Багровый пик

При входе в санаторий Тиллю мгновенно становится жарко, и он стягивает шапку уже на подходе к рецепшену. Камины, оформленные в стиле печек-голландок - изразцы с майоликой и блестящий кафель - греют немилосердно, и Тилль чувствует, что от такого перепада температур скоро закружится голова. Но Кристиан к этому давно привык и с наслаждением закутался в пуховик, выпутываясь из лыжных ботинок. Высокий и неуклюжий, он кажется инопланетянином на фоне благородного интрьера с причудливо изогнутыми перилами уходящих наверх лестниц. Консьержка выдаёт Тиллю ключи, и в течение короткого разговора писатель успевает рассмотреть её преподробно, как будто она может стать героиней ещё не задуманного рассказа. Девушка молода и хороша - пышногрудая блондинка, каких тысячи. Рассеянно расстегнувшаяся пуговка, строгий узел волос, очки, не сочетающиеся с лицом куколки - типичная учительница из порнофильма. Такой типаж нравится Тиллю, хотя он скорее бы обратил внимание на красивого мужчину, а не на девушку. - Я буду ждать в столовой, - вспотевший Кристиан с трудом подхватывает все свои палки, которые по сравнению с его хрупкой фигурой кажутся большими и тяжёлыми. - Скоро увидимся, - Тилль ступает на другую лестницу, поигрывая маленьким ключом, на котором висит тяжёлый брелок. Кристиан кивает со своей стороны, наконец-то сбрасывая капюшон. И Тилль видит, что волосы Кристиана, которые он помнил совсем короткими, теперь оказались завязанными в хвост и мягко вились по скользкой болоньевой ткани. Видно, что за всё время жизни в санатории он ни разу не посещал парикмахера. Да и маловероятно, что здесь мог быть парикмахер. Потому что все отдыхающие, которых Тилль видел, пока шёл к номеру, все, как один, выглядели заросшими и одичавшими. И никаким образом не вязались с окружающей обстановкой - внутри санатория было не хуже, чем в каком-нибудь отеле высшего класса. Тилль любил гостиницы, потому что мало был в них, большей частью не выезжая из Берлина. Ему нравился запах всегда чистого и белого белья, размещение мебели в маленьких комнатах. А нехитрая еда, входившая в стоимость путёвки, и вовсе казалась ему амброзией. Вот и здесь всё оказалось так же, как он любил. Тилль неспешно разложил вещи - их было немного, и писатель имел право не торопиться. В номере было всё, в чем он нуждался - широкий подоконник, на котором можно сидеть, глядя на небо, стол, куда можно поставить ноутбук и написать что-нибудь, если, конечно, вдохновение появится. Тилль не был уверен, что оно придёт сразу же по приезде на курорт, но нечто лёгкое и будоражащее уже крутилось в мыслях. Оставалось только придать этому ощущению словесную форму, но какую именно - Тилль не знал. Разобравшись с багажом, он раздвинул плотные длинные шторы и, склонив голову, уставил взгляд на полукруг гор, окаймлявших равнину. Издалека цепь скал казалась не до конца расправленным листом смятой бумаги. В провалах сгустились тени, а оказавшиеся на свету стороны слепили глаз своим блеском. Кое-где крепились к камню редкие ёлки, как будто великан-художник брызнул зелёной краски, когда создавал эти горы. Тилль плохо разбирался в живописи, и запечатлённые на бумаге пейзажи никогда не находили отклика в его сердце. Но этот вид, с его богатством оттенков белого на белом, хотелось зарисовать, потому что невозможно было удержать в памяти каждую чёрточку этих изломов и изгибов. Тяжёлый диск по-зимнему темно-красного солнца (странно, в Берлине оно совсем жёлтое) коснулся самой высокой вершины, окрашивая её в густой багровый цвет. И вслед за этим пиком вся цепь заливается алым и густо-розовым, как и небо, бывшее до этой минуты неясного серовато-белого цвета. Здесь не было нюансов и нежных переходов, как на равнине. Граница дня и вечера проходила по небу яркой красной линией, и Тиллю показалось, что он ещё никогда не видел таких ярких и вместе с тем скудных пейзажей. Здешняя природа впечатляла не изысканностью, а простотой грубых и вместе с тем тщательно выверенных форм. Тонкая вершина самого высокого пика густо алела, как будто окровавленный нож, взрезающий бледное, как в чахоточном румянце небо. Сравнение горы с ножом пришло Тиллю внезапно, и он ещё внимательнее стал смотреть на пик, как будто это могло натолкнуть его на первые строчки чего угодно - хоть коротенького стихотворения. Но мыслей по-прежнему не было, и Тилль, вздохнув, вспомнил, что Кристиан обещался его ждать. Пытаясь вспомнить, какой дорогой он шёл сюда, Тилль спустился, кивая встречающимся мужчинам (странно, за всё пребывание здесь он не встретил ни одной женщины), и прошёл в столовую, откуда уже пряно тянуло жареным беконом. Кристиан, в компании какого-то мужчины, ждал Тилля в самом углу зала и приветливо замахал ему, призывая. Сосед Кристиана явно был не рад появлению ещё одного человека за столиком, и лишь хмуро кивнул, тут же отводя взгляд, что Тилля порядком задело. Сама его внешность говорила о снобизме обладателя курносого носа и капризно изогнутых губ на заросшем чёрной щетиной скуластом лице. - Кристиан мне уже вас представил, - хмуро буркнул он, закрывая лицо чашкой кофе. - Рихард, - он неохотно выплюнул своё имя, бросая на Тилля острый колючий взгляд из-под слишком тонких для мужчины бровей. Писатель никогда не любил курносых и голубоглазых, и даже если человек оказывался хорошим, Тилль не мог избавиться от отвращения к этому типу. Рихард был довольно хорош собой, но скучающее, нелюдимое выражение портило его черты, отталкивая окружающих. Вдобавок зрачки в глубоко посаженных глазах были особенно яркими и чёрными. У Кристиана тоже были голубые глаза, но вкупе с высоким умным лбом и доброй улыбкой, они не раздражали взгляд. И пусть внешность пианиста была очень далека от идеальной, по сравнению с Рихардом он казался куда приятнее. - Тилль, - писатель тоже решился обойтись без фамилии, но и руку давать не стал - Рихард этого просто не заслуживает. Брюнет кивнул, отодвигаясь в самый угол. Видно было, что он с удовольствием покинул бы столовую, но что-то держало его именно за этим столом. Кристиан чувствовал себя виноватым, наблюдая, как между Рихардом и Тиллем разгорается самая настоящая ненависть, пока выражавшаяся едва заметной переменой эмоций и незначительных жестах. Пианист глубоко ценил их обоих и не хотел, чтобы едва начавшееся знакомство перешло в ссору. Но как пресечь этот конфликт на корню, он не знал, и поэтому незаметно сдавил бедро Рихарда под столом, осторожно поглаживая. - Потрясающий вид отсюда! - чувствуя, что молчание становится устрашающим, с нарочитой развязностью заговорил Тилль, укладывая руки на стол, чтобы быть ближе к Кристиану. Тот улыбнулся сквозь бороду, не переставая гладить напряженное бедро, и Тилль не мог не заметить, как двигалась рука Кристиана под столом. Что-то вытянуло из памяти воспоминание о совсем не мужском аромате дезодоранта, и теперь Тиллю не нужно было доказательств для ревности. Нет, писатель и не думал ревновать, у него даже не было никаких подобных мыслей, но тяжёлое грызущее чувство само овладело его мыслями, заставляя вглядываться во всё пристальнее, чем нужно. Но Кристиан, увлеченный расслабившимся бедром Рихарда, не замечал этого пристального взгляда и спросил с непонятной живостью: - Тогда, вы наверное видели и наш знаменитый Багровый пик? Тилль всерьёз задумался, хотя только пытался показать заинтересованность. На ум пришло алое острие скалы, впивавшейся в небо, но писатель не был уверен, что это тот самый пик, про который писали в каждом отзыве об этом курорте. - Мне показалось, что это самая высокая вершина здесь, - осторожно начал он, боясь, что они с Кристианом говорят о разных вещах. - Она просматривается почти из любой точки равнины, - глаза Кристиана заблестели, давая понять, что Багровый пик его любимая тема для разговора. - Так-то горы тут низенькие, по ним лучше на лыжах кататься или на сноуборде, но скалолазание - это к Багровому пику или Ножу, как я ещё его называю. - Нож? - Тилль хохотнул, но его рябоватые щёки чуть заметно порозовели тем застенчивым румянцем, какой появляется на лицах смущенных или тронутых. - Да... Тот самый сборник стихов, - кивает Кристиан, заливаясь таким же румянцем, мягко розовеющим через редкие каштановые волосы на скулах. - С которого и началось наше знакомство, - подхватывает Тилль, бесстыдно пялясь в голубые глаза. Они почти любуются друг другом, как вдруг Рихард с грохотом задвигает стул и порывисто встаёт из-за стола, ударившись об угол бедром. И Тилль улыбается несколько злорадно, увидев эту попытку уйти красиво. Кристиан усмехнулся тоже, но в этом невинном смехе не было и капли злого подтекста. - Он странный, - говорит Кристиан, и Тилль уже не воспринимает Рихарда как соперника.