Тварь

Он решается выйти лишь к вечеру, убедившись, что вновь ушедший Намджун не собирается возвращаться. Муж даже не прислал никого проведать беременного омегу — видимо, посчитал, что его слова будут достаточно убедительны для того, кто направлял в себя нож. Не бойся Мин боли так сильно, он бы уже лежал на красном от крови, пропитавшей доски, полу. Но гнев прошел, и за много часов в заточении он успел подумать, что есть куда менее болезненные способы все решить. Правда, применить их омега был пока не готов. Мин проходит в гостиную, взгляд цепляет отражение в большом зеркале, вставленном в резную деревянную оправу. Оттуда на Юнги смотрит бледный, худенький человек испуганными и красными глазами, будто только что вышел на свет после жизни в пещере. Неудивительно, что местные иногда обходят его стороной — Мин бы и сам себя обошел в нынешнем виде. Юноша идет дальше, ухмылка режет белые, потрескавшиеся губы. Сегодня его не тошнит, хотя, может, виноваты пропущенные приемы пищи, от которых желудок болезненно ноет, напоминая о себе. Рука рефлекторно ложится пониже груди, когда омега тянется к хлебнице, уже предвкушая вкусную еду. В такой позе его застает вернувшийся муж, которого выдает громкий хлопок дубовой двери. Слыша мягкий стук приближающихся шагов Юнги замирает, переставая жевать почти доеденную выпечку, и чувствует, как к горлу резко подкатывает комок. Он борется с этим пару секунд, успокаивающе гладит живот, умоляя, чтобы только не снова; но, повернувшись, Мин видит чужое лицо и едва успевает открыть окно, тут же свешиваясь наружу. Рвота идет сплошным горьким потоком, не оставляя и шанса дышать; но желудок сводит не только от спазмов — омегу колотит от страха, и он до боли вцепляется в подоконник, выхаркивая зеленоватую желчь. Организм, наконец, успокаивается, давая возможность успокоить дыхание и сфокусировать взгляд, но Юнги все так же стоит, ощущая чужое присутствие за спиной. Он готов не двигаться до ночи, да хоть до утра, лишь бы альфа ушел; но тот не спешит удаляться, все так же нависая давящей тенью. — Сейчас упадешь, — слышится голос и два шага, прежде чем Ким касается миновых плеч. — Тебе надо умыться. Муж ведет его к умывальнику, но кажется — к виселице, и всю дорогу до задней части дома Юнги трясет. Вдруг что-то случится, и Намджун решит утопить его прямо в ведре, или приложит зубами о стену, или же, как обещал, сломает обе руки, сделав омегу совсем беспомощным?.. Мин отбивает приближающуюся к лицу ладонь с криком и вырывается из чужой хватки, просит отчаянно отпустить и уйти, не трогать его больше, не делать так больно — ему до головокружения страшно не выбраться, снова получить удары и шрамы, снова застрять в кошмаре на целый день, не зная, сколько прошло времени, и идет ли оно все еще. Он устает выговаривать слова — и просто воет надрывно, до срыва связок, со всей силы отбивается и почти убегает… …носок больно бьется о корыто, и в следующий миг Юнги падает прямо в грязь, продолжая рыдать. Ему все равно, пусть щека вымазана в земле, а на руках появятся новые шрамы — Мин поднимается на локтях, и его тут же подхватывают, поднимая над землей и ставя обратно к льющей воде. Больше нет попыток отбиться — только текущие по щекам слезы, когда Юнги, как ребенка, трут полотенцем. Он невидяще смотрит в чужую рубашку, позволяя стереть последние следы; позволяет себя поднять и куда-то нести, только не держится, свесив безвольно руки с широких кимовых плеч. Истерика выбила последние силы из оголодавшего тела, так что все, что чувствует Мин — покачивание и напряженное дыхание прямо над ухом, от щекотки хочется засмеяться. Когда бок касается одеяла, омега пытается вспомнить, была ли кровать в его комнате такой мягкой, но альфа ложится рядом и умещается неожиданно легко. Потерев глаза, Юнги осматривает стены и вспоминает, что такая тумба стояла в супружеской спальне. Наверное, так и правда удобнее — не придется Намджуну сидеть на самом краю, чтобы постоянно за Мином следить, да и перина здесь много пышнее и больше. Младший ворочается, ложась поудобнее, и неожиданно утыкается носом в горячую грудь. Со спины крепко обнимают кимовы руки, даря тепло и совсем неожиданный вдруг покой, от которого хочется спать. Юнги ему не противится и не стирает почему-то все еще льющих слез, закрывая глаза. -- - Неужели ты так сильно его не хочешь, - шепчет Намджун, отстраненно поглаживая чужие спутанные волосы.