльями птица, пытаясь удержать равновесие, но все больше и больше отклоняется назад… Фрэни даже помнила, как расширялись от ужаса зрачки его глаз. Медленно. Они медленно расползались-разливались по радужке, затапливая собой кофейный цвет. Франческа помотала головой, пытаясь отогнать это воспоминание-наваждение. Ей показалось, что она снова там, в метро. Что снова на все это смотрит и еще может дернуть членодевку назад, на платформу. Но уже не могла. В ушах снова прозвучал короткий, оборванный крик. Гудок поезда. Шлепок тела о железо. Два, три, может, пять визгливых криков с платформы. Даже хруст костей. Все звучало снова и так отчетливо, как будто на самом деле опять происходило. Но после этого момента была темнота. Франческа не могла вспомнить, что было дальше, кто кинулся к ней, кто — от нее, как она вышла с платформы, кто пошел за ней и пошел ли вообще. Ничего. Только бег от Пенн Стейшн мимо Пенсильванского вокзала, по 8-й авеню, которая в это время дня забита так, что приходится толкать и прорываться, как игроку регби с мячом. Вот это она и запомнила. Франческа откинула в сторону очередной окурок и осторожно выглянула на улицу, осознавая, что ее, кажется, накрыло от этой сигареты. Если за ней кто-то и бежал, то разглядеть их в толпе сейчас было невозможно. Все выглядело так, как и обычно выглядит в этом месте и в это время: куча людей, почтовый фургон, не смолкающие сирены, навязчивые запахи карри, бургеров, пиццы. Она медленно вышла из своего укрытия и увязалась за какой-то чернокожей женщиной. Старалась идти в такт с полетом ее объемных бедер, которые теперь тоже вряд ли кого-то радовали. Влево — шаг, вправо — шаг. Влево-вправо. Влево-вправо. Не торопиться, не выделяться. Франческа дошла до метро на 23-ей, но просто не рискнула снова спуститься на ту же ветку, где она… не договорила даже про себя. Произошедшее полчаса назад уже оказалось внутри огромного непрозрачного пузыря, где-то там, внутри. Пузырь мешал думать о том, что было. Но не мешал понимать, что поезда по синей ветке вряд ли запустят в ближайшее время. Так что она просто свернула в сторону Мэдисон сквер. Уже подходя к очередной станции, она неожиданно даже для себя свернула к пафосному и совершенно отвратительному бару. В нем она как-то отмечала свой день рождения. Очередной одинокий праздник. Видимо, это сработала память тела или еще какая-то подобная хрень. Потому что зайдя в относительно пустое по дневному времени помещение, она села ровно на то же место у бара и не глядя заказала себе тот же отвратительный коктейль с водкой и личи. Франческа Борк тянула сладко-водочную бурду и, чтобы не думать о своих трясущихся руках, замечала, что с тем же легким отвращением и жалостью смотрит на нее слишком женственный бармен. С тем же пренебрежением смеется за спиной какая-то компания. С той же неотвратимостью образуется вокруг ее стула зона отчуждения. Какой-нибудь оптимист сказал бы сейчас, что Франческа себя накручивает. Смешно. Еще пару лет назад она сама так думала, убеждала себя, что все ей кажется… Но тогда Фрэни чаще ловила себя на мыслях… позитивных. Хотя страстное желание нарваться на насильника мозгоправы вряд ли назвали бы позитивным мышлением. «Забавное» было время и в каком-то смысле переломное. Только, как и водится, никто не замечал слишком серьезных перемен. Большое видится на расстоянии. Фрэни сделала очередной глоток. Тогда, пару лет назад, феминистки и активистки с пеной у рта рассказывали о том, что мужчины не имели права до них дотрагиваться. Но они даже не догадывались, что через пару лет будут молиться перед сном хоть о ком-нибудь, у кого на них встанет. Не знали они и о том, какую свинью подбрасывают конкретно Франческе Борк. У нее-то уже тогда на личном фронте было, мягко говоря, без боев и военных действий. И она не понимала, почему тех страшных баб, некоторых мужчин, проституток и шлюх постоянно кто-то хотел и (что гораздо важнее) насиловал. Не понимала, почему до нее самой эти миссионеры с членами не доходили. Вовсе. Боялись, наверное. Переключились на тех, кто не втайне рад приставаниям, кто был доступнее, проще, понятнее. На тех, кто был на Франческу максимально не похож. По крайней мере, она себя именно так успокаивала. Хотя сама Франческа в те годы тоже не отказалась бы от небольшого харасмента. Почувствовать чью-нибудь руку на попе. Или услышать хотя бы один скабрезный комментарий про свою привлекательность. Что-нибудь… В результате Франческа все чаще ловила себя на этих совершенно неуместных, глупых желаниях. Могла, например, сидя в метро, уставиться в ширинку стоящего напротив мужчины. Смотрела, чуть ли не облизываясь, представляя, как медленно потянет собачку вниз, как из открывшейся «пещеры» вывалится на глазах набухающий член, как горячая, крупная рука ляжет ей на затылок, притягивая к паху. Даже запах — тяжелый, мускусный, немного противный — она тогда тоже представляла, как маленькие девочки — новые лаковые туфли. И то, как затянет в рот чью-нибудь крупную немытую с утра головку, как проведет по уздечке — выше, до самой дырки, как вздрогнет чужое тело, и эта дрожь почувствуется даже у нее на языке… Что мешало ей сделать такое на самом деле? То, что Франческа поднимала глаза и упиралась в противное омежье личико какого-нибудь совсем молоденького педика. Или в слегка кривящиеся в отвращении губы альф. Или в окончательно запустивших себя обычных мужчин. С первыми ей не светило. Последних не хотелось. Редкие исключения не хотели ее. Впрочем, в последние годы эти мысли прошли. Все чаще Франческе хотелось не втягивать в рот чужие члены, а взять какой-нибудь булыжник и хорошенько размозжить этот орган в кровавое месиво. Воображение, до того подкидывающее эротические картинки настолько яркие, что хоть сразу в кино показывай, теперь прочно перешло на жанр хоррора. Новые фантазии тоже были красочными. И, наверное, это уже точно была проблема, с которой нужно обращаться к какому-нибудь специалисту. А теперь это делать было поздно… Франческа попросила повторить заказ, и второй свой коктейль высосала через трубочку с таким же рвением, с каким раньше мечтала высасывать из мужчин сперму. Водка не брала, напряжение не отпускало, руки стали трястись даже еще больше. Единственное, что стало ясно, так это то, что пора домой. Кинув на стойку двадцатку, Франческа встала и пошла к выходу. — Эй, стой! На спине Фрэни моментально выступил холодный пот. Где-то на обочине сознания еще мелькнула мысль, что надо бы просто вернуться и спросить, что не так, что двадцатки, наверное, мало за два коктейля, но тело уже приняло решение за нее. Тело взяло разбег с места. Она с силой толкнула прозрачную дверь и побежала в сторону метро. За ней бежали. На этот раз — точно. Ей кричали что-то, но Франческа не разбирала, что. Она юркнула в метро, как малолетние рэперы, перепрыгнув через турникет и не обращая внимания на что-то крикнувшего охранника. На ее счастье, поезд уже стоял на платформе, когда она кубарем скатилась вниз. Дело было за малым, и Фрэни не стала тянуть резину. Запрыгнула в ближайший вагон, уже задевая закрывающиеся двери, и состав понес ее в Бруклин… В неясной, тревожной тьме Франческа Борк провела следующие полтора суток. Уже буквально доковыляв до своей квартиры, она вдруг поняла, что к ней вернулось критическое мышление. Правда, легче от этого не стало, потому что критическое мышление пообещало проблемы. Очевидно, что смерть той членодевки будет расследовать полиция. Очевидно, они возьмут видео с камеры наблюдения на станции. Да и на телефон, наверняка, кто-нибудь снимал. Есть ли на этих видео ее лицо? Вопрос, который не предполагал точного ответа. Достаточно ли ее лица, чтобы определить имя и адрес? В фильмах и детективных сериалах говорили, что да. Но на самом деле? Опасаясь, как бы вымысел сценаристов не оказался правдой, Франческа окопалась дома. Она с удивлением обнаружила, что, оказывается, по дороге от метро не забыла зайти в алкомаркет, и теперь на столе красовалась огромная бутылка виски. С ней она и провела весь вечер, ночь и часть следующего утра. Надо сказать, дом Франчески Борк был музеем одинокой женщины, постепенно стареющей и теряющей надежду. Она про себя именно так это обиталище называла. И даже порой, когда была особенно пьяна, обещала себе начать водить экскурсии для молоденьких омег. Идея для стартапа была отличная. Жилье производило впечатление прогрессирующего запустения. Изначально светлая, уютная квартирка с претензией на «гнездо молодой деловой девушки» медленно превращалось в обиталище синего чулка. Это было видно. Этим пахло в воздухе. Это кричало изо всех углов. Где-то еще можно было увидеть вспышки новой надежды. Вот вроде бы кровать явно новее остальной обстановки. Это Франческа подумала, что проблемы ее интимной жизни идут от того, что удобно трахаться ей негде. Большую кровать размера кинг-сайз украшал еще не очень застиранный комплект стильного темно-сине-серого белья и мягкого, даже на вид приятного пледа. Но под кроватью скопилась многомесячная пыль. Франческа знала, что там даже огромная мертвая бабочка валяется и несколько грязных трусов. Ей было лень все это убирать. На большом письменном столе грудой лежали все неудачные попытки сублимировать поганую жизнь. Так Франческа пыталась стать более интересной и привлекательной, цельной и зрелой. От этого ее не исполненного желания остались забытые пастельные мелки и альбом из плотной бумаги для рисунков. Какие-то ноты от известной и приятной слуху композиции. Дорогие, умные или модные книги, заложенные — как одна — на десятой или пятнадцатой странице. Или вот на кухне блестели немного пыльными боками модные кастрюльки и красивые стильные баночки с креативными надписями. Это Франческа пыталась создать уют для себя. В очередное просветление она решила, что раз у нее не будет ни мужчины, ни семьи, то надо начать вкусно и красиво готовить для себя. Окружить себя тем, что нравится. И пусть ебутся в жопу все, кому это так нравится. Ей и одной хорошо. Но ей не было. Хватило запала только на то, чтобы все это расставить и кое-что один раз опробовать. Теперь баночки и кастрюльки терялись за лесом пустых и початых бутылок со спиртным, грязных стаканов и коробок из-под пиццы… И так везде. Вроде бы со вкусом подобранные к цвету кафеля полотенца. Слишком грязные и давно не стираные. Ароматические свечи для романтической обстановки. С умершими и застывшими в воске мошками. Не самое дешевое ажурное нижнее белье, грязной кучей сваленное в корзину и ожидающее то ли стирки, то ли уже мусорки… Одним словом, саспенс и хардкор, который бы точно не оставил равнодушными юных и наивных мальчиков, мечтающих о большой и светлой любви. Комната ужасов. Интерактивный замок Дракулы с вагиной. Деньги должны были потечь рекой. Но если серьезно, Фрэни бы скорее удавилась, чем позволила кому-нибудь из этих ошибок эволюции увидеть свое — такое позорное — поражение… Когда бутылка закончилась, Франческа осознала, что за окном уже четверг. Часы показывали одиннадцать утра, а это значило, что на работу она опоздала. Надо было звонить… Но пьяной этого делать не стоило бы, а она была именно что пьяной. Чудесно пьяной. В той ювелирной кондиции, когда не много и не мало. Вообще, Франческа Борк умела поддерживать в себе эту стадию долго. Но только когда пила одна. Своему непосредственному начальнику — старому, обрюзгшему, но доброму мужику — она написала смс. Раз десять проверила, чтобы не было опечаток, которые так легко пропустить «под мухой». Но вроде бы все было нормально, и текст исправно сообщал, что у Франчески просто ужасное начало цикла, и ей так больно, так полощет, что она не вылезает из ванной. Расчёт был на то, что мужчина никогда не будет лезть в такие откровенно женские дела. Босс же не омега какая-нибудь. А то, что месячных у Франчески не было уже несколько месяцев — так и это он выяснять не станет. Зачем человеку старой формации такие нелицеприятные подробности о здоровье современных женщин? Фрэни даже хохотнула. Не весело, конечно. Но что еще было делать? Из женских радостей ей оставалось немногое. Несуществующая менструация и больничный по ее причине — это меньшее, что природа была ей должна. На душе все так же скребли кошки, но Фрэни чувствовала в себе еще меньше сил, чем накануне, с этим разбираться. Она бы снова выпила. Но, наверное, уже хватит… Или нет? Из-за этой дилеммы, в магазин Франческа вышла уже поздним вечером, хорошенько проспавшись и даже протрезвев. С собой взяла только ключи, телефон и кошелек. Но уже на полдороге к магазину вспомнила, что толком не ела со вчерашнего обеда и свернула в другую сторону к небольшой бургерной, в которой часто столовалась. Что заставило ее сменить маршрут? Позднее Фрэни так и не могла ответить на этот вопрос. Она села за свой обычный столик, сделала свой обычный заказ. Над барной стойкой, как обычно, без звука вещала плазма с городским каналом… Франческа не смотрела, она уставилась в окно. Меньше видишь — лучше спишь. За соседними столиками, как на зло, обосновались исключительно счастливые парочки, от которых тошнило, к которым хотелось подойти и сделать что-нибудь плохое. Франческа даже не знала, кто задевает ее больше: малолетние педики или старички, которые радостно уплетали картошку и делились друг с другом разноцветными молочными коктейлями. Успели, суки, вскочить в последний вагон. Если бы она чуть меньше думала о карьере. Если бы не считала, что рождена для чего-то особенного. Если бы была хоть немного умнее… Свой последний вагон Франческа Борк упустила полтора года назад. Вообще, по здравому размышлению, она должна была этому радоваться: точно лучше быть одной, чем вместе с человеком, который считает тебя неполноценной. Но выбирать в последние годы было особенно не из чего. А дело было так. Отчаявшись встретить мужчину из своих грез (того, с накаченной задницей, красивым лицом и правильными семейными ценностями), Франческа заметила, что старый приятель смотрит на нее совсем не по-дружески. Он, конечно, не был героем романа, совсем не был. Но Франческу это вдруг в нем и подкупило. Та простота и спокойствие, которые могли быть в подобных отношениях. Это же был ее друг. Он многое про нее знал. Не надо было изображать интересную женщину, не надо было играть в дикую страсть, не надо было проходить через изматывающий первый этап отношений, когда главное заарканить и не отпустить, как говорили ее немногочисленные подруги… Можно было просто быть собой, выдохнуть, смотреть вместе сериалы, вместе выбираться к морю, вместе… просто вместе. И секс на удивление оказался неплохим. У друга исправно стояло, и Франческа даже пару раз кончила за те месяцы, что они были парой. Настоящая победа. Но хорошо было недолго. Отношения, которые и так начались не со страсти, а с давней дружеской симпатии как-то стремительно холодели, хотя, казалось бы, должно было быть наоборот. Фрэни только стала привыкать, расслабляться, улыбаться… Только избавилась от своего мерзкого тремора на чужое счастье — и бам! Старый друг ей изменил. Просто уехал в отпуск с другой подругой, как будто перебирал их и оценивал. Как будто проводил кастинг на то, какая из оставшихся женщин будет больше его любить, больше холить и обхаживать, чаще говорить о чувствах и чаще кончать… Хотя почему «как будто»? А самой Фрэни он тогда сказал, что это не измена, что она просто не способна понять его поступок, потому что не умеет любить. Не умеет чувствовать. К сожалению, Фрэни чувствовала. Но то ли показать этого не сумела, то ли в борьбе за последних мужчин, которые еще готовы были спать с женщинами, все это было неважно. Просто бессмысленный антураж, маска из старых времен, изображающая взрослого человека, а не маленького ребенка, который искал себе вторую маму. С беззаветной любовью, со всепрощением, и с готовностью терпеть любое говно, любые капризы, любые обидные слова. Лишь бы не одной. Фрэни зло тряхнула головой, отгоняя невеселые воспоминания, и перевела взгляд на плазму. Какое-то время она молча смотрела на сменяющие друг друга новости: какой-то суд, внешняя политика, сюжет про Центральный парк без особого смысла. Она даже особо не удивилась, когда в конце выпуска ведущий явно вернулся к главной теме дня, и на плазме Франческа разглядела свое лицо. Не удивилась, но дышать на какое-то время перестала. Никакой ошибки. Это была она. На экране снова появился чернокожий чикулька-ведущий с выразительно нарощенными ресницами. Он что-то деловито и якобы серьезно вещал. А потом всю плазму заняло видео, явно снятое одной из тех камер, которые ульями висят под потолками общественных мест. Цветная, но не очень четкая картинка. Много спин. Красный кружок провожает одну из них слева-направо. Как раз по тому пути, который Франческа прошла накануне. Кружок и фигура в нем остановились, какое-то время фигурка дрыгалась внутри красного круга. В нем же дрыгалась и другая — шарообразная. А потом кружки размножились. Один, сопровождая членодевку, полетел под поезд. Второй — побежал к лестнице. Более крупный план показывал нижнюю часть лица Франчески, которую не скрывали волосы. Это был стоп-кадр. И все бы ничего, если бы этим и ограничились. Но на экране снова появился ее портрет. Целиком. Полностью. Без сомнений. Лицо с другой записи. С той, которую сделали в том отвратном баре, в который она по ошибке зашла. По ошибке не заплатила. Она там пила. Она сидела одна. Как сейчас. Как же уродливо. Быстро встав и накинув на голову капюшон, Франческа пошла в сторону выхода. Дышать все еще почти не получалось. Оставаться больше нельзя. Куда идти — непонятно. — Еду возьми, — еле слышно донеслось ей в спину. Фрэни даже разворачиваться не стала, просто на бегу скосилась в тот угол, из которого прилетела реплика. Официантка, которая не раз принимала у нее заказ, все так же наливала кофе посетителям за столиком слева от входа. Белая, пухлая, с уставшим, не очень довольным лицом. Она не смотрела на нее. Только качала головой. Узнала? Смотрела? Или просто не поняла, почему Франческа убегает, не заплатив за заказ, который уже ушел на кухню? Разбираться Франческа не стала, повторяя свой вчерашний трюк с побегом. Только на этот раз не получилось. Стоило открыть дверь, как колокольчик огласил все помещение: УХОДИТ! УХОДИТ! Она дернулась с места — но через пару секунд радостный колокольчик заверещал опять. Она побежала до угла — за спиной раздался настойчивое «Стой!». Она попыталась ускориться — но сутки пьянства (да что там, намного больше) и явно не покинувшее полностью похмелье не позволили. Уже метров через тридцать на ее плечо упала чья-то настырная рука. Франческа дернулась еще раз, но споткнулась и полетела на асфальт. — Дура! — крикнула официантка и даже не поленилась: нагнулась и несильно тыкнула Фрэни в плечо. — Дура, — выдохнула спокойнее. — Ты зачем так подставляешься? На! — она протянула смятую салфетку. Франческа только сейчас хорошенько посмотрела на женщину и на протянутую ею бумажку. Официантка была ее ровесницей, может, чуть помладше. А бумажка была исписана синей ручкой. — Что это? — Это адрес. Хватай и иди туда. Только не беги. И Христа ради, не веди себя, как сбежавший зэк. Деньги есть? — В смысле? — В смысле за заказ. Как я, по-твоему, должна все это объяснять начальству? — она резко оглянулась. От закусочной уже вышел какой-то мужик и быстрым шагом направился к ним. — Бля, ладно, сама заплачу, скажу, что ты отдала. Будешь должна. Шуруй! Ничего не понимающая Франческа все-таки схватила бумажку и встала. А официантка быстро сунула руку в карман и достала оттуда пару купюр. — Все в норме! Отдала! — развернулась она к мужику. — Держи ее, сейчас полицию вызову! Но ждать Фрэни не стала. Шаг назад, другой, и она, вопреки совету официантки, побежала снова. Конечно, Франческа не пошла по тому адресу, который ей написала стремная официантка из закусочной. Честно говоря, она даже прочитала ту салфетку далеко не сразу. Сначала она засунула ее глубоко в карман джинсов — да и то, по инерции, не потому, что восприняла послание всерьез. Из закусочной она снова побежала домой. Закрылась там на все замки, но просидела недолго. Во-первых, есть все-таки хотелось. Во-вторых, Франческа достаточно протрезвела для того, чтобы понять: к ней домой полицейские придут очень скоро. И что делать? Куда ей было бежать? Значит, надо бросать работу, квартиру, каких-никаких друзей и, как в плохих фильмах, искать человека, который достанет ей поддельные документы? До полуночи Фрэни просидела в углу своей квартиры, просто не находя в себе сил встать и начать что-то делать. Что-то менять в жизни, которая так давно застыла, закостенела пусть и в не очень приятной форме. Но потом все-таки собрала в сумку минимум из сменного белья, старых документов и небольшой нычки наличными, лежащей для оплаты счетов. Рассудив, что главное сейчас залечь на дно, Франческа Борк решила уехать из Нью-Йорка. Она чудом успела на последний поезд метро, который шел в сторону Манхэттена и вокзала порт Оторити. Ей показалось, что несмотря на глубоко надвинутый капюшон, женщина в почти пустом вагоне ее все-таки узнала. Но когда Франческа уже готова была снова дать деру, случайная попутчица просто отвернулась. На самом вокзале тоже было не очень людно. Ночевали те, кто выезжал рано утром и не имел лишних денег на «Убер», чтобы приехать ко времени. Лежали по углам бездомные, которые каждую ночь изображали из себя путешественников в надежде, что их не тронет полиция. Сама полиция тоже была, но на Франческу вроде бы никто особого внимания не обращал. Она прошла к кассе и зависла около табло с направлениями. Ближайший автобус уходил в пять утра, но он шел до какого-то городка в Джерси. Франческа же рассудила, что ей нужно уехать подальше. Может, вообще перейти границу и осесть в Канаде? Они вроде бы не выдают преступников. Или это только в сериале «Закон и порядок» так говорили? В результате она действительно выбрала Ниагара Фолс — небольшой городок, разбитый одноименной рекой на две части. С одной стороны — Штаты, с другой — Канада. Перейти подвесной мост — и все… Автобус уходил в половине седьмого утра — через пять часов. Франческа выгребла всю свою наличку и поняла, что ей повезло: хватало и на билет и на какой-нибудь сэндвич из круглосуточного магазина. А карточкой она воспользуется уже в Ниагаре. После покупки билета она действительно пошла в магазин, но снова чуть не убежала, увидев свою фотографию на стеклянной двери. Но бежать было больше некуда. Пришлось довольствоваться автоматом с батончиками и таким же противным «автоматовым» кофе. Франческа все никак не могла расслабиться. Ела свой запоздалый обедо-ужин в зоне ожидания, где полулежа дремали пассажиры, и все ждала, что вот сейчас кто-нибудь из этих людей проснется и укажет на нее пальцем, закричит, толкнет… Из темного угла на нее как будто смотрели коричнево-кофейные глаза. Но каждый раз, когда она оборачивалась, за спиной никого не было. Никого с такими глазами и огромным пузом, по крайней мере. И, тем не менее, доев и допив, Франческа сама не заметила, как начала дремать. Успокоила себя тем, что место было не худшее. В конце концов, хочешь спрятаться — делай это на виду. Но она снова ошиблась. Около трех часов ночи чья-то рука легла ей на плечо и легко потрясла. Франческа Борк вскинулась, как от выстрела и пожалела о том, что все-таки не пошла из города пешком, не поехала автостопом… К ней наклонялась женщина-полицейский и так крепко держала ее плечо, что сомнений не было: не отпустит. — Вы ошиблись, — попыталась прошептать Франческа, но тетка вдруг зажала ей рот второй ладонью. — Сейчас ты встанешь, дойдешь до туалета, закроешься во второй кабинке. Поняла? Кивни. Франческа не понимала. Она и не кивала, только смотрела во все глаза на эту женщину с суровым, каким-то прямоугольным лицом. — Или идешь, или я тебя арестовываю. Теперь понимаешь? Кивни. «Или-или?» — удивилась Фрэни. То есть у нее все-таки два варианта? Не один?.. И она кивнула. Тяжелые руки исчезли и с плеча, и со рта. Тетка, как ни в чем не бывало, выпрямилась и пошла дальше по залу ожидания. Как будто просто проверяла, все ли нормально у граждан. Слишком много женщин за один день. Франческа Борк давно считала себя человеком слабым. Не ведомым, нет. Но потенциала главной героини, которая борется со злом, бежит на край света и расправляется с многочисленными врагами, не сдаваясь под ударами судьбы, она в себе давно не чувствовала. Наверное, поэтому она все-таки сделала так, как ей сказали. Встала и пошла в туалет. Закрылась во второй кабинке. И стала ждать. А через семь минут двадцать две секунды кто-то зашел в первую. — Ты здесь? — послышался уже знакомый голос. — Да, — после небольшой паузы кивнула Фрэни. — Ну и дел ты натворила, девочка, — устало выдохнула невидимая тетка. — И хрен ли ты все время бегаешь и привлекаешь к себе внимание? Ладно хоть сейчас не удрала… Короче. Бери записку, — под стенкой кабинки моментально появилась рука с белым листиком. — Тут адрес. Идти далеко, но выходи прям сейчас. Иди пешком. Дойдешь до нужного места — постучи три раза, потом четыре, потом два. Тебя там ждут уже. — Кто? — хмыкнула Франческа. — Полицейский участок? — Нет, ты правда дура, — фыркнула невидимая полицейская, и дверь другой кабинки хлопнула. Послышался шум воды, сушилки для рук, снова шаги, снова дверь… Франческа развернула записку. Внутри размашистым почерком, кроме адреса, было выведено то ли название, то ли плохая шутка. «Женское подполье». Фрэни, наверное, несколько минут пялилась в этот несчастный лист, а потом достала из заднего кармана джинсов уже порядком помятую салфетку. На ней был написан тот же адрес.